Черная книга - Эренбург Илья Григорьевич. Страница 76

Дебора Резник вышла из травы. Она была почти безумна.

Она бродила по дорогам и случайно осталась жива. Может быть, потому что она не была похожа на еврейку.

Остался жив еще старик Фингерут.

В Кисловодске немцы сохранили живыми несколько сапожников и портных. Перед отступлением они вызвали их семьи и расстреляли всех.

Кое-кто был спасен. Сотрудница ленинградского института Шевелева спасла троих еврейских детей, выдав их за своих племянников. Коллектив мединститута помог ей спрятать детей.

Врач Глузман с двумя дочерьми — 15 и 8 лет — были спасены. Одна русская женщина, Жовтая, спрятала у себя молодую женщину-еврейку с грудным ребенком.

Несколько евреев спасались в пещерах.

Стояла чудесная погода. Появились слухи, что немцы хотят создать в Кисловодске курорт только для немцев. Русское население будет выселено.

Русских погибло уже в Кисловодске очень много.

6 ноября в Германию был отправлен эшелон с молодежью.

Нужда в городе росла, было тревожно. С величайшей осторожностью говорили о расстрелах, но и без того каждый мог ночью слышать залпы.

В декабре появились глухие слухи о Сталинграде. В Кисловодск поступали партии раненых. Советские аэропланы бомбили Пятигорск. Оккупанты притихли и посерели.

Бургомистр Кочкарев был отставлен за большую растрату. Его место занял некто Топчиков. На Рождество вырубили много елок, но веселых елок немцы не организовывали. Началась эвакуация.

4—5 января опять по квартирам искали евреев и коммунистов Появилось объявление, что распускаемые слухи об эвакуации Кисловодска ложны; за них будут расстреливать.

В первых числах января начались взрывы. Взрывали железнодорожное полотно, товарную станцию. Повторялись обыски. Немцы убежали внезапно 10 января. Это спасло много жизней. Немцы оставили на станции бочки с квашеной капустой, вино, мешки с солью. Вино оказалось отравленным. Соль тоже была отравлена, но хозяйственники сразу заметили, что посоленный немецкой солью суп покрывается зеленым налетом, и отравлений было не так много.

10 января в Кисловодске немцев уже не было. Вошли советские войска. Началось откапывание трупов убитых, замученных.

В противотанковом рву нашли 6300 зверски расстрелянных советских граждан. В Пятигорске на Машук-Горе найдено 300 трупов русских. В Кисловодске, у Кольца-Горы нашли еще тысячу трупов.

То, что было сделано немцами в Пятигорске, Ессентуках, сделано ими было спокойно и методически.

ЕССЕНТУКИ.

Подготовил к печати Илья Эренбург.

Немцы заняли Ессентуки 11 августа 1942 года. 15 августа был назначен Еврейский комитет, который произвел регистрацию евреев. Было зарегистрировано 307 трудоспособных, а с детьми и стариками около 2000.

На рассвете евреи должны были являться в Комитет. Их посылали на тяжелые работы. Немцы издевались над ними, избивали. Особенное усердие проявлял ”ответственный по еврейским делам” лейтенант Пфейфер. Этот толстый, краснолицый немец приходил в комитет с хлыстом и руководил побоями.

7 сентября по приказу коменданта фон-Бека евреям было предложено переселиться в ”малонаселенные места”. Все евреи должны были явиться в школу за полотном железной дороги, взяв с собой вещи (не более 30 килограммов), тарелку, ложку и продуктов на три дня. На сборы было предоставлено два дня.

Узнав о ”выселении” и понимая, что за этим скрывается, покончил с собой доцент Ленинградского университета Герцберг. Профессор Ленинградского пединститута Ефруси и доцент Мичник приняли яд, но были спасены немецкими врачами, считавшими, что евреев нужно убить по установленному регламенту.

В ту же школу было приказано отвезти всех больных, находившихся в больнице.

9 сентября с утра в школу стали собираться евреи. Многих провожали русские, прощались, плакали. Здание оцепили. Ночь обреченные провели в школе. Дети плакали. Часовые пели песни.

10 сентября в 6 часов утра евреев посадили на машины без вещей. Машины направились по направлению к Минеральным Водам.

В километре от стекольного завода находился большой противотанковый ров. Машины останавливались возле рва. Евреев раздевали и сажали в газовые автомобили, где они умирали от удушья. Пытавшихся убежать — расстреливали. Детям мазали губы ядовитой жидкостью. Трупы сваливали в ров слоями. Когда ров заполнялся, его посыпали землей и утрамбовывали машинами.

Среди убитых, кроме уже названных, много научных работников и врачей: доцент Тиннер, доктора: Лившиц, Животинская, Гольдшмидт, Козниевич, Лысая, Балабан, юрист Шац, магистр фармации Сокольский.

В Ессентуках работал доктор Айзенберг. В начале войны он был назначен начальником полевого госпиталя.

После освобождения Ессентуков Красной Армией доктор Айзенберг прибыл в родной город. Он узнал, что немецкие людоеды убили его жену и десятилетнего сына Сашу. Вместе с представителями Красной Армии и с рабочими стекольного завода доктор Айзенберг установил у рва мемориальную доску.

На этом месте зарыты евреи не только Ессентуков, но также Пятигорска, Кисловодска, Железноводска. Здесь же зарыты трупы 17 железнодорожников и многих русских женщин и детей.

РАССКАЗ РЫБОЛОВА ИЗ КЕРЧИ ИОСИФА ВАЙНГЕРТНЕРА.

Подготовил к печати Лев Квитко.

Когда началась эвакуация из Керчи женщин с детьми, моя жена не хотела ехать. Наши рыболовы, наш консервный завод выполняли заказы фронта, и я не мог оставить работу. Оставлять в городе меня одного жена не соглашалась.

— Если случится, — говорила она, — что тебе придется уходить, уйдем вместе.

По городу был расклеен приказ: все евреи — от грудных детей до стариков — обязаны явиться на регистрацию. Работоспособных отошлют на работы, а дети и старики будут обеспечены хлебом. У кого не будет штампа регистрации, тот подлежит расстрелу.

Я пошел и зарегистрировался вместе с семьей.

На сердце, однако, было тяжело. Не нравилось, что на улицах встречается мало керченских жителей, а евреев вовсе почти не видать.

— Знаешь, — сказала мне жена, — давай поговорим с Василием Карповичем относительно ребенка.

Зашли к Василию Карповичу, жившему у нас во дворе. Он и Елена Ивановна, пожилые люди, не раз просили заходить к ним:

— В тревожное время лучше, когда люди держатся вместе, — говорили они.

Но мы из дома уходить не хотели и только нашего младшего, Бенчика, отвели к ним. Старший сын наш, Яша, все равно дома не сидел. Школы были закрыты, и он по целым дням где-то бегал со своими товарищами.

Однажды утром вошли ко мне в дом двое полицейских и немец. Немец вычитал из бумаги мое имя, имя жены и моих детей.

— Соберите, — говорит он, — наиболее нужные вещи, так как вы отправляетесь на работу в совхоз, а квартира ваша будет занята другими. Возьмите с собой ваших сыновей — Якова 14 лет и Бенциона 4 лет. Где они?

— Это ошибка, — отвечаю я. — У нас нет детей.

Но тут же мелькает у меня мысль: а что я буду делать, если сейчас они войдут?

Немец что-то записал и приказал следовать за ним. Двор точно вымер. Но я чувствую, что из-за окон квартир за нами тайком следят перепуганные соседи.

Привели нас в тюрьму. Она была переполнена. Встретили там всех наших друзей и знакомых. И так как никто не знает, для чего и надолго ли нас взяли, в голову приходят самые страшные мысли. От тесноты и мрачных предчувствий все возбуждены, громко говорят, дети плачут — с ума можно сойти.

К вечеру пришел начальник тюрьмы.

— Незачем волноваться, граждане! — сказал он сладким голоском. — Выспитесь, отдохните, а завтра мы отвезем вас в ваши совхозы на работу. Будете получать по два кило хлеба в день.

Народ успокоился. Знакомые начали сговариваться о том, чтобы вместе попасть на грузовики и работать в одном совхозе.

На следующее утро к тюрьме подъехало пять грузовиков. Они наполнились людьми и уехали. Я, жена и наши друзья никак не могли пробиться к машинам — до того была велика толкотня. Люди хотели как можно скорей выбраться из тюрьмы и очутиться на свободе, в совхозе. Наиболее сильные пробились вперед, а мы все оставались, хотя грузовик курсировал весь день.