Азбука для двоих (СИ) - "Ie-rey". Страница 1

========== - 1 - ==========

Научи меня говорить на твоём языке.

Любовь ещё желаннее, когда она недостижима.

- 1 -

У Чонина сердце оборвалось, едва он изучил расписание на грядущий триместр. Рассчитывал на одну пытку, но судьба решила, что он достаточно сильный, потому щедро подсунула две.

— Уроки вождения отдали Апельсину, — не преминул наступить на больную мозоль Чонина Кёнсу, запихивавший в рюкзак бесконечный тёплый шарф, любовно связанный бабушкой. — Теперь пролётным оно точно не будет.

Чонин тяжко вздохнул, отвернулся от расписания, чтобы не бередить рану, и подхватил “хвост” шарфа для оказания посильной помощи Кёнсу.

— Не огорчайся ты так, — попытался подбодрить его Кёнсу, кивнув с благодарностью и утрамбовав наконец шарф в рюкзак. — Ну, подумаешь… Это же не уроки вокала. С вождением у тебя всё хорошо. Цепляться будет, конечно, но ты переживи как-нибудь. Это же не навсегда. Может, в следующем триместре эти уроки отдадут кому-то другому. Всего три месяца потерпеть.

Чонин отмахнулся, закинул на плечо сумку со сменной одеждой и побрёл в зал на первые часы по профилю. Объяснять Кёнсу, что дело отнюдь не в строгости преподавателя, желания не было.

Чонин предпочёл бы явиться к первому триместру и узнать, что Апельсин больше вообще ничего вести у них не будет. Ещё лучше, чтобы Апельсин исчез из колледжа с концами, исчез из жизни Чонина и оказался где-нибудь вне поля зрения. Но это фантастика. Апельсин только в конце прошлого учебного года начал тут работать. И принесло же его…

У Чонина всегда были проблемы с вокалом, но он привык, что прочие наставники, промучившись с ним пару занятий, ставили на нём крест и больше не трогали. Апельсин же отставать никак не желал и вцепился в Чонина, как клещ. Вечно выдавал что-нибудь неприятное своим звенящим и сильным голосом.

Чонин терпел его придирки до конца года и молчал, но сейчас не ощущал себя готовым к целому триместру холодной войны с Апельсином. После занятий вокалом прочие студенты смотрели на Чонина либо с выбешивающей жалостью, либо с откровенным презрением и чувством превосходства, потому что ровно на каждом занятии Чонин исправно получал лошадиную дозу недовольства и непомерных требований Апельсина, которые не мог выполнить, ну и самые низкие оценки.

Из-за Апельсина его общий показатель успеваемости упал на три пункта. Из-за одного чёртова и гадского Апельсина — по всем прочим предметам у Чонина всегда были высшие отметки. Что-то просто давалось легко и без усилий, а в других случаях он долго занимался и тщательно готовился. Его расстраивало, что из-за низкой оценки по вокалу всё это выглядело не так впечатляюще, как могло бы.

Только всё получалось намного хуже, чем снижение общего показателя. И пыткой занятия вокалом становились не столько из-за претензий и строгости Апельсина, сколько из-за самого Апельсина.

Чонин быстро переоделся и закрыл шкафчик. Стоял и уныло смотрел на номер на дверце, отчаянно пытаясь выкинуть Апельсина из головы. Но ничего не выходило. И Чонин даже думать не хотел, сколько ещё ему удастся скрывать от Кёнсу и Чанёля истинное положение вещей.

Они дружили уже давно, ещё со средней школы — все трое. Чонин и Кёнсу с самого начала были ближе друг к другу, да и жили рядом, потому закономерно ночевали то у Чонина, то у Кёнсу. Их родители тоже ладили и частенько оставляли на выходные их вместе без опаски, чтобы они присматривали друг за другом. Их обоих считали ответственными и надёжными — не без оснований. В общем-то, всё бы ничего, пока позапрошлым летом к ним не присоединился Чанёль с ящиком пива.

Чонин был единственным, кто не пил тогда, а вот Кёнсу поддался на уговоры Чанёля и пиво попробовал. Ну и когда после второго или третьего захода Кёнсу ляпнул, что Чонин ему очень нравится, Чонин невольно сам потянулся к бутылке и плеснул Кёнсу ещё.

Той ночью они не просто спали в одной кровати, как не раз случалось до этого. Той ночью они зашли намного дальше. Чонин до этого не особо задумывался, что именно испытывает по отношению к Кёнсу, просто отстранённо замечал, как часто прикасался к Кёнсу. Стоило им на время остаться рядом, и он машинально накрывал ладонь Кёнсу своей, чтобы слегка поглаживать пальцами тёплую кожу — это успокаивало, наверное. Или нет. Но когда Чонин услышал от Кёнсу прямое выражение симпатии…

Утром, после той ночи, Чонину пришлось помогать Кёнсу встать с кровати и вести его в ванную. Они оба молчали, и Чонин всерьёз опасался, что их дружбе пришёл конец. Хотя даже сейчас он упрекал себя за несдержанность, пусть Кёнсу и говорил, что это было к лучшему.

— Вышло намного круче, чем я рассчитывал, — так сказал ему Кёнсу тем утром, страдая от похмелья и непривычных ощущений после секса. На следующие выходные они спали в одной постели опять, и Кёнсу снова позволил Чонину взять его. А после это стало случаться чаще, только Чонин никогда не мог понять, чего Кёнсу ждал от него. Всякий раз после секса Кёнсу долго смотрел на него с явным ожиданием в глазах, но ничего не говорил, а Чонин терялся под его пристальным взглядом, чтобы затем в итоге уснуть или притвориться спящим. Он не понимал и опасался, что это непонимание может всё испортить.

Ну а теперь Кёнсу уже полгода был с Чанёлем. Чанёль как-то заловил их в самый ответственный момент в танцзале, а может, подглядывал за ними с самого начала — Чонин никогда не пытался прояснить этот вопрос. Спустя месяц Кёнсу просто сказал, что вместе с Чонином он больше спать не будет, потому что Чанёль предложил ему встречаться.

Прозвучало это для Чонина дико. “Встречаться”. Он сам после их первой ночи старался приободрить Кёнсу тем, что ничего страшного не случилось — “это просто секс”. И ему в голову не приходило, что они с Кёнсу, оказывается, встречались. Кёнсу ведь не девчонка, чтобы с ним встречаться.

Ещё более странным казалось, что Чанёль предложил это Кёнсу после того, как видел их обоих, видел, что они делали…

Чонин выкинул всё это из головы и продолжил жить в обычном режиме. Кёнсу по-прежнему оставался его другом, как и Чанёль. Они никогда не возвращались к тому, что осталось в прошлом, и пока Чанёль и Кёнсу встречались, Чонин крутил с девушками — его устраивало и это. Просто секс. В количестве. И несмываемая репутация бабника в качестве бесплатного приложения, потому что девушкам тоже свойственно похваляться победами.

А потом появился Апельсин, и всё пошло прахом.

Апельсина на самом деле звали Ким Чондэ, и он стремительной походкой ворвался в музыкальный класс на своё первое занятие — и в жизнь Чонина заодно. Среднего роста, худой, в свободной и удобной одежде, с унизанными металлом ушами и яркими перстнями на пальцах и вечной улыбкой на лице. На угловатом и неправильном лице, которое почему-то выглядело утончённо-красивым и одухотворённым.

Чондэ был как высокая, звонкая и чистая нота в глухой заунывности повседневности.

Едва Апельсин коснулся пальцами полированных клавиш рояля, вселенная Чонина дала трещину и через минуту осыпалась осколками под мягкие переливы летящей из-под пальцев Апельсина мелодии. Ну а когда Апельсин запел, вселенная Чонина озарилась вспышкой сверхновой, чтобы после кануть в чёрную дыру с концами.

Это было нечестно, несправедливо и возмутительно одновременно. Апельсин не приложил никаких усилий для того, чтобы запасть Чонину в душу, но запал. Вопреки всему. И Чонин ума не мог приложить, как ему от этого избавиться.

Чонина обучали игре на фортепиано, но без особых успехов. Он даже плохо помнил сами занятия и его учителей. Ну и вокал, с которым у него не сложилось. Точнее, Чонин мог петь и пел — дома, когда оставался один и никто его не слышал. За пределами дома петь он не мог. Выкручивался за счёт общих выступлений — в хоре можно было просто открывать рот и делать вид, будто он поёт. Но гадкий Апельсин просёк уловку тут же, цокнул массивным перстнем о столешницу и укоризненно покачал головой.

— Ким Чонин, почему это я тебя не слышу? Может, потому, что ты даже не пытаешься мяучить?