Азбука для двоих (СИ) - "Ie-rey". Страница 23

Потрахаться, значит, можно, а как что-то серьёзное — пошёл к чёрту? Здорово просто.

Чонин сунулся в ванную, наспех ополоснулся под душем, быстро оделся и вымелся за дверь, не соизволив попрощаться с Чондэ. Прямо сейчас его переполняли обида с разочарованием пополам, а ещё — возмущение и горечь.

Оказывается, вынести обиду или оскорбление от человека, который ничего не значит, легко и просто, но это намного сложнее, когда человек вовсе не безразличен. А ещё в таких отношениях, пожалуй, совсем не важно, какой у людей возраст. Порой и старшие ведут себя как придурки или дети.

Чонин шагал домой с приличной скоростью и беззвучно осыпал Чондэ ругательствами. Но всё это не имело смысла — ругательства ничего не могли изменить. Зато мог Чонин. Он просто споёт эту грёбаную песню в конце триместра, станцует и попробует выкинуть Чондэ из головы вместе со всеми его блестяшками в ушах и на пальцах, с его звучным и красивым голосом, добрым лучистым взглядом, прохладными руками, впитавшейся в губы навеки улыбкой и…

Он всего лишь сотрёт Чондэ из жизни. Сдаст какие-нибудь экзамены, переведётся в другую группу и распрощается с занятиями у Чондэ. Хотя нет. Он останется там, где есть, потому что сбегать — это недостойно. Останется и больше не будет смотреть на Чондэ. Вырвет с корнем привязанность и всё остальное — вообще все те чувства, что Чондэ в нём вызывал. Можно и сексом полечиться. Или подкатить к Чанёлю, чтобы познакомил с кем-нибудь особенным — Чанёль может.

А ещё лучше — уйти с головой в танцы. Танцы никогда ещё Чонина не предавали. Они всегда оставались с ним. Плохо или хорошо ему приходилось, он всегда танцевал. И танцы лечили лучше всего прочего.

Чондэ вряд ли огорчится, раз это всё равно лишь секс. Найдёт ещё кого-нибудь, для кого всё это будет столь же простым и незначительным.

Добравшись до дома, Чонин собрал сумку и рванул в колледж. В танцзале подключил плеер к колонкам и поставил на бесконечный повтор весь список композиций. Переодевшись в свободные брюки и белую майку, начал танцевать. Композиции сменяли друг друга, а он импровизировал, создавая на ходу для каждой песни собственную историю и стараясь воплотить её в жизнь движениями собственного тела.

Примерно через час ожил телефон. Чонин увидел на дисплее знакомый номер, сбросил вызов, отключил звук и сунул телефон в сумку, чтобы не отвлекал.

Ким Чондэ мог катиться в преисподнюю вместе со всеми своими благими намерениями. Чонин честно пытался сказать о чувствах, но это не оценили. Трудно и больно — и не оценили. Всё-таки он в самом деле лишь один из непримечательных студентов для Чондэ. Ничего больше. А козыри у Чонина все вышли. Чондэ он смог заинтересовать только сексом и голосом, да и то — на время. Всё остальное пролетело со свистом мимо.

К повторению Чонин был не готов. Точно так же, как не мог заставить Чондэ полюбить себя. Любовь либо есть, либо её нет. А Чонину с завидным постоянством выпадал второй результат.

Всё с самого начала не имело смысла.

Никакого.

Чонин закрыл глаза и закрутился под музыку быстрее, стремясь выжечь горечь из груди и опустошить разум.

***

Во вторник на занятии по вокалу Чонин вдоволь налюбовался ошеломлёнными рожами однокурсников, когда умудрился спеть две строчки громко, чётко и по всем правилам — без обычной для Чонина неловкости и скованности. Чондэ даже выронил ручку, а после долбанулся затылком о стол, когда эту самую ручку поднимал с пола.

После окончания занятия Чонин вылетел из музыкального класса одним из первых, проигнорировав негромкий зов Чондэ, и умчался в танцзал.

В среду всё повторилось, но в конце по расписанию требовалось явиться на занятие по вождению. Чонин явился в растрёпанном после душа виде, пропустил мимо ушей замечания Чондэ, прогнал машину по нужному маршруту и снова не стал задерживаться.

Он сталкивался с Чондэ только на занятиях и в рамках “учитель-ученик”. А субботу и воскресенье безвылазно провёл в танцзале. На звонки не отвечал, если видел на дисплее номер Чондэ. Потому что бессмысленно. Чондэ сам сказал, что большего не ждёт, но Чонин не собирался всё бросать и бежать к нему по первому зову только потому, что Чондэ вдруг захотелось потискать его и приятно провести время.

Так продолжалось до конца месяца. Чонин не мог сказать, что ему стало легче, но немного свободнее — да. По крайней мере, часть его разума больше не металась в попытках найти путь к Чондэ. Он ощущал спокойную обречённость и ждал, когда танцы и время вернут ему целостность и жизнерадостность. Ведь он не единственный человек, чья любовь осталась безответной. Другие как-то с этим жили, значит, сможет и он.

Конечно, на занятиях он продолжал невольно смотреть на Чондэ украдкой и любоваться, слушать его голос, отстранённо грезить. Но это было именно “грезить”. Потому что Чонин чётко осознавал — “недостижимо”. Потому что в принципе недостижимо стать кем-то значимым для человека, который не воспринимает тебя всерьёз. Порой у него проскальзывала шальная мысль о том, с кем же Чондэ встречается и встречается ли вообще, но он старался не думать об этом. Для Чондэ он был никем и не имел права лезть в чужую личную жизнь. Но интерес это не преуменьшало.

А однажды Чондэ нагрянул к Чонину домой в выходные. Ожидаемо Чонина не застал — Чонин всё свободное время проводил в тренировках в колледже. После нуна рассказала Чонину о визите преподавателя, того самого, что они встречали в торговом центре.

— Он очень милый и забавный. Постоянно спрашивал о тебе и, по-моему, волновался, что ты так много занимаешься танцами. Но мы его успокоили, что это нормально — все привыкли. Спрашивал ещё, поёшь ты или нет.

Чонин уныло угукнул и снова зашарил в сумке в поисках майки.

— А ещё он спрашивал, с кем ты сейчас встречаешься.

От удивления Чонин едва не свалил сумку со стула.

— И что ему ответили?

— Да ничего. Ну, то есть, я сказала, что ты сейчас вряд ли с кем-то встречаешься кроме музыки, если весь в танцах по уши. А что? Ошиблась?

— Нет. — Чонин выудил наконец из сумки пропитавшуюся потом майку и понёс в ванную, чтобы сунуть в корзину с грязным бельём. Нуна увязалась за ним.

— У тебя ведь скоро итоговое выступление по триместровому заданию?

— Через полторы недели, — пробормотал Чонин, пытаясь протиснуться в перекрытый нуной дверной проём.

— И как?

— Отлично. Всё уже готово. Может, ты выпустишь меня из ванной?

— Не выпущу. Потому что тебе срочно надо принять душ. Нормально, а не галопом. И сразу потом ложись спать. Выглядишь замученным, если честно. И исхудавшим. Тебе нужно будет помогать с гримом для выступления?

— На следующих выходных, ладно? — Чонин вздохнул и отобрал у нуны полотенце, после прикрыл дверь, сбросил одежду и послушно полез под душ. Пока отмокал под тёплой водой, всё гадал, за каким чёртом Чондэ приходил на самом-то деле? С чего Чондэ так опекать студента, на которого ему, по большому счёту, наплевать? Пару раз потрахались — вот и вся любовь. Чондэ ведь сам так сказал. И продолжал изводить замечаниями, выставляя на посмешище перед остальными. Сейчас это больше всего задевало. Как насмешка. Словно Чондэ демонстративно и настойчиво указывал Чонину, где его место, пытался доказать, что Чонин не заслуживает внимания и права на их отношения, потому что младше, глупый, ничего не умеет и ничего не знает, непримечательный и… вообще.

Но Чонин всё ещё помнил. Всё помнил. Каждую мелочь хранил в памяти. Честно пытался забыть, только не получалось. И он устал от собственной памяти. И устал просыпаться по утрам в возбуждённом состоянии на влажных простынях. Ладно бы это был просто недотрах, да где уж там. Он так загонял себя на тренировках, что сил ни на что не оставалось, только всё равно испытывал возбуждение во сне и просыпался с каменным стояком. И ведь сны даже не эротические снились, а вполне обычные, вроде воспоминаний о прогулке в парке и потерянном щенке. Невинные сны вполне, но даже из-за них…