Азбука для двоих (СИ) - "Ie-rey". Страница 27

Ещё бы всё так же чётко и просто сошлось в остальном, но куда там… В Киото в отеле им приготовили не пять двойных номеров и один отдельный для Чондэ, а один номер на троих и четыре двойных. Чонин не особо слушал переводчика, пытавшегося озвучить причины такой путаницы, потому что временем они всё равно не располагали, так что пришлось соглашаться. Кёнсу немедленно изъявил желание попасть в один номер с Чонином, а Чондэ — видимо, из вредности — решил, что они будут жить втроём.

Две недели. Втроём.

У Чонина не осталось ни сил, ни желания на ядовитые комментарии по случаю. Он молча взял протянутый ключ, подхватил сумку и отправился на поиски номера, пропустив мимо ушей то ли замечания Чондэ, то ли пожелания. К чёрту. Чонин мечтал добраться до душа, размять шею и плечи и свалиться на кровать. Проснуться было бы неплохо во вселенной, где Ким Чондэ не существовало вовсе.

В номере Чонин поставил сумку у дальней от двери кровати, к соседней подтащил сумку Кёнсу, оставив, таким образом, Чондэ ту кровать, что располагалась на безопасном удалении.

В душ он пошёл первым, а после сидел на кровати по-турецки, пока в ванной плескался Чондэ.

— Что-то случилось? — тихо спросил Кёнсу, забравшись к нему и усевшись на одеяле. Привычно устроился у Чонина за спиной и бросил ладони на плечи, чтобы размять напряжённые мышцы и отогреть. Умело массировал шею, стараясь ставить пальцы как профессионал.

Чонин прикрыл глаза и слегка наклонил голову, чтобы Кёнсу было удобнее. Проворные пальцы мягко нажимали и перебирали, помогая мышцам распуститься и обрести хоть какое-то подобие расслабленности.

— Всё хорошо, — пробормотал он после непозволительно долгой паузы и повёл левым плечом. Кёнсу тут же уловил намёк и переключился на плечи. Он не ждал, что от массажа Чонин разнежится. Знал, что Чонин массаж не очень-то и любит, но после длительного вынужденного бездействия у него ныли мышцы, как и после слишком уж интенсивных тренировок. Обычно Чонин сам разминал себе шею и плечи, но Кёнсу порой охотно помогал ему с этим.

И именно такую картину застал вернувшийся из душа Чондэ. Точнее, Чонин и Кёнсу благополучно не заметили его, лишь вздрогнули оба от неожиданности, когда Чондэ в привычной манере громко заявил на весь номер:

— Душ свободен. Кёнсу, если ты не намерен попасть туда только утром, то самое время подсуетиться.

Кёнсу неловко сполз с кровати Чонина, подхватил все необходимые вещи и медленно двинулся в ванную. Чонин поймал его вопросительный взгляд, безмятежно пожал плечами и полез под одеяло. Полез не так, как всегда. Полез в футболке и джинсах, потому что не испытывал ни малейшего желания спать обнажённым в непосредственной близости к Чондэ.

— Чонин…

— Спокойной ночи, хён. — Чонин без колебаний погасил светильник в изголовье и накинул одеяло на голову, отсекая от себя утомительную реальность вместе с Чондэ. Вжался лицом в подушку и стиснул зубами тонкую наволочку, чтобы перетерпеть вспышку боли, порождённую чистым голосом Чондэ и таким осторожно-заботливо-нежным “Чонин”.

Он ненавидел собственное имя, когда оно слетало с губ Чондэ и окрашивалось в звонкие тона голосом, от которого под кожей зарождалась лёгкая дрожь.

========== - 19 - ==========

Комментарий к - 19 -

Добрый вечер, котички) Бета мчалась к вам со всех ног)))

Ваша Бета

Прим.: Okazaki M & Naoto — Sodomy можно найти тут http://rumirage.com/menumedia/menumusic/121-musicdisk4

http://prostopleer.com/tracks/5602612yJo1

- 19 -

Поначалу Чонину сказочно повезло, поскольку в Академии в первые дни их пребывания в Киото группу разделили на две части. Семь студентов вместе с Чондэ отправились в один корпус в качестве представителей музыкального направления, а Чонин вместе с двумя оставшимися студентами пошёл в другой корпус. Втроём они представляли танцевальное направление и несколько дней занимались исключительно танцами: танцевали сами и смотрели на занятия танцами.

Чонину особенно понравился преподаватель, который вёл микс-направление. На его занятиях студенты свободно смешивали различные стили, но часто это походило на какое-то бесформенное безумие — весёлое, заразительное, но неправильное, как беспорядочная гонка за совершенством. Зато сам этот преподаватель — господин Шимада — смешивал стили и импровизировал так, что невольно пробирало восхищением до самых печёнок.

Чонин пытался опробовать себя в этом, но в первый день в итоге отказался от затеи — чувствовал себя неловко и скованно. А на четвёртый день поддался любопытству и тихонько в уголке принялся повторять сначала за Шимадой, а после закрыл глаза и нырнул в музыку с головой, разбирая её, вновь собирая и придавая ей нужную форму.

Очнулся он, когда рядом громко захлопали. И, распахнув глаза, он замер под сияющим взглядом господина Шимады. Не без помощи переводчика удалось выяснить, что господин Шимада восхищён чутьём Чонина и умением безупречно накладывать на музыку эмоции. А ещё — умением показывать эмоции в их неподдельности и чистоте, естественности.

— Искренность и неподдельность эмоций всегда узнаваема. Но не всегда всем приятно их видеть, осознавать и узнавать. Это как в кривом зеркале увидеть подчёркнутые собственные черты. Потому что некоторые эмоции могут быть нежеланными и откровенными настолько, что порождают страх. Зато в этом есть однозначность. Будут те, кто станет восторгаться твоими выступлениями. И будут те, кто станет их ненавидеть. Но это — подлинная задача любого артиста. Нужно выступать не так, чтобы всех поразить, а так, чтобы заставить часть зрителей полюбить выступление и заставить другую часть зрителей его возненавидеть. Если вот так получается, значит, выступление прекрасно, оно естественное и настоящее. Если же не получается, значит, оно фальшивое.

Закусив губу, Чонин внимательно слушал господина Шимаду и переводчика. Ну а после узнал, что Шимада ещё и композитор ко всему прочему. Более того, некоторые его песни Чонин даже знал, пусть и не питал особой любви к японской музыке.

Уже позднее Чондэ рассказал всей группе, что господин Шимада знаменит в Японии и вкладывает личные средства в развитие Академии Искусств в Киото. И именно он пригласил тех студентов, что отличились во время итоговых выступлений триместра в колледже.

В перспективе маячило выгодное предложение по подготовке к съёмкам демо-клипа на одну из песен Шимады. Дело упиралось только в переработку текста песни — его требовалось адаптировать для исполнения на корейском языке. Ну и господин Шимада пока не решил, кому доверить исполнение песни. Известные артисты его не устраивали. Он хотел непременно “свежее” лицо.

На самом деле проект относился к долгоиграющим, поскольку касался адаптации серии новелл госпожи Кувабары для корейской публики. И те песни, что им предлагали, входили в сборники “Призрачного пламени”. Таким образом, господину Шимаде требовались два голоса: голос Наоэ — баритон и голос Кагэторы — тенор.

В результате в конце первой недели всю группу собрали и отправили на прослушивание. Неизбежный Чондэ фигурировал в непосредственной близости от Чонина, потому Чонин предсказуемо не справился — едва-едва выдал пару строчек и предпочёл уступить место Кёнсу.

Господин Шимада ничего не сказал по этому поводу, но во время прослушивания постоянно косился на Чонина, чем окончательно его смутил. Чонин понимал, что выступил паршиво, и что оправдать его могло только обучение на танцевальном направлении, но из-за этих странных взглядов Шимады ему постепенно начинало казаться, что он ничего в плане вокала не добился, а все подвижки, достигнутые стараниями Чондэ, ему просто примерещились.

— Попробуй ещё раз, — тихо попросил Чондэ, сдвинувшись к нему ближе в финале прослушивания.

— Нет.

— Ты можешь, я же знаю. Возьми себя в руки и спой нормально.

— Я не могу, — упрямо отрезал Чонин. — Я даже не знаю эту песню, как не знаю и японского. Это бессмысленно. Название у песни, безусловно, шикарное, но это не для меня.