Пионеры атомного века (Великие исследователи от Максвелла до Гейзенберга) - Гернек Фридрих. Страница 61

Понятие религии Эйнштейн рассматривал аналогично Планку. Однако в отличие от Планка он вполне определенно и постоянно ссылался на Спинозу: "Я верю в спинозистского бога, который открывает себя в гармонии бытия, а не в того бога, который занимается судьбами и делами людей". Так гласил его ответ на вопрос американского раввина, верит ли он в бога. В одном из писем последних лет мы читаем: "Спинозистское представление мне было всегда близко, и я всегда восхищался этим человеком и его учением".

Еще резче, чем Планк, выступал Эйнштейн против принятой веры в персонифицированного бога. Он считал эту догму безнравственной, ибо она была "источником страха и надежд", из которого священнослужители черпали в прошлом свою непомерную силу. Иудейской религии он также ставил в вину сомнительную и бесславную попытку основать моральный закон на страхе. Он был врагом "попов" и противником клерикализма.

Хотя Эйнштейн и не принадлежал к "атеистам по должности" и. как свидетельствует Лауэ, много размышлял о религиозных и историко-религиозных вопросах, он все же был очень далек от какой бы то ни было традиционной формы веры в бога. Он сам метко называл себя "глубоко религиозным неверующим".

Почти два десятилетия Эйнштейн прожил в Берлине. Примерно столько же он жил потом в Принстоне. Но он так же мало чувствовал себя пруссаком, несмотря на то что был правомочен как действительный член научного учреждения прусского государства, как и американцем в последний период своей жизни, хотя с 1940 года был гражданином США.

"Я вот уже 17 лет живу в Америке, - писал он в 1950 году старой знакомой в Швейцарию, - не восприняв ничего из образа мыслей этой страны". Его отталкивали широко распространенная поверхностность в мыслях и чувствах и культ преуспевающего человека. "В Америке повсюду необходима самоуверенная манера держаться, иначе ничего нигде не получишь и никто тебя не оценит". Эти слова он написал в 1921 году по возвращении из своего первого путешествия в Америку другу молодости Соловину, который готовился к путешествию через Атлантический океан.

Само собой разумеется, что принципиальный противник фашизма и милитаризма деятельно поддерживал все антифашистские выступления. Если он и был несколько раздражен тем, что его имя поставили на титульном листе "Коричневой книги против поджога рейхстага и гитлеровского террора", не спросив его согласия, то все же он был согласен с содержанием этой и других публикаций, направленных против варварства гитлеризма.

Из сообщения его тогдашнего сотрудника, польского физика Леопольда Инфельда, мы знаем, что Эйнштейн во время гражданской войны в Испании радовался каждой победе республиканско-демократичестсих сил и интернациональных бригад, которые поддерживали сопротивление испанского народа фашизму Франко и его приспешников.

Для работы "Радиостанции свободы 29,8", голоса антифашистской Германии, он не только сам предоставлял немецким коммунистам денежные средства, но и склонял других делать пожертвования для этой цели. Об этом сообщает Юрген Кучинский, которого в 1937 году Эйнштейн разыскал в Принстоне с такой целью. Генрих Манн и Томас Манн, Арнольд Цвейг, Эрнест Хемингуэй и Франс Мазереель, испанские и французские социалисты, английские депутаты-лейбористы и профсоюзные лидеры многих стран говорили на волне 29,8, помогая немецким антифашистам сохранить надежду и веру в победу над фашизмом.

Среди публикаций американского периода следует выделить прежде всего небольшую книгу по истории физики, которую Эйнштейн написал совместно с Инфельдом и немецкое издание которой впервые вышло под характерным заголовком - "Физика как приключение познания". Это одно из прекраснейших изложений истории физической мысли от Ньютона до Гейзенберга, образцовое по ясности и доступности языка.

Усиливающаяся военная опасность вызывала у страстного борца за мир глубокую тревогу. Когда стало очевидным, что гитлеровский фашизм развяжет мировую войну, Эйнштейн по настоянию нескольких физиков, таких же как и он изгнанников из Германии, написал президенту Рузвельту, обращая внимание правительства на необходимость тщательного исследования вопроса о применении ядерной энергии в военных целях.

Эйнштейн действовал под влиянием опасения, что оставшиеся в фашистской Германии исследователи-атомщики начнут по поручению правительства работу над созданием атомного оружия. Когда это предположение после разгрома гитлеровского государства оказалось неверным, он глубоко сожалел о своем шаге.

Ученый-гуманист тяжко страдал из-за ужаснейших последствий фашистского господства на немецкой земле и на оккупированных гитлеровскими войсками территориях. Преднамеренное, планомерное уничтожение шести миллионов евреев в газовых камерах и концентрационных лагерях преисполнило его ужасом и презрением ко всему немецкому народу. Он не желал больше иметь ничего общего с немцами, делая исключение лишь для немногих, к числу которых в первую очередь принадлежали Макс фон Лауэ и Отто Ган. Даже в 1950 году он - "из чувства еврейской солидарности", как писал Лауэ, - возражал против публикации в Германии каких-либо его работ.

Политическая позиция Эйнштейна во многом изменилась уже со времени его изгнания из "коричневого рейха". Макс фон Лауэ писал: "Если раньше он ценил возможность быть гражданином мира в своих мыслях и чувствах, то теперь удары судьбы выковали в нем внутреннее чувство принадлежности к иудейству, которое испытывали и многие другие эмигранты".

По собственному признанию Эйнштейна, принадлежность к еврейскому народу стала его "сильнейшей человеческой связью". Вновь созданное государство Израиль, функции которого в системе мировой империалистической политики он не понял, он поддерживал всей силой своего научного и морального авторитета. Свой отказ в 1952 году стать преемником умершего президента Хаима Вейцмана, он обосновал тем, что уже слишком стар и мало пригоден для занятий практической политикой.

После преступного применения американского атомного оружия против гражданского населения Японии Эйнштейн вновь заявил, что человечеству необходим "новый тип мышления", если оно хочет продолжать существовать и развиваться. Атомная бомба принципиально изменила сущность мира; человеческий род поставлен в новые условия, которым должно соответствовать его мышление. Поскольку не существует действенной защиты против атомной бомбы, угрожающей уничтожением всей цивилизации, внешняя политика каждого государства должна строиться так, чтобы она не привела к атомной смерти. "Делать ошибки слишком поздно", - говорил он в 1946 году.

Руководствуясь подобными соображениями, Эйнштейн не уставал вновь и вновь бичевать враждебную миру политику США. Он упрекал правительство Трумэна в том, что оно не предпринимает никаких серьезных попыток к "принципиальному соглашению с Россией" и более того - во многом способствует обострению существующих противоречий и напряженности.

Эйнштейн настойчиво требовал "соглашения на высшем уровне" между США и Советским Союзом как основной предпосылки для сохранения мира во воем мире.

Страстно выступал знаменитый физик против слежки за настроениями и политической "охоты на ведьм", которые практиковались в последние годы его жизни под руководством крайне реакционного фашиствующего сенатора Маккарти. В открытом письме учителю, который - как незадолго до этого Бертольд Брехт должен был держать ответ перед "комиссией по расследованию антиамериканской деятельности", Эйнштейн со всей резкостью осудил эти "методы инквизиции нового времени".

Какой глубокий трагизм в том, что государство, в котором великий гуманист надеялся найти прибежище от "коричневого" террора и которое он считал демократическим, "свободным" государством, теперь преследовало его так же, как два десятилетия назад его порабощенное фашистами отечество!

Тяжкие раздумья ученого на закате его жизни о политических событиях, участником или наблюдателем которых он был, наложили печальный след на его лицо - удивительное зеркало его души. Об этом свидетельствуют многочисленные фотографии последних лет. В "Афоризмах для Лео Бека" есть горькое замечание: "Приоритет глупости неоспорим и гарантирован на все времена". А в одном из писем к Леопольду Инфельду стоит отчаянная фраза: "Люди как зыбучий песок, никогда не знаешь, что завтра окажется на поверхности".