Справедливость силы - Власов Юрий Петрович. Страница 63
Глава 101.
Как бы ни владел собой, а ждать семь – десять дней томительно. Неизбежен дополнительный нервный расход. Побеждают, срываются, хватают "баранки" атлеты легких, средних и других весовых категорий. Рушатся спортивные карьеры. Замечательные атлеты получают к титулу в награду за десятилетия труда звучную приставку "экс". Бывший – часто это относится ко всей жизни, ибо вся жизнь после мерещится вымышленной, чужой, а та, до "экс", единственно стоящей.
Видишь одинаковую понурость или нарочитость ухмылок. Узнаешь о срывах стопроцентных фаворитов, о травмах, предвзятости судей, промахах. Читаешь газеты. Угадываешь отчаяние великих проигравших, игру в мужество потери всего. Ведь для большинства из них спорт – все в жизни, после него – заботы, неизвестность, часто нужда. И вместо почитания – безразличие, безличие, угасание. Вместо азартной, любимой и очень интересной жизни – вялость будней, потеря себя, пустота, порой алкоголь в утешение и болезни – счет за победы. Какое-то мгновенное изменение масштабов личности, безжалостный пересчет ценностей. Из громадности славы, почитания – в подвал забвения, тишины, оцепенелости. Вместо громадной нужности всем – вдруг никчемность и непригодность к другой жизни. Ведь этой борьбе в спорте отданы десятки лет. Сызмальства к ней приноравливаются…
Милости будущего…
Давно ли бельгиец Серж Рединг клялся мне достать в сумме троеборья заветные 600 кг. Я,– грешен, не верил. Думал: "Ты просто не ел эти тренировки…" Я ушел из спорта и погодя уже едва узнал в огромном мужчине того русого доверчивого юношу. И результат Серж подвинул за 600 кг. И вдруг смерть!
Рубят ошибки в тренировках, насилие поединков, напряжения лет и потрясения неудач. Рубят даже могучесть.
Счет за силу…
Справедливость силы…
Не о спорте эти стихи Анны Ахматовой. Совсем не о спорте. Даже кощунственно их приложение, а слова сами плывут в память:
Что ты бродишь неприкаянный,
Что глядишь ты не дыша?
Верно понял: крепко спаяна
На двоих одна душа.
"Железная игра" и ты…
Надо видеть все – и обрезать, не пускать в себя. Умение не из простых. И классные атлеты теряют победы именно в днях ожидания. Перегорают в себе.
Если соперники вровень с тобой, ожидание поединка – своего рода искусство. Искусство поведения. Надо уметь не поддаваться соблазну: после выведения из нагрузок будто выпадаешь из спячки. Необыкновенная освобожденность! Привычные веса легчают – не узнать! Звенишь радостью, избытком силы и просто счастьем. А соблазн караулит: азарт новой силы, азарт публики (она всегда на разминках), азарт предстоящей схватки, неосознанное стремление превзойти соперника в разминочных результатах, поразить публику – все грозит свежести силы.
Нужен опыт, нужны неудачи – тогда вырабатывается мелочное следование назначенным для разминок весам, скупость на расход чувств, безразличие к выходкам публики и суждениям газет. Суровое умение быть глухим к себе.
На опасно завышенные веса заносят и сомнения. Тоже следует уметь верить, понимать состояние и не уступать настроению.
Случается, сбивает на риск прикидок перед выступлением и намеренное поведение соперника. А иногда самому приходится идти на подобный прием: вот моя сила! И пусть соперник горит…
В ожидании много искуса притупить нервную свежесть, размотать силу на пустяки…
В Вену не приехали ни Шемански, ни Брэдфорд. Что Большой Вашингтонец вообще уйдет, я уже догадывался. Судя по всему, не ладились у него отношения и с Хоффманом.
Часто я вспоминал по таким случаям слова философа: "Чти начальство и повинуйся ему, даже хромому начальству! Этого требует хороший сон. Разве моя вина, если начальство любит ходить на хромых ногах!" Давно ли при встрече Серж Рединг жаловался мне, что нет для кровно дорогого дела страшнее, чем зависимость, невозможность собирать его с наибольшей целесообразностью и беречь к главному испытанию. И в самом деле, тяжко говорить на разных языках, думать разными словами, когда несешь это главное, добываешь и отстаиваешь это главное.
Лев Николаевич, как же не поклониться вам за такие слова: "Роскошь, нищета, разврат… Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать свою оргию, и пируют…"
Прищур у Хоффмана – сразу соображать начинаешь, кто заказывает музыку. Сложит губы, лицо удлинится, окаменеет…
Выпив у меня дома, размякнув, Хоффман по обыкновению полоснул взглядом: в этот раз по книжным полкам. Заметил: "У себя книг не держу!" Помолчал, наслаждаясь воспоминанием об отсутствии у себя книг, и счел необходимым уточнить: "Есть одна: рецепты коктейлей". И выдал прищур, как бы отпускающий грехи. Не свои, конечно, а мои, книжные… Крепко сидела в нем неприязнь к книге. В Варшаве, первый раз увидев меня, защемил плечо пальцами и ввел в холл. Там переваривали обед Тэрпак, старый Джонсон и Эшмэн. Я тогда еще не привык к подобным манерам и, что называется, был захвачен врасплох. Не скандалить же и не выворачиваться…
Хоффман выщупал меня вмиг. Багровел от натуги (работал он пальцами лихо), что-то откладывая себе в память. Потом так же, не распуская зажима пальцев, объявил: "Университетский пай-мальчик!" Насыпал мне в карман жевательной резинки, вколол в отворот пиджака значок. Тэрпак вложил мне в руку журнал. А Хоффман, очень довольный собой, сел – глаза холодные…
Я мало видел среди "экс" (из настоящих чемпионов) людей, довольных судьбой. Еще реже видел расцвет человека после ухода из большого спорта. То ли разница в жизни, то ли другие способности отсутствовали и жизнь тяготила… Я не абсолютизирую выводы. Я о тех многих, кто вызывал жадный интерес, а после начисто исчезал. Пересадка из славы не из легких. Для спортсмена, конечно. Бывшего спортсмена…
Теперь наступил черед и для Брэдфорда, как до этого для Дэвиса и всех других. Это мгновение жизнь приберегает для каждого.
Глава 102.
Боли в позвоночнике отпустили совершенно неожиданно. Раз их нет – я обязан выступать. Но как? Ведь я .не вел нормальные тренировки уже с месяц, если не больше. Но и это полбеды, не будь я заезженным сверхчастыми наступлениями на рекорды. Последние недели я и без болей в спине ничего не мог сделать: тупая сила, ущербная сила – полная потеря слитности усилий, единства с сжелезом", энергии движения. Все эти смещения и ущемления позвонков – это только следствие усталости, перенапряжения одной из систем тела. Я загнал себя. Надо же изловчиться и размотать силу! Быть в форме, освоить рекорды – и приехать на главные соревнования развалиной. Я ударил мимо цели – на рекордах затупил силу. И теперь здесь, на чемпионате мира, я в нелепом положении создателя рекордов без рекордной силы. Кому какое дело до моего больного позвоночника? Я потерял силу – вот что важно и что учитывается.
У меня есть одна возможность: попытаться приблизиться к победным результатам на свежей силе – чистых, незагруженных мышцах. Я уже не раз убеждался: часто после перерывов (не более двух-трех недель) показываешь результаты, близкие к лучшим, а ведь мне не надо выдавать лучшие результаты, здесь у меня нет настоящих соперников. Зирк слишком слаб. Я могу выиграть и не на лучших результатах. Да, вести спокойные тренировки, главное – не пытаться вернуть силу, не загружать себя тренировками, а лишь держать в тонусе мышцы. И ни в коем случае не повторять ошибок чемпионата в Варшаве: не удивлять и не поражать силой, не красоваться на разминках – скупо вести счет подходам. И на разминке, уже на чемпионате, каждый подход учитывать: беречь силу, беречь! И там, на помосте в Штадтхалле, попытаться на свежих мышцах приблизиться к лучшим результатам.
Я тренировался строго, очень строго. Опасался возвращения боли – немоты в ногах, и не смел перетренироваться, даже просто загрузить себя, если спина не станет ограничивать в работе. Тренер следил, чтобы я ни на килограмм не превышал задание. Постепенно я проникался верой в победу. Я, несомненно, сильнее любого из участников чемпионата. Лишь бы не промахнуться, суметь сыграть так, чтобы даже срыв в каких-то попытках невозможность взять важный вес списались бы за не брежность, единственно лишь за небрежность. Именно так: выступать невозмутимо-равнодушно (только с виду. конечно), тогда любые промашки спишутся за беспечность. Сыграть эту партию с возможно доступной естественностью. Меня принимают как большого чемпиона. Пройти вплотную к риску, но не рисковать.