Лезвие сна - де Линт Чарльз. Страница 37

Его взгляд в первый момент напоминает взгляд испуганного зверька, попавшего в свет автомобильных фар или обернувшегося на незнакомый звук. Некоторые находят сходство с кошкой, а другие, глядя на широкие темные круги под глазами, вспоминают енота. Но при более внимательном рассмотрении зритель не видит страха в его взгляде. Вместо этого он замечает в нем озорное веселье и простодушие, да еще древнее чувство превосходства над городскими обитателями. Несмотря на почти человеческий облик – одна голова, две конечности для ходьбы, отделенные большие пальцы на верхних конечностях, одежда, с первого же взгляда становится ясно, что это существо принадлежит другому миру. Возможно, оно сошло со страниц сказок братьев Гримм, Артура Рэкхэма или Жана Боссшера.

«Пэддиджек», 1974, масло, холст, 10x14 дюймов.

Частная коллекция.

Судьба

«Скоро зима», – подумала Изабель. Она прекратила упаковывать вещи и села в широкое кресло у окна спальни. Отсюда были хорошо видны осенние поля, сбегающие по склонам холмов к самому озеру. После вчерашнего шторма небо полностью очистилось и засияло голубизной. Одинокая ворона спланировала сверху, спустилась к самой земле и пропала из виду. Изабель проводила ее взглядом, а потом посмотрела на то место, где раньше стоял ее дом и к которому с каждым годом всё ближе подступала молодая лесная поросль. Густой занавес листвы уже начал понемногу редеть, краски утратили былую яркость. Уголком глаза Изабель уловила какое-то движение – это стайка свиристелей опустилась на почти облетевшую рябину. Блестящие желтовато-коричневые птички торопливо склевывали гроздья оранжевых ягод. Изабель вплотную прижалась к стеклу и услышала их пронзительные крики – тзии, тзии.

Осень нравилась Изабель больше всех других времен года. Окружающий ландшафт обнажался, предвещая одиночество и запустение долгих зимних месяцев, но этот унылый пейзаж наполнял ее сердце не меньшей радостью, чем вид первого расцветшего крокуса весной. Когда оголялись деревья и темнели поля и северный ветер приносил первый снег, так легко было забыть, что мир продолжает жить, что не всё еще закончено. Девушка превосходно понимала Эндрю Вьета, удивительно точно описавшего этот сезон: под унылой маской поздней осени наверняка скрывалось что-то важное. Но история оставалась недосказанной. Хотя так бывает всегда и во всём. Нам не дано узнать всех историй – ни о людях, ни об окружающем пейзаже.

Изабель улыбнулась своим мыслям и поднялась с кресла. Она просто тянет время. Она заранее скучает по острову, особенно сейчас, когда наступает пора запасаться всем необходимым на то время, когда будет невозможно добраться до материка. На период от двух до шести недель она оказывалась отрезанной от внешнего мира, если не учитывать телефонной связи. Изабель наслаждалась этим вынужденным отшельничеством. В такие дни она приходила в себя после лета и наплыва неожиданных посетителей, на этот период нередко выпадали ее самые большие творческие успехи. А теперь вряд ли удастся вернуться сюда раньше декабря. Но жалеть уже поздно, она дала слово Алану. Нравится ей или нет, но несколько месяцев придется провести в городе.

Размышления о городе навели Изабель на мысль еще раз позвонить Джилли. Она направилась в студию к телефону, рядом с которым на столе хандрил Рубенс.

– Ты ведь знаешь, что что-то происходит? – спросила его Изабель.

Она набрала номер подруги, зажала трубку плечом, перетащила кота к себе на колени и принялась перебирать пальцами густую шерсть, пока не раздалось громкое мурлыканье. Изабель ожидала, что снова услышит механический голос автоответчика, но после третьего гудка в телефонной трубке раздалось жизнерадостное приветствие Джилли.

– Добрый день, – заговорила Изабель. – Где ты пропадаешь? Я всё утро пытаюсь дозвониться до тебя.

– В самом деле? Я была в магазине «Амос и Кук», подбирала рамы к нескольким картинам, а потом немного задержалась по пути домой. Оказавшись рядом с пирсом, я остановилась чтобы понаблюдать за подростками на роликовых коньках. Ты обязательно должна на них посмотреть, это удивительное зрелище. Я могла бы остаться там на весь день.

Изабель улыбнулась. Джилли нередко отвлекалась на самые разнообразные вещи и события.

– У меня есть некоторые новости, – сказала она.

– Попробую угадать. Ну... Римский Папа приедет ко мне на выходные?

– Чепуха! Это я собиралась остановиться у тебя ненадолго.

– Ты приезжаешь в город? Когда? Сколько пробудешь?

Не пытаясь ответить на каждый вопрос отдельно, Изабель рассказала о визите Алана на остров, о его проекте выпустить сборник сказок Кэти и о своем согласии выполнить иллюстрации к книге.

– Ты будешь работать в своей прежней манере? – спросила Джилли.

– Так мы договорились.

– И как ты к этому относишься?

– Немного волнуюсь, – после недолгой паузы ответила Изабель.

– А как вы встретились с Аланом?

– Довольно странно. Прошло немало лет, а кажется, что мы с ним виделись только на прошлой неделе.

– Он мне всегда нравился, – сказала Джилли. – В этом парне есть что-то очень хорошее – врожденное сочувствие, что в наше время отсутствует у большинства людей.

– То же самое можно сказать и о тебе, – заметила Изабель.

– Ничуть, – рассмеялась Джилли. – Мне еще долго учиться, чтобы стать хорошей.

Не успела Изабель привести свои возражения, как Джилли перевела разговор на ее собственные проблемы.

– Я буду рада, если ты остановишься у меня, – сказала она. – Но, как я поняла, ты намереваешься провести в городе некоторое время, боюсь, нам будет тесновато.

– Я собиралась пробыть у тебя пару дней, пока не найду себе что-нибудь подходящее.

– А ты привезешь с собой Рубенса?

– Не могу же я бросить его одного.

– Да, конечно, но твой любимец затруднит поиски жилья, – вздохнула Джилли. – Эй, а ты помнишь старую обувную фабрику на Церковной улице?

– Недалеко от реки?

– Да, точно. Кто-то купил ее в начале лета и превратил в уменьшенную копию Уотерхауз-стрит.

Изабель вспомнила статью на эту тему в одной из городских газет. Нижний этаж был отдан под маленькие магазинчики, кафе и галереи, а на двух верхних расположились жилые квартирки, офисы, студии и комнаты, сдающиеся в наем.

– Они назвали это место «Joli Cоeur» [1], в честь одного из полотен Розетти, и даже сделали гигантскую репродукцию на стене во внутреннем дворике.

– Я видела фотографию в газете, – сказала Изабель. – А ты сама там уже была?

– Пару раз. Нора обзавелась там студией. Она говорит, это что-то вроде коммуны, и все беспрестанно бегают друг к другу в гости. Но я уверена, тебя никто не будет беспокоить, если ты дашь понять, что не нуждаешься в компании.

– Я, конечно, не уверена, – сказала Изабель, – но, кажется, немного богемного хаоса мне не помешает – даже поможет создать соответствующее настроение, как в те времена, когда Кэти писала свои книги.

– Ну, я бы назвала это место скорее барочным, чем богемным, но это неважно, – со смехом ответила Джилли. – Хотя на Уотерхауз-стрит такого не было. Хочешь, я позвоню им и узнаю, есть ли свободные студии?

– Тебя это не затруднит?

– Нет, конечно нет. Я думаю, тебе там понравится. Ты себе не представляешь, сколько знакомых лиц я встретила за одно или два посещения. Даже твоего бывшего приятеля.

– Как его зовут?

– Джон Свитграсс.

Изабель напряглась. Возникший внутри холод сковал грудь, мешая дышать. Перед мысленным взором возникла охваченная пламенем картина.