Лезвие сна - де Линт Чарльз. Страница 7

– Хрмф, – произнес он, изучая рисунок.

Иззи не поняла, был ли этот звук комментарием или мужчина просто прочищал горло. Единственное, чему она тогда смогла удивиться, так это отсутствию зловония. От него почти совсем не пахло, разве что слегка чувствовался аромат перца.

Незнакомец поднял глаза и осмотрел ее с ног до головы. Казалось, его взгляд проникает сквозь одежду – черные джинсы, черная футболка и шерстяной свитер совершенно не мешали ему изучать ее фигуру. До сих пор Изабель не видела его глаз, скрытых в тени под кустистыми бровями, но зато теперь выцветшие бледно-голубые иглы пронзили ее насквозь, как мотылька, приколотого к листу бумаги. Иззи вздрогнула и потянулась за конвертом, желая забрать свой рисунок и поскорее уйти, но незнакомец отодвинул руку, а его холодный взгляд наконец добрался до ее лица.

– Ты подойдешь, – заговорил он.

Голос его напоминал шорох гравия в жестяном ведре. Голос тролля.

– Простите?

– Я сказал, что ты подходишь. Не заставляй меня повторять.

– Не уверена, что понимаю, о чем идет речь.

– Конечно не понимаешь, – согласился он. – Но ты научишься.

Не успела она подобрать подходящий ответ, как мужчина, порывшись в кармане, протянул ей визитную карточку. Гладкая бумага была такой же серой от грязи, как и его рубашка. Изабель автоматически взяла протянутый прямоугольник, а потом уже поздно было отказываться. Неряшливый листочек прикоснулся к ее пальцам и оставил на них свой след. Она посмотрела на визитную карточку. Надпись гласила:

ВИНСЕНТ АДЖАНИ РАШКИН

Стэнтон-стрит, 48-6

223-2323

– Я жду тебя завтра утром, – сказал незнакомец. – Ровно в восемь. Не опаздывай, пожалуйста.

Его гипнотизирующий взгляд настолько заворожил Изабель, что она бессознательно кивнула в знак согласия, еще до того, как вспомнила о занятиях в университете, которые начинались в восемь тридцать. Она тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение. Что могло натолкнуть его на мысль, будто она захочет встретиться еще раз?

– Эй, погодите минутку, – крикнула она вслед незнакомцу.

– Что такое?

Вполне возможно, что это был несчастный тролль, и голос ему подходил, но вместе с тем вокруг него ощущалась аура величия. В его словах чувствовалась уверенность, что все требования незамедлительно будут выполнены. А под пристальным взглядом голубых глаз Изабель и вовсе не посмела сказать, куда он может отправляться вместе со своим приглашением.

– Мой, э-э-э, мой рисунок, – только и промолвила она.

– Да?

– Я бы хотела получить его обратно.

– Не думаю, что это возможно.

– Но...

– Можешь считать меня суеверным, – заговорил он и сморщился так, что его лицо стало еще более уродливым. – Согласно своим первобытным убеждениям я не разрешаю кому бы то ни было уносить мое изображение, будь то фотография или... – Он потряс в воздухе конвертом. – Или портрет. Словно кто-то уносит частицу моей души.

– О!

– Удручающая перспектива, не находишь?

– Я думаю...

– Прекрасно. Значит, завтра утром. Ровно в восемь. И не вздумай приносить с собой инструменты, – добавил он. – Прежде чем я смогу тебя чему-то научить, придется очистить мозги от той чепухи, которая уже накопилась в твоей голове.

Иззи молча проводила взглядом конверт с рисунком, исчезнувший в его кармане, а потом и самого незнакомца. Она перевела взгляд на кусок картона, доставшийся ей взамен. На этот раз она вспомнила имя.

– Рашкин? – прошептала она.

Изабель подняла голову, но ее тролль бесследно растворился в полуденных толпах гуляющих. Она не торопясь воспроизвела в памяти всё, что произошло, но теперь разговор представился ей в совершенно ином свете. Она повстречалась с Винсентом Аджани Рашкиным – тем самым Винсентом Аджани Рашкиным. Самый известный художник старой школы в Ньюфорде изъявил желание давать ей уроки?

Это невозможно. Этого просто не может быть. Или может?

– ...а потом он исчез, – закончила свой рассказ Иззи.

Кэти лениво улыбнулась:

– Как? Словно облачко дыма?

– Да нет, просто затерялся в толпе. Ты же знаешь, что творится у собора в полдень.

По возвращении в квартиру в Карлзен-холле Иззи застала свою соседку по комнате в разгар процедуры окрашивания волос хной. Из их окна открывался вид на университетскую библиотеку и участок земли, названный Кэти Диким акром – оставленный без присмотра заросший газон между двумя зданиями, над которым возвышался гигантский дуб. Иззи устроилась на достаточно широком подоконнике и, рассказывая об утреннем происшествии, наблюдала за двумя рыжими белками, спорившими из-за огрызка яблока.

Кэти прошла от раковины к своей кровати и стала героически сражаться с потеками буро-зеленой хны, показавшимися из-под тюрбана. Иззи отвернулась от окна и посмотрела на соседку.

– Опять протекло, – заметила она. – Как раз под левым ухом.

– Спасибо.

– Так что ты об этом думаешь?

– А что тут думать? – удивилась Кэти. – Ты должна пойти. Тебе известен еще хоть один человек, которому представился шанс учиться у Рашкина?

– Если это на самом деле был Рашкин, – сказала Иззи.

– А почему бы и нет?

– Не знаю. Чем я могла его заинтересовать?

– Да ты же выдающийся художник! Каждый дурак может это заметить, а Рашкин совсем не дурак.

– Тут ты права.

Кэти попыталась сурово нахмуриться, но, как ни старалась, ее лицо под тюрбаном в обрамлении бурых потеков выглядело совершенно безобидным.

– Ты просто должна пойти.

– Но у меня занятия.

– Пропусти их.

Иззи вздохнула. Кэти легко говорить. Сама же Изабель из-за малейших нарушений учебной дисциплины чувствовала себя виноватой. Она могла позволить себе учиться только благодаря стипендии и летним заработкам в гавани. Ее родители не одобряли выбора дочери, так же как они не одобряли почти всё, что она делала. Иногда Иззи задавала себе вопрос: что лучше – не иметь семьи, как Кэти, или расти с такими родителями, как у нее?

– Может, это просто шутка, – наконец сказала она и при виде удивленно поднятых бровей Кэти добавила: – Он выглядит совершенно не так, как ему следовало бы.

– А, понимаю. Все художники должны быть высокими и привлекательными, да?

– Не обязательно. Но он выглядел таким... беспризорным. Как может знаменитый художник разгуливать по улицам в обличье нищего, просящего подаяние?

– Что касается меня, – ответила Кэти, – то я уверена, что вы все немного сумасшедшие. А его странность – издержки гениальности. На самом деле, нет большой разницы между желанием отрезать себе ухо и отвращением к чистой одежде и водным процедурам. Всёё это не имеет никакою значения. – Иззи нерешительно пожала плечами:

– Думаю, ты права. Я никогда не видела его портрета. Я даже ничего не читала о нем. Во всех наших пособиях пишут только о его творчестве и публикуют репродукции картин.

– Если ты действительно встретила Рашкина, – продолжала Кэти, – значит, кто-то крупно недоглядел. Всё дело в общественном мнении. Вероятно, его агент скрывает все детали личной жизни. Кто захочет покупать произведения неряшливого бродяги?

Внезапно ее посетила идея, и Кэти торжествующе подняла палец:

– Да ты же можешь написать в газету и разоблачить его!

– Вряд ли.

– Тогда по крайней мере надо пойти и посмотреть, правда ли с тобой разговаривал сам Рашкин. Хотя, может, и в самом деле у тебя есть повод проявить осторожность, – добавила Кэти с дразнящей улыбкой. – Стоит ли рисковать ради шанса учиться у Рашкина, если это действительно был он?

– О боже. Я ни разу не слышала, чтобы кто-то брал у него уроки. Это совсем не то, что наши лекции или посещение мастерских. Ты правильно определила его: этот человек – гений.

– Так ты и в самом деле сможешь у него чему-то научиться?

– Я недостойна даже подметать его студию! Но если бы я могла хотя бы наблюдать, как он работает...

– Ненавижу, когда ты себя принижаешь, – поморщилась Кэти. – Посмотри сюда.