Лезвие сна - де Линт Чарльз. Страница 81

– В отличие от твоих так называемых друзей, – снова заговорила Альбина, – я говорю вполне серьезно. Мы должны самым тщательным образом пересмотреть уровень цен на твои произведения, выставляемые галереей.

Иззи ненавидела разговоры о бизнесе. Она просто пожала плечами, что ее ни к чему не обязывало.

– Как скажешь.

– Тогда поговорим об этом позже, – успокоилась Альбина.

– И правильно, – воскликнула Кэти, поднимая свой бокал. – Сегодня мы будем только праздновать. За Иззи и ее дальнейшее процветание!

Иззи вспыхнула от смущения, а Алан и Альбина присоединились к тосту Кэти. Люди за соседними столиками с улыбкой посматривали в их сторону.

– За моих друзей, – сказала Иззи, чокаясь своим бокалом с остальными. – За вас и ваши успехи.

– Аминь, та belle Иззи, – рассмеялась Кэти.

После ужина они пили кофе и Альбина снова вернулась к разговору о картинах Иззи, которые вызвали появление ньюменов.

– Я и не думала, что после выставки в твоей студии остались завершенные полотна, – сказала она.

– Нет ничего такого, что я хотела бы продать, – ответила Иззи.

– Но Джилли говорила, что ты выполнила серию портретов сказочных персонажей – что-то вроде того, над чем она сама работала одно время, но только не такие нереальные, как у нее.

– Да, – кивнула Иззи. – Но это всего лишь мой эксперимент.

– Я бы на твоем месте внимательно просмотрела эту серию. Чем скорее мы сможем выставить твои следующие работы, тем лучше. Было бы непростительно глупо не воспользоваться благоприятным моментом.

– Да, я понимаю.

Иззи выглянула в окно на Ли-стрит. Поток пешеходов уже поредел. Джорди, брат Кристофа, заканчивал выступление на тротуаре напротив овощного магазинчика. По обеим сторонам от него двое гитаристов ждали своей очереди выступать на уличной сцене. На противоположной стороне под аккомпанемент цимбал перед немногочисленной группой запоздалых прохожих выступал мим. Ньюмен «Грации» уже давно скрылась из виду, других существ с картин Иззи тоже не было видно.

Теперь она частенько замечала своих ньюменов в толпе людей, всегда издали, порой лишь уголком глаза, и до сих пор никто не приблизился к ней так, как это сделал Джон. Иззи казалось, что они интересуются ею не меньше, чем она интересуется ими, но что-то препятствовало их сближению. Иногда ей казалось, что это Джон попросил их держаться от нее подальше. А может, они считали, что Иззи будет расспрашивать о нем? Как только представится случай поговорить, она непременно всё объяснит и заверит, что сыта по горло общением с Джоном. Она больше и не думает о нем.

Иззи с трудом удержалась, чтобы не проверить, не вырос ли у нее нос от такой откровенной лжи.

– Иззи?

Пытаясь привлечь внимание к своим словам, Альбина тронула ее за рукав. Иззи слабо улыбнулась и сосредоточилась на своей подруге.

– Извини, я немного отвлеклась.

– Я говорю всё о тех же картинах – о твоем эксперименте. Мне очень хотелось бы на них посмотреть.

Иззи покачала головой.

– Иногда я рисую картины просто для себя, – попыталась она объяснить. – Если все выставлять на продажу, ничего не останется. Невозможно будет сравнить последние работы с более ранними. Мне нравится думать, что эти несколько картин останутся в студии, что не придется объяснять, как и почему они появились и что я хотела выразить в этих полотнах. Это просто произведения, на которые я могу взглянуть в любой момент, оторвавшись от мольберта и... Я не могу объяснить. Наверно, я к ним уже привыкла.

– Мне кажется, я тебя понимаю, – задумчиво произнесла Альбина. «Может, и так», – подумала Иззи. Может, и в самом деле ее слова имели смысл для тех, кто не знал о существовании ньюменов и о том, как они появились в этом мире. Но единственным человеком за столом, кто мог уловить скрытый смысл ее путаных объяснений, была Кэти. И в самом деле, она улыбнулась в ответ и подмигнула Иззи.

Две недели спустя после вечеринки в «Рыжем льве», вернувшись в квартиру после работы в студии, Иззи обнаружила на своей постели толстый почтовый конверт. От волнения при виде знакомого почерка Рашкина у нее участился пульс.

Почему? Почему он решил написать после нескольких месяцев молчания?

Она взяла конверт и поискала обратный адрес. Его не было. Штемпель на конверте был настолько смазан, что определить место отправления было невозможно, но, судя по почтовым маркам, письмо было написано внутри страны, так что автор мог находиться где угодно между Атлантическим и Тихоокеанским побережьем. А может, и в самом Ньюфорде. После долгих размышлений Иззи всё же распечатала письмо. Внутри находился лист плотной бумаги, исписанный рукой Рашкина, а на каждом кусочке свободного пространства пестрели чернильные зарисовки. С первых же строк Иззи поняла, что это рецензия на ее выставку в галерее «Зеленый человечек». Рашкин ее посетил. И одобрил работы. Но...

Во время чтения Иззи кивала головой на его критические замечания и вспыхивала от удовольствия при каждом одобрительном слове. Как бы удачно ни прошла выставка, Иззи знала, что в некоторых картинах есть недочеты – ничего конкретного, на что она или кто-либо из посетителей могли бы с уверенностью указать. Просто она была убеждена, что в нескольких картинах что-то не так, но не могла определить, что именно. Каждую из таких картин Рашкин подверг тщательному разбору и подсказал, где она ошиблась и как избежать таких неудач в будущем.

Его проницательность ошеломила Иззи. Ей нравилось работать самостоятельно – занятия в мастерской Рашкина теперь отличались той же свободой, которой раньше она обладала в студии-теплице профессора Дейпла, а наличие необходимых материалов, оставленных Рашкиным, давало дополнительное преимущество. Но временами она скучала по своему бывшему наставнику. Не по тому злобному старику, вокруг которого приходилось ходить на цыпочках во время приступов плохого настроения. Но по тем благополучным временам, когда забывалось всё плохое. По тем дням, когда Рашкин мог подойти к ее мольберту и указать на ошибки или она сама обращалась к нему со своими проблемами, а он помогал справиться с трудностями советом или инструментами.

«Теперь всё не так, – подумала Иззи, прижимая письмо к груди. – Как странно, и Рашкин, и Джон исчезли в одно и то же время. Интересно, когда он был на выставке? Где он сейчас? Когда вернется?»

В письме не содержалось ответов ни на один из этих вопросов. Тон послания был вполне доброжелательным, но его темой являлись только выставленные в галерее картины, ничего больше. Никаких известий, никаких вопросов о ее жизни или самочувствии. Но Иззи всё равно не смогла бы написать ответ, поскольку ни на конверте, ни внутри не было обратного адреса.

Иззи вздохнула. В этом отношении Рашкин был похож на Джона. Они оба предпочитали скрытность.

В четыре часа утра Иззи дрожала от холода посреди улицы. Температура опустилась намного ниже нуля, а резкий ветер, пронизывающий улицы старого города, опровергал все предсказания метеорологов. Иззи оделась для клубной вечеринки и совсем не задумывалась о погоде, собираясь большую часть ночи провести в теплом помещении и такси. Теперь оставалась только пожалеть о том, что соображения практичности уступили требованиям моды. Ноги совершенно окоченели в ботинках на тонкой кожаной подошве. Спрятанные под мышками руки не так страдали от холода, но колени под короткой юбкой посинели от морозного ветра, а ушам и носу грозило настоящее обморожение. Надо было остаться в теплой постели, покинутой не больше часа назад, но нет, она должна была подняться и пойти домой, как поступала всегда. Вот только она совсем упустила из виду, что после посещения многочисленных баров осталась почти без денег. Не хватило бы даже на автобус или метро, не говоря уже о такси. Не было даже монетки, чтобы позвонить кому-то, например Алану, и попросить в долг. Хотя она всё равно вряд ли отважилась бы на такой звонок. Еще три часа назад, перед тем как отправиться на квартиру того, кто ее позвал, она бы, может, и решилась, но тогда она была слишком навеселе и ей очень не хотелось одной ложиться в постель. Способность рассуждать трезво пришла позже, когда Иззи проснулась в чужой спальне и просто должна была пойти к себе домой.