Лезвие сна - де Линт Чарльз. Страница 79

Ох, Джон...

– А он отлично подобрал тебе имя, ты согласен?

– Рашкин тут ни при чем, – ответил Биттервид. – Я сам выбрал себе имя.

Изабель против своей воли ощутила любопытство:

– А почему ты выбрал себе имя в насмешку над кем-то другим?

– Просто меня так зовут.

– Ну да, это фамилия. А имя?

– Для того чтобы получить имя, надо иметь того, кто его даст, – сказал Биттервид.

Изабель вздохнула:

– Ты ведь понимаешь, что он не властен над тобой и нет необходимости вторить его лжи?

– Мы не чудовища, Изабель Коплей, – улыбнулся он. – Мы ничем не отличаемся от всех остальных. Мы просто хотим выжить.

– Но какой ценой?

– Не стоит рассуждать о цене. Взгляни на себя. Ты молода и красива, а почему бы тебе и не быть такой, после того как ты погубила стольких из нас?

– Я не разжигала тот пожар. Я никогда бы...

Но Биттервид не стал ее слушать. Не обращая внимания на сопротивление, он втолкнул Изабель в комнату и захлопнул за ней дверь. Девушка с трудом удержалась на ногах. Снаружи щелкнул замок, потом послышались удаляющиеся шаги и наступила тишина.

Изабель облокотилась на стол и опустила голову. Никто не знает, где она находится. Никто не знает о возвращении Рашкина. Никому и в голову не придет, что он ее похитил. Она осталась совершенно одна, но это совсем не то же самое, что уединение на острове Рен. Чувство беспомощности охватило ее. Даже на смертном одре Рашкин с легкостью восстановил прежние отношения – он, как всегда, контролировал ее поступки.

Спустя некоторое время Изабель села в кресло и уставилась на чистый холст, натянутый на мольберт. У нее не было ни малейших сомнений в способности его помощников отыскать картины-врата оставшихся в живых ньюменов. Две из них висят у всех на виду в Детском фонде. Биттервид и Скара притащат их к Рашкину, он восстановит свои силы, а сама Изабель так и останется в этой западне. В мире ничего не изменится, но двое людей, за жизнь которых она отвечает, погибнут.

«Если только... – внезапно подумала она. – Если только...»

Изабель резко поднялась с кресла и метнулась к столу. Не давая себе времени на раздумья, она стала лихорадочно открывать тюбики с красками и выдавливать их содержимое на палитру. Нет необходимости тратить время на аккуратность. Она не стала надевать блузу, не позаботилась закрыть тюбики, просто отбрасывала их на стол один за другим. Как только на палитре появилось достаточное количество цветов, Изабель открыла бутыль с растворителем и просунула кисть в узкое горлышко. Затем растворила краски и замерла перед мольбертом, пытаясь сосредоточиться перед тем, как приступить к работе.

Работать придется быстро. Нет времени дожидаться, пока краски на холсте высохнут, некогда изощряться в хитроумных замыслах. Ей не в первый раз приходилось работать в таких условиях. Несмотря на то что это было давно, она ничего не забыла. Иззи много лет назад исчезла из ее жизни, но то, что знала Иззи, чему она научилась, когда не хватало денег на краски, а время неумолимо подгоняло, всё это осталось в голове и руках Изабель. Никто не может отнять у нее воспоминания.

Воспоминания.

Вот она стоит в саду и видит, как пламя охватывает ее дом. Вот первое обуглившееся тело падает к ее ногам. За ним еще и еще...

Слезы затуманили глаза и мешали видеть, что происходит на холсте, но Изабель не прекращала работу.

– Я не разжигала пожар, – шептала она, обращаясь к еще неясному контуру на холсте. – Это не я.

Виньетки из богемной жизни

Снежная зима давно осталась позади, но Иззи не без тревоги свернула на Стэнтон-стрит, ведущую к маленькому домику позади особняка, где находилась студия Рашкина. Она со страхом ожидала возвращения воспоминаний о банде подростков, но единственное, что возникло в ее мыслях, – это визит в полицейский участок несколько недель назад, когда пришлось перелистывать альбом с фотографиями преступников. Иззи внимательно, страницу за страницей, разглядывала портреты, но ни одно лицо не показалось ей знакомым. Вся эта процедура потеряла смысл после высказывания одного из детективов о том, что лишь малая доля таких расследований приводит к арестам и еще меньшая – к судебным разбирательствам.

– Особенно неутешительны результаты в случаях проявления неоправданной жестокости, как произошло с вами, – продолжал детектив. – В девяти случаях из десяти жертва знает своих обидчиков. Не обязательно хорошо знает. Это может быть кто-то, кто в метро вытащил у вас мелочь из кармана, или соседский подросток, которого вы обидели, даже не сознавая этого. В таких ситуациях мы можем опираться хотя бы на мотив преступления. В вашем случае все версии ведут в тупик. А поскольку вас не ограбили, мы даже не можем вычислить нападавших по украденным вещам, например по приметным ювелирным украшениям. Мне очень жаль, мисс Коплей. Хотелось бы иметь более утешительные известия, но я только могу вас заверить, что дело не будет закрыто. Если появится что-то новенькое, я вам сообщу.

Посещение полицейского участка нисколько не повлияло на ход расследования, зато подействовало на Иззи. Теперь вместо расплывчатых теней или, что еще хуже, лица Рашкина, у нее перед глазами стояла целая вереница неприятных личностей из полицейского альбома.

Иззи неуверенно остановилась на повороте. Могло быть и хуже. По крайней мере, она избавилась от иллюзий. Но эта мысль не помогала прогнать ночные кошмары. Как же Рашель научилась справляться с последствиями нападения? Какие сны преследовали ее? Иззи еще раз глубоко вздохнула. Дальше откладывать возвращение к прошлому невозможно. Сегодня ей придется преодолеть свои страхи.

Лето уже вступило в свои права, и виноградные лозы почти полностью закрывали стены. Вдоль дома яркими пятнами расцвели кусты желтых и сиреневых ирисов, каждая группа цветков укрывалась за частоколом длинных остроконечных листьев. Иззи немного помедлила, разглядывая окна второго этажа в надежде уловить хоть какое-то движение внутри студии, но напрасно. Весь дом выглядел покинутым – не полностью заброшенным, а просто нежилым.

По мере приближения к зданию в памяти Иззи всплывали другие воспоминания. Еще более болезненные. Тропинка поворачивала и уходила под купол кленовых и дубовых ветвей. На этом месте она впервые как следует рассмотрела Джона – разговор в темноте у библиотеки не в счет – и поразилась его сходству с картиной «Сильный духом». Если бы он снова был здесь! Но на тропинке ни позади, ни впереди никого не было.

Иззи приказала себе не думать о Джоне. Легче было сказать, чем сделать, но всё же стоило попытаться.

Иззи поднялась по лестнице и подергала дверь. Заперто. Спустившись вниз, она заглянула под цветочный горшок. Ключ лежал там, как и было сказано в письме Рашкина.

Значит, он и в самом деле уехал. Иззи снова поднялась по узкой лесенке, отперла замок и вошла внутрь. Помещение показалось ей незнакомым. Стены и потолок остались теми же, но из мастерской исчезли работы Рашкина, и от этого комната казалась огромной. На стенах висели только ее собственные картины, заботливо принесенные из кладовой первого этажа. Остались и два мольберта – ее и Рашкина – и длинный деревянный стол, тянущийся из одного конца студии в другой. На его поверхности стояли бесчисленные коробки, содержащие всевозможные принадлежности для рисования – тюбики с красками, кисти, растворитель, льняное масло и тому подобные предметы, все еще в магазинных упаковках. Под столом выстроились в ряд стопки чистых холстов, рамы, альбомы для эскизов, банки с гипсом и другие материалы. Мольберт Иззи остался на прежнем месте, рядом с ним, на маленьком столике, были заботливо разложены кисти, чистое полотно ожидало первого мазка краски. Мольберт Рашкина был оставлен пустым, как и столик рядом с ним.