Лунное сердце - де Линт Чарльз. Страница 7

«Дом Тэмсонов, – думала Сара, – похож на перенесенный в Оттаву караван-сарай». В нем охотник Сетон-Томпсон [14] чувствовал бы себя как рыба в воде. Если все, что о нем рассказывали, было правдой, то даже странно, как это она до сих пор не столкнулась с ним в каком-нибудь из коридоров.

Не будь у Сары комнат, где можно было укрыться, она уже давно тихо сошла бы с ума. Однако Дом не всегда заполоняли гости, по крайней мере не всегда совершенно незнакомые, да и большинство из них долго не задерживались. Случалось и так, что проходили недели, а в Доме никого посторонних не было. Только очень немногие застревали в нем так надолго, что, по сути дела, оставались тут жить.

Кончалось тем, что эти немногие начинали выполнять какие-то обязанности. Фред стал садовником, Байкер – бывший лихой мотоциклист – ведал безопасностью. Сейчас он жил в Доме с художницей из Огайо, которая специализировалась в японской живописи. Последним в списке укоренившихся в Доме был Сэм Петтисон, писатель; он, как и Сара, сочинял короткие рассказы, которым еще предстояло выйти в свет. Он был похож на владельца гастрономического магазина: невысокого роста, суетливый человек лет сорока пяти с круглой, лысеющей головой и курчавыми черными волосами. Он наводил порядок в библиотеке, хотя большую часть времени стучал на своей «Олимпии» и заполнял мусорные корзины скомканными листами рукописей. В последнее время Сэм взялся за написание сценариев для телевизионных сериалов под названием «Король Кенсингтона» и не желал слушать никого из тех, кто говорил ему, что все, там написанное, взято с потолка.

Джеми не обращал особого внимания на гостей, если они сами не искали его, и Сара научилась вести себя так же. Когда она как-то раз заговорила о них с дядей, Джеми только пожал плечами.

– Надо же им где-то быть, – сказал он. – Видит бог, Дом достаточно большой. Они обитают здесь по той же причине, что и мы с тобой и остальные постоянные жильцы. Чтобы хоть на некоторое время укрыться от внешнего мира. Я не могу им в этом отказать. Они похожи на нас, Сара. Отклоняются от нормы. А так как в нашем Доме отклонение как раз и считается нормой, они могут здесь расслабиться. Здесь не надо приноравливаться, здесь все чувствуют себя как дома.

Саре как раз и нравилось то, что Дом Тэмсонов не был похож на мир, находившийся за его стенами. Стоило переступить его порог, и ты попадал туда, где нужно выбросить из головы все, что ты знаешь, и действовать по новым правилам. Если внешний мир казался ей утратившим свои секреты и расстилался перед ней, как бесконечная плоская пустыня, лишенная каких-либо чудес и неожиданностей, то здесь, в лабиринте комнат и коридоров, Сара снова могла столкнуться с чем-то загадочным и вновь обрести веру в чудеса.

И хотя казалось, что в этом Доме может царить только хаос, по какому-то неписаному правилу все, кто попадал в Дом – и гости, и его постоянные жильцы, – тщательно убирали за собой и старались ничего не повредить.

А Байкер говорил об этом так:

– Похоже, Дом заботится о себе сам, правда? Он так магически воздействует на людей, что никто ничего не портит. Просто смех, да и только!

Как бы то ни было, Дом Тэмсонов, с его переплетающимися коридорами, с бесчисленными комнатами, тайными переходами и лестничными колодцами, с фасадами, которые он показывал внешнему миру, скрывая от посторонних глаз внутренний сад, был местом примечательным, вполне соответствующим его примечательному владельцу.

– Занятно, – проговорил Джеми, выслушав Сару.

Она нашла его в Почтовой комнате. Комнату назвали так из-за того, что во время забастовки почтовых служащих в ней три недели жил обслуживавший Дом почтальон. Он сортировал старые письма и бормотал себе под нос, что во всем нужен порядок и что жадность и алчность – смертные грехи, что не помешало ему впоследствии охотно принять прибавку к жалованью и занять прежнюю должность.

Джеми как раз собирался выпить предобеденную чашку чая, который настаивался в кружке прямо у него на письменном столе, когда в комнату вошла Сара. На столе рядом с кружкой высилась аккуратная стопка рукописных листов – та самая статья о грибах.

Джеми был маленького роста, но это компенсировалось его необыкновенной подвижностью, он напоминал туго закрученную пружину, готовую вот-вот развернуться; ясные серые глаза смотрели зорко, как у сокола. Седые волосы начинали редеть на темени. Пышная лохматая борода местами еще сохраняла первоначальный каштановый цвет. Джеми предпочитал носить коричневые вельветовые брюки, своеобразные ирландские твидовые жилеты, точнее говоря, спортивные куртки без рукавов, рубашки из хлопка и мягкие ботинки-мокасины. Он, как одержимый, стремился к знаниям, но интересовали его не просто ясные, доказуемые факты, а другие, более тонкие материи, познаваемые скорее инстинктивно и, следовательно, открытые для вопросов… по крайней мере для тех, кто способен оспорить реальность всего того, «что нельзя обнаружить и определить одними только строго объективными методами». Джеми и в детстве, живя в отцовском доме, в тех комнатах, где теперь обитала Сара, отличался редкостной тягой к ученью, он самозабвенно погружался в древние сказания и загадки, а когда старый Натан скончался, весь Дом-лабиринт Тэмсонов остался Джеми в наследство.

Денег, которые он получал от ценных бумаг, оставленных ему отцом, было достаточно, чтобы поддерживать Дом в хорошем состоянии, а если удавалось немного экономить то на одном, то на другом, то Джеми мог и путешествовать, когда ему этого хотелось, чтобы расширить свой кругозор в бесконечной погоне за знаниями. Потом он начал публиковаться, и у него появился еще один источник доходов, которые поступали в банк, там накапливались проценты, и сумма увеличивалась с каждым годом, словно буйно растущий лес.

Солидный счет в банке обеспечивал то, что Джеми называл свободой – свободой, позволяющей заняться гигантской головоломкой – Великой Тайной Вселенной, и не тратить драгоценное время на старания обеспечить крышу над головой.

Когда Джеми начинал свои исследования, он фиксировал каждую мелочь, которую удавалось узнать, сначала заполняя записные книжки, затем целую серию дневников в матерчатых переплетах, содержание которых отдало бы его в руки инквизиции, если бы таковая еще существовала. В конце концов Джеми приобрел компьютер. И теперь, помимо прочего, компьютер хранил у себя в памяти все открытия, сделанные Джеми в прошлом и настоящем, – запутанный массив сведений, который только электронный мозг и мог хранить в каком-то подобии порядка и выдавать на экран монитора именно те данные со всеми перекрестными ссылками, которые Джеми запрашивал.

Джеми всему давал названия. Свой компьютер он назвал «Memoria» [15], файл, в котором хранились его открытия, назывался «Aenigma». [16] Паролем для вызова этого файла служило слово «Rogare». [17] Латинские названия, по мнению Джеми, придавали всему проекту упорядоченность. Он утверждал, что латынь, уже переставшая быть живым языком, за долгие годы переродилась в нечто закостенелое и превратилась в душный склад слов, используемых всеми существующими науками. Так почему бы и ему не воспользоваться этим складом? И он назвал свое занятие «арканологией» [18] – изучением таинственного.

Его увлеченность никогда не ослабевала, ведь он постоянно чувствовал, что находится на пороге открытия, что вот-вот у него в руках окажется ключ, который поможет разгадать все загадки. Мысль о том, что какой-то ответ, пусть даже не исчерпывающий, приведет к разгадке тайн, не давала Джеми покоя. Нужно только найти этот ответ. Это стало предметом его поисков, его Граалем. [19] Ведь то, что он делал, продолжало семейную традицию: недаром в библиотеке на полках хранились тома дневников его деда, плотно исписанные мелким небрежным почерком, а рядом покоились переплетенные рукописи отца Джеми, напечатанные на машинке.