Журнал «Если», 1993 № 10 - Демют Мишель Жан-Мишель Ферре. Страница 33

Старший рассмеялся тихим снисходительным смехом.

— Твоему отцу, безусловно, есть за что держать ответ, — произнес он. — Ты говоришь, там живут лучше нашего. Нет, не думаю. — Он криво усмехнулся. — Никакой работы, никакого производительного труда. Такая жизнь кажется мне лишенной смысла. Мне больше нравится здесь.

«В том-то и штука, — подумал Сюмень. — Именно потому системе удается успешно поддерживать себя. Ни одна из частей разделенного города не завидует другой. Обитатели Зоны Покоя относятся к рабочим, которых никогда не видят, как к разумным машинам. А рабочие, в свою очередь, полагают, что те, кто купается в благах утонченной культуры, — просто праздные трутни, которые были бы много счастливее, если бы занялись чем-нибудь полезным…»

Но с Ху Сюменем система дала сбой.

— Не мучай себя, — проворчал дед, — наша жизнь здесь совсем недурна. Не тревожь себя тем, что осталось там, наверху. Пусть они там живут, как живут. А по мне — так и здесь все хорошо…

Социальная система Города-Колбы была, вероятно, единственной в своем роде. Ее создатели проявили редкую изобретательность. Обитатели Зоны Труда и Зоны Покоя были строжайшим образом разделены — и в то же время придерживались причудливой демократии, предусматривающей, чтобы с каждым поколением классы менялись местами. Всех младенцев через несколько часов после рождения отбирали у родителей и переводили в другую колбу, где отдавали на воспитание родителям родителей, то есть бабушкам и дедушкам.

В основе такого порядка лежал главный этический закон: человек был обречен провести всю свою жизнь в Зоне Труда, зато испытывал удовлетворение от сознания, что его дети наслаждаются изысканной роскошью Зоны Покоя. И наоборот, житель Зоны Покоя был вынужден обречь своих детей на каждодневный труд и жесткую дисциплину Нижней колбы, зато его вознаграждали тем, что взамен детей ему отдавали внуков.

И все шло заведенным порядком, без волнений и бурь. На протяжении веков почти никто не отступал от существующего принципа и уж вовсе никто не пытался его оспорить.

Никто, кроме отца Сюменя.

Ху Шао занимал в Зоне Покоя высокий пост — Сюмень полагал, что отец был министром. Но в его психологической подготовке допустили какой-то просчет: выросший в обществе, где все давным- давно приспособились к извечным порядкам, он так и не сумел смириться с мыслью, что его новорожденного сына отправят в Нижнюю колбу. Ху Шао выдал сына за внука, присланного из Нижней колбы.

Отец Сюменя ухитрялся скрывать свое преступление целых десять лет. И все же правда выплыла наружу. Закон есть закон, он не ведает исключений. До десяти лет Сюмень воспитывался в обстановке, быть может, самой утонченной в сравнении со всеми цивилизациями Галактики, — и вот, невзирая на возраст, его безжалостно отправили вниз, в иную среду, к незнакомым людям.

Первые несколько лет после этого он прожил, как в кошмаре. Потом, конечно, в определенной степени приспособился, но затаил жгучую обиду на общество, разделенное пополам. А его отец, сын человека, сидящего сейчас за столом напротив, понес наказание, которое длилось и по сей день.

Сюмень бросил взгляд на деда и вдруг понял, что все эти годы был для него лишь источником раздражения. Внук появился в семье слишком поздно и казался посланцем с того света.

Он поднялся из-за стола и, отодвинув одну из ширм, разделявших убогое жилище, проскользнул в свою крохотную домашнюю мастерскую. Не теряя ни минуты, снял с изящной подставки модель Города-Колбы, которую сделал сам, — два стеклянных веретена, соединенных металлическим пояском и посверкивающих изнутри путаницей металлических деталей.

Он трудился почти два года. На самом деле это была не просто модель — форму он выбрал ради камуфляжа. Это был прибор, в который он вложил всего себя, всю свою сноровку, сообразительность и терпение. Устройство, которое он создал, должно было помочь ему вернуться к отцу.

Несколько часов он скрупулезно проверял устройство. Затем проник в свою каморку и переоделся в тунику с высоким воротником. Засунул модель Города-Колбы в матерчатую сумку и вышел на улицу.

Через пять минут он был уже в скоростном лифте, направляющемся в доставочный конец Зоны Труда — к тому самому металлическому поясу, откуда продукция Нижней колбы отправлялась в другую половину города. За стенами лифта мелькали исполинские блистающие конструкции из стали, алюминия и титана, составные части непрерывного процесса производства, замкнутого на цех доставки.

Никто не обратил на Сюменя внимания, когда он покинул лифт и пересек сортировочный двор, где большие цилиндрические тележки выстраивались рядами, чтобы отправиться через узкое металлическое горло в другую колбу. Обогнув главный распределительный узел, он поднялся по коридору, которым явно почти не пользовались, миновал череду дверей и в полутьме начал карабкаться по узкой винтовой лесенке.

Чтобы отыскать этот маршрут, понадобилось изрядно покорпеть над планами и схемами, а потом провести не одну разведку на местности. Выяснилось, что подобных маршрутов несколько: пространство между колбами было напичкано проходами и лесенками для персонала. Человеку решительному следовало лишь запастись терпением и еще соответствующим снаряжением.

В конце концов он достиг верха лестницы и очутился на галереях, примыкающих к массивным спиралям, которые выстилали решетку между колбами изнутри. Мало-помалу возникли странные ощущения, затем они охватили все тело, предупреждая о близости мощных полей переменного времени, разделяющих два общества. Зрение слегка расфокусировалось, а сердце протестующе прыгнуло и застыло.

Если бы он тайком забрался в какую-нибудь из грузовых тележек, чтобы проделать путь быстрее и комфортабельнее, крутые перепады временных фаз убили бы его, невзирая на любые меры предосторожности.

Он достал из сумки поддельную модель города и коснулся кнопок. Внутри вспыхнул рой тусклых огоньков, янтарных, зеленых и белых. Теперь модель приняла на себя контроль над его персональным «сейчас», защищая хозяина от безумства энергий, загнанных в гигантские спирали. Хотелось надеяться, что она смягчит удары окружающих временных полей и поможет пересечь запретный пояс.

Сюмень двинулся дальше, словно сквозь исполинскую пещеру, забитую механизмами до того, что они сливались в сплошную массу без стыков и щелей. И все же он находил щели, протискивался меж поверхностей и стоек, и только гул в ушах звучал все громче и громче. Раз-другой он задерживался, чтобы вновь настроить прибор, и наступил момент, когда прибор подтвердил то, о чем Сюмень уже догадался сам.

Он преодолел временной барьер и синхронизировался с временем Зоны Покоя.

Теперь-то уж никаких серьезных препятствий не предвиделось. Он продолжал, как червяк, ползти меж машин, контролирующих время, и вскоре понял, что может выключить прибор совсем. Однако тут его поджидало затруднение. Ведь там, где он прожил последние десять лет, ни планов, ни схем Верхней колбы не было и в помине. Теплилась надежда, что район, куда поступали товары, окажется хоть в какой-то мере похож на место их отправления и, значит, должна найтись лестница, ведущая вниз, наподобие той, по которой он взбирался наверх.

Он искал ее, искал долго и нашел, но не лестницу, а небольшую платформу, которая и вынесла его за пределы пограничья, обозначенного разделительным металлическим поясом. Он оказался в Зоне Покоя.

Сверху был хорошо виден весь участок приемки продукции, поставляемой городу добровольными рабами. Да, это был сортировочный узел, очень похожий на тот, который Сюмень недавно покинул, с одной существенной разницей: все операции здесь шли, похоже, без присутствия человека. Тележки раскупоривались, их содержимое перегружалось в вагончики меньших размеров, которые разбегались по тысячам направлений.

Спрыгнув с платформы, Сюмень решительными шагами двинулся прочь. Опасаться было нечего: никто не посмел бы остановить его и спросить, что он здесь делает. Беспокоить вопросами встречных в Зоне Покоя было не принято.