Волчья тень - де Линт Чарльз. Страница 66

Как-то раз я заговорила об этом с Рози. Она поглядела на меня, скинула с себя все и встала перед большим зеркалом.

– Чтоб мне провалиться, – говорит, – я и не замечала. – Оборачивается и смотрит на меня. – Что ж это делается, Рэй?

Я, когда впервые заметила, тоже чуть с ума не сошла. Но с тех пор придумала объяснение и выдаю его ей:

– Кровь единорогов.

– Но мы же их во сне убиваем.

– Я ведь говорила, – напоминаю я, – мы видим этот лес во сне, но где-то он существует по-настоящему.

Рози кивает и снова оборачивается к зеркалу, гладит себя по животу, приподнимает груди…

Сейчас она обращается ко мне с диванчика:

– Мне бы хотелось побольше хрустящей зелени, но вот зарабатывать что-то не тянет.

Я улыбаюсь: тоже мне, новость.

– Только не здесь, в Тисоне, – предупреждаю я.

– Ну. Я думала о Ньюфорде.

– Как ты думаешь, нас там кто-нибудь вспомнит? – спрашиваю я.

Много лет прошло, как мы крутили динамо в Ньюфорде.

– Мы незабываемы, – ухмыляется Рози. – Этот крест нам с тобой предстоит нести до старости. Зато Ньюфорд – большой город.

Я киваю. Пока мы болтали, я просматривала газету, и одна заметка зацепила меня намертво. Бывают такие минуты, когда становится разом холодно и жарко. Хочется разорвать газету в клочки и расшвырять по всему залу. Схватить кого-нибудь за волосы и колотить мордой о стену, пока от лица ничего не останется. Но я заставляю себя дышать. Успокоиться.

Чуточку придя в себя, взглядываю на Рози, но та ничего не заметила.

– Ты в судьбу веришь? – спрашиваю я, удивляясь, как спокойно звучит мой голос.

Она равнодушно передергивает плечами: как хочешь, так и понимай. Я разворачиваю «Тисон тайме» на заметке о ньюфордской художнице, сбитой машиной, и показываю ей. Рози рассматривает фотографию женщины, о которой идет речь в статье.

– Твоя сестра? – спрашивает она.

– Черт побери, второй такой нет.

– Она сменила имя.

– Ага, – соглашаюсь я. – Она много чего попыталась сменить, но в конечном счете была и останется отребьем из Козлиного Рая. Какими нас вырастили, такими мы и останемся, что там ни делай.

Потому я, честно говоря, и плыву по течению. Что толку бороться с самой собой или с тем, как смотрит на тебя мир? Дайте мне миллион долларов, а все равно для всех я останусь просто какой-то Картер с другой стороны шоссе.

– Она здорово похожа на тебя, – замечает Рози. – То есть ей бы побольше в груди, и вас можно принять за сестер.

Я вздыхаю:

– Мы и есть сестры.

– Я хотела сказать, за близняшек.

– Пожалуй, и впрямь есть сходство. Странное дело. Услышав, что Дэл живет в трей-лерном парке, я если что и ощутила, так разве малость любопытства, и еще старые страхи царапнули. Помрет он завтра – да хоть сию минуту, – мне все равно. Не то что эта моя сестрица: стоит мне о ней вспомнить, и я прихожу в ярость.

Должно быть, это потому, что Дэл всегда был дрянью, и что бы он со мной ни выделывал, я принимала как должное. Но она меня предала, и такое оставляет занозу покрупнее, чем я могла представить, а я многое могу представить. Такие обиды не прощаются.

– Думаю, может, нанести ей визит, – говорю я.

Рози странно смотрит на меня:

– Ты ведь не станешь делать глупостей, а? Потому что, могу сказать по личному опыту, за решетку лучше не попадать.

– Верно, лучше не попадать.

Рози еще некоторое время изучает меня и кивает.

– Пожалуй, если кто и умеет выкрутиться, так это ты, – говорит она. – Ты всегда была слишком умна, чтобы погореть.

– Я не собираюсь делать ей ничего плохого, – говорю я. – Пока не собираюсь. К тому же почитай, что здесь говорится. Она в какой-то там коме.

Рози кивает:

– Верно. Пора нам найти что-нибудь новенькое. Тисон мне все равно надоел.

Ньюфорд, апрель

Вот так и выходит, что мы оставляем розовый «кадиллак» в конце Йор-стрит и пешочком добираемся до дому, где снимает квартирку моя сестрица, – такую мансарду-студию напротив китайской лавочки. В том же доме еще три квартиры и какие-то магазинчики на первом этаже, но сейчас они закрыты, окна заклеены бумагой, и неясно, чем там торгуют. На дверях углового кафе объявление «Скоро открываемся!», а рядом что-то под названием «Шепот» – с такой вывеской можно продавать что угодно. На ее парадном два звонка с наклейками-именами. Ее звонок – второй.

Я заранее позвонила в больницу, но сестрица так и валяется в коме – уже третий день. Сворачивая в переулок мимо ее дома, я пытаюсь определиться, хочу ли, чтобы она очнулась, или лучше пусть так и остается до самой смерти. Мне хочется сказать ей в лицо, что я о ней думаю, но еще одни похороны, на которые я не пойду, – тоже неплохой вариант.

– Ее квартира на третьем этаже. – Рози показывает на окно. – Пожарная лестница ведет прямо к ней.

Я киваю:

– Вот, надень-ка.

Натягиваю пару хирургических перчаток, купленных утром в аптеке, а вторую подаю ей. Рози делает круглые глаза:

– Это еще зачем?

– Ни к чему нам оставлять отпечатки, тем более что на нас обеих заведены досье.

– Я думала, мы ничего делать не собираемся.

– Взлом-то мы совершаем, нет?

– Это верно…

Видно, что она меня не понимает, и я не уверена, что понимаю сама. Кажется, мне просто нужно побывать в доме, где она прожила все эти годы, понять, ради чего такого важного она могла оставить меня на растерзание Дэлу.

Мы лезем по пожарной лесенке среди бела дня, но меня это не волнует. Отсюда видна только задняя стена здания напротив, и в квартирах на улицу, может, и живут порядочные люди, но в этих – наверняка всякий сброд. Никто не обратит внимания на пару теток, лезущих по пожарной лестнице. Все-таки прежде, чем разбить окно, я оглядываюсь по сторонам. Мы замираем, вслушиваясь в тишину, наступившую после дребезга осколков об асфальт. Но никто не высовывается посмотреть, что случилось, так что мы выламываем последние осколки и забираемся внутрь.

И тут я понимаю, зачем пришла.

Всё эти проклятые картины. Все эти ее эльфы, которых она притащила из лесов вокруг нашего дома и поселила здесь, в городе.

– Ну и распустеха, – говорит Рози, оглядывая комнату.

Наверно, Рози права. Вся комната завалена кистями и коробками красок, бутылочками и шмотками, но я их почти не замечаю и Рози почти не слышу. Я смотрю в темную дыру внутри себя, вспоминаю все эти сказочки, которыми она меня кормила и которые для нее, может, и исполнились, да только меня-то она оставила точно не в сказке. Какой мог быть для меня счастливый конец, когда Дэл ночь за ночью входил в спальню ко мне, к маленькой девочке?

– Рэй? – окликает меня Рози.

Мне не до разговоров. Глаза затягивает красной пеленой, от которой все вокруг кажется покрытым кровью. Я достаю из кармана тот ножик и подхожу к самой большой картине, пристроенной на полке перед полудюжиной других. Лезвие наточено как бритва – я не забыла урока Рози, – и первую картинку нож разрезает, будто он горячий, а вместо полотна – масло. Улыбающийся эльф, глядящий прямо на меня, распадается надвое, а потом я превращаю всю эту чертовщину в лохмотья и перехожу к следующей. Много времени проходит, много холстов приходится вспороть, много изломать рам и расшвырять бутылок, пока я снова не начинаю нормально дышать. Тогда я вижу, что Рози сидит на продавленной кушетке и смотрит на меня. В воздухе стоит резкая вонь – должно быть, в одной из бутылочек, которые я расколотила, был скипидар.

– Ты как, закончила? – спрашивает Рози.

Я медленно киваю.

– Полегчало?

Я делаю долгий медленный вдох. Гляжу на окружающий меня разгром, медленно складываю нож и опускаю обратно в карман.

– Немного, – говорю я ей.

– Тогда давай сматываться.

На эту ночь мы снимаем номер в мотеле «Уютный ночлег» на Четырнадцатой автостраде и, едва заснув, приступаем к охоте, дикой и яростной. Мы полны злобы и ненависти, готовы драться с кем угодно, однако ни единого подходящего следа нам не попадается. Я просыпаюсь на рассвете и пялюсь в потолок гостиничной спальни в растерянности и обиде. Единственное утешение – представить, как моя сестрица возвращается в свою квартирку и видит, что все ее мечты разлетелись в клочья, в точности как мои, когда она меня бросила.