Фата-Моргана 3 (фантастические рассказы и повести) - Вальтер Даниэль. Страница 112

Даймон Найт

МАСКИ

(Перевод с англ. И.Невструева)

Восемь рейсфедеров танцевали по движущейся бумажной ленте, словно клешни потревоженного механического омара. Роберте, обслуживающий техник, морща лоб, вглядывался в график под пристальным наблюдением двух остальных мужчин.

— Вот здесь переход от сна к яви, — сказал он, вытянув костлявый палец. — А здесь, как видите, спустя семнадцать секунд он снова видит сны.

— Запоздалая реакция, — сказал Бэбкок, руководитель эксперимента. Лицо его было красно, лоб покрывал пот. — Не вижу причин для беспокойства.

— Может и так, но взгляните на различия в записи. Он видит сны после импульса пробуждения, но это другой вид сна. Большее напряжение, больше моторных импульсов.

— А зачем он вообще спит? — спросил Синеску, человек из Вашингтона, со смуглым вытянутым лицом. — Ведь продукты усталости вы удаляете химическим путем. Может, какие-то психологические причины?

— Ему нужны сонные видения, — объяснил Бэбкок. — Он действительно не испытывает биологической потребности в сне, но сны ему необходимы. В противном случае есть опасность галлюцинаций, которые могут развиться в психоз.

— Вот именно, — сказал Синеску. — Это серьезная проблема, правда? И давно он это делает?

— Примерно шесть месяцев.

— То есть со времени, когда получил новое тело… и стал носить маску?

— Примерно. Я хотел бы подчеркнуть одно: его разум в идеальном порядке. Все тесты…

— Хорошо, хорошо. Я знаю результаты тестов. Значит, сейчас он не спит?

— Не спит. У него Сэм и Ирма, — сказал техник, взглянув на контрольный пульт, и вновь склонился над записью энцефалограммы.

— Не понимаю, почему это должно меня волновать. Это же логично: если ему нужны сонные видения, которых наша программа не предвидит, то в эту минуту он их получает. Хотя не знаю… Эти пики меня беспокоят, — сказал он, нахмурясь.

Синеску удивленно поднял брови.

— Вы программируете его сны?

— Это не программирование, — нетерпеливо сказал Бэбкок. — Мы предлагаем только темы. Ничего психического: секс, прогулки на свежем воздухе, спорт.

— Чья это была идея?

— Секции психологии. В нейрологическом смысле все было в порядке, но он проявлял тенденцию к замыканию в себе. Психологи сочли, что ему нужна соматическая информация в какой-либо форме. Он живет, действует, все в порядке. Но нужно помнить, что сорок три года он провел в нормальном человеческом теле.

В лифте Синеску сказал что-то, из чего Бэбкок понял только одно слово «Вашингтон».

— Простите, не расслышал, — сказал он.

— Вы кажетесь уставшим. Плохо спите по ночам?

— В последнее время я действительно мало сплю. А что вы сказали до этого?

— Что в Вашингтоне не очень довольны вашими отчетами.

— Черт возьми, я знаю об этом.

Дверь лифта бесшумно раздвинулась. Небольшой холл, зеленые ковры, серые стены. И три двери: одна железная и две из толстого стекла. Холодный, затхлый воздух.

— Сюда.

Синеску остановился перед стеклянными дверями и заглянул внутрь: пустой салон, застеленный серым ковром.

— Я его не вижу.

— Комната имеет форму буквы L. Он в другой части. Сейчас как раз утренний осмотр.

Дверь открылась от легкого прикосновения. Когда они переступили порог, под потолком вспыхнули лампы.

— Не смотрите вверх, — сказал Бэбкок, — кварцевые лампы.

Тихий свист утих, когда дверь закрылась за ними.

— Я вижу, у вас тут избыточное давление. Для защиты от бактерий снаружи? Чья это была идея?

— Его собственная.

Бэбкок открыл металлический шкафчик в стене и вынул из него две марлевые маски.

— Наденьте, пожалуйста.

Из-за угла доносились приглушенные голоса. Синеску недовольно посмотрел на маску и медленно надел ее.

Они переглянулись.

— Имеет ли какой-то смысл эта боязнь бактерий? — спросил Синеску.

— Разумеется, грипп или что-то подобное ему не грозит, но задумайтесь на минуту. Есть только две возможности убить его. Первая — это авария одной из систем, и за этим мы следим внимательно; у нас работает пятьсот людей, и мы проверяем его, как самолет перед стартом. Остается только мозговая инфекция. Так что принимайте это без предубеждения.

Комната была большой и соединяла в себе функции гостиной, библиотеки и мастерской. В одном углу комплект современных шведских кресел, диван и низенький столик; в другом стол с токарным станком, электрическая печь, сверлильный станок, доска с инструментами, дальше чертежная доска и перегородка из полок с книгами, по которым Синеску с интересом пробежал взглядом. Там были переплетенные тома отчетов о ходе экспериментов, технические журналы, справочники; никакой беллетристики, за исключением «Огненной бури» Стюарта и «Волшебника из страны Оз» в потертой голубой обложке. За полками они увидели стеклянную дверь, ведущую в другую, иначе обставленную комнату: мягкие стулья, раскидистый филодендрон в кадке.

— Это комната Сэма, — объяснил Бэбкок.

В комнате находился какой-то мужчина. Заметив их, он окликнул кого-то, кого они не видели, после чего с улыбкой подошел. Мужчина был лыс, коренаст и сильно загорел. За его спиной появилась невысокая красивая женщина. Она вошла за мужем, оставив дверь открытой. Оба они не носили масок.

— Сэм и Ирма занимают соседнюю квартиру. — объяснил Бэбкок. — Они составляют ему компанию; должен же кто-то быть рядом с ним. Сэм — его бывший коллега по полетам, а кроме того, у него механическая рука.

Коренастый мужчина пожал руку Синеску, ладонь его была сильной и теплой.

— Хотите угадать, которая? — спросил он. Обе руки были коричневые, мускулистые и поросшие волосами, но, присмотревшись, Синеску заметил, что у правой несколько другой, не совсем естественный оттенок.

— Наверное, левая, — сказал он, чувствуя себя неловко.

— Не угадали, — улыбнулся искренне этим обрадованный Сэм и поддернул правый рукав, чтобы продемонстрировать ремни, поддерживающие протез.

— Один из побочных продуктов нашего эксперимента, объяснил Бэбкок. — Управляется биотоками, весит столько же, сколько нормальная. Сэм, они уже кончают?

— Наверное. Мы можем заглянуть. Дорогая, ты не угостишь нас кофе?

— Ну конечно же.

Ирма исчезла за дверью своей квартиры.

Одна стена комнаты была полностью из стекла и закрывалась белой прозрачной занавеской. Они повернули за угол. Эту часть комнаты заполняло медицинское электронное оборудование, частично встроенное в стены, частично в высоких черных ящиках на колесах. Четверо людей в белых халатах склонялись над чем-то похожим на кресло космонавта. В кресле кто-то лежал: Синеску видел ступни в мексиканских мокасинах, темные носки и серые брюки.

— Еще не кончили, — сказал Бэбкок. — Видимо, нашли что-то неладное. Выйдем на террасу.

— Я думал, что осмотр проходит ночью, когда ему меняют кровь и тому подобное.

— Утром тоже, — ответил Бэбкок.

Он повернулся и толкнул тяжелые стеклянные двери. Терраса была выложена каменными плитами и закрыта стенами из затемненного стекла и зеленой пластиковой крышей. В нескольких местах стояли пустые бетонные корыта.

— Здесь планировался садик, но он не захотел. Пришлось убрать растения и застеклить всю террасу.

Сэм расставил вокруг белого стола металлические стулья, и они сели.

— Как он себя чувствует, Сэм? — спросил Бэбкок.

Сэм улыбнулся и опустил голову.

— Утром он в хорошем настроении.

— Говорит с тобой? Вы играете в шахматы?

— Редко. Обычно он работает. Немного читает, иногда смотрит телевизор.

Улыбка Сэма была искусственной. Он сцепил пальцы, и Синеску заметил, что костяшки на одной ладони побелели, а на другой — нет. Он отвернулся.

— Вы из Вашингтона, правда? — вежливо спросил Сэм. Первый раз здесь? Простите… — Он встал со стула, заметив за стеклянными дверями какое-то движение. — Похоже, кончили. Подождите немного здесь, я посмотрю.