Фата-Моргана 3 (фантастические рассказы и повести) - Вальтер Даниэль. Страница 113

Сэм вышел. Двое мужчин сидели молча. Бэбкок сдвинул маску, Синеску, видя это, последовал его примеру.

— Нас беспокоит жена Сэма, — сказал Бэбкок, наклоняясь ближе. — Сначала это казалось хорошей идеей, но она чувствует себя здесь очень одиноко, ей у нас не нравится, здесь нет движения, детей…

Дверь снова открылась, и появился Сэм. Он был в маске, но тоже сдвинул ее вниз.

— Прошу вас.

В комнате жена Сэма, тоже с масочкой на шее, наливала кофе из фаянсового кувшинчика в цветочек. Она лучезарно улыбалась, но вовсе не казалась счастливой. Напротив нее сидел некто высокий в серой рубашке и брюках, откинувшийся назад, вытянув ноги и положив руки на подлокотники. Он не шевелился. С лицом его было что-то не в порядке.

— Вот и мы, — сказал Сэм, потирая руки. Жена взглянула на него с вымученной улыбкой.

Высокая фигура повернула голову, и Синеску испытал потрясение, поскольку лицо было из серебра: металлическая маска с удлиненными вырезами для глаз, без носа, без губ, на их месте были просто изогнутые поверхности.

— …Эксперимент? — произнес механический голос.

Синеску вдруг сообразил, что замер над стулом, и сел. Все смотрели на него. Голос повторил свой вопрос:

— Я спрашивал, вы приехали, чтобы прервать эксперимент?

Сказано это было равнодушно, без акцента.

— Может, немного кофе? — Ирма подвинула ему чашку.

Синеску вытянул руку, но она дрожала, и он торопливо отдернул ее.

— Я приехал только для того, чтобы установить факты, — ответил он.

— Вранье. Кто вас прислал? Сенатор Хинкель?

— Да.

— Вранье. Он был здесь лично. Зачем ему посылать вас? Если хотите прервать эксперимент, можете мне об этом сказать.

Лицо под маской не двигалось, когда он говорил, и голос шел как будто не из-под нее.

— Он хочет только сориентироваться в ситуации, Джим, сказал Бэбкок.

— Двести миллионов в год, — снова сказал голос, — чтобы продлить жизнь одному человеку. Согласимся, что это не имеет смысла. Да вы пейте, а то кофе остынет.

Синеску заметил, что Сэм и его жена уже выпили и натянули масочки. Он торопливо взял свою чашку.

— Стопроцентная неспособность к труду при моей должности дает пенсию в размере тридцати тысяч в год. Я мог бы превосходно жить на эту сумму. Неполные полтора часа.

— Никто не говорит о прекращении эксперимента, — вставил Синеску.

— Ну тогда скажем об ограничении фондов. Это определение вам больше нравится?

— Возьми себя в руки, Джим, — сказал Бэбкок.

— Ты прав. С вежливостью мы не в ладах. Так что же вас интересует?

Синеску глотнул кофе. Руки у него все еще дрожали.

— Почему вы носите маску?.. — начал он.

— Никакой дискуссии на эту тему. Не хочу быть невежливым, но это чисто личное дело. Спросите лучше… — Без всякого перехода он вдруг вскочил с криком: — Черт побери, заберите это!

Чашка Ирмы разбилась, кофе черным пятном растекся по столу. Посреди ковра сидел, склонив голову, коричневый щенок с высунутым языком и глазами как бусинки.

Столик опасно наклонился, жена Сэма вскочила, слезы выступили у нее на глазах. Схватив щенка, она выбежала из комнаты.

— Я пойду к ней, — сказал Сэм, вставая.

— Иди, Сэм, и устройте себе выходной. Отвези ее в город, сходите в кино.

— Пожалуй, я так и сделаю, — сказал Сэм и вышел.

Высокая фигура села снова, двигаясь при этом, как человек; откинулась на спинку, как и прежде, с руками на подлокотниках, и замерла. Ладони были идеальны по форме, но какие-то странные; что-то неестественное было в ногтях. Каштановые, гладко зачесанные волосы над маской — это парик; уши были из пластика. Синеску нервным движением натянул свою марлевую маску на рот и нос.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, вставая.

— Хорошо. Я хочу еще показать вам машинный зал и секцию научных исследований, — согласился Бэбкок. — Джим, я скоро вернусь. Нам нужно поговорить.

— Пожалуйста, — ответила неподвижная фигура.

Бэбкок принял душ, но рубашка у него вновь была мокрой под мышками. Тихоходный лифт, зеленый ковер. Холодный, затхлый воздух. Семь лет работы, кровь и деньги, пятьсот лучших специалистов. Секции психологическая, косметическая, медицинская, иммунологическая, серологическая, научная, машинный зал, снабжение, администрация. Стеклянные двери. Квартира Сэма пуста; он с женой поехал в город. Ох уж эти психологи. Хорошие, но лучшие ли? Трое первых отказались сотрудничать. «Это не обычная ампутация, этому человеку ампутировали все».

Высокая фигура даже не дрогнула. Бэбкок сел напротив серебряной маски.

— Джим, поговорим серьезно.

— Плохие новости, а?

— Конечно, плохие. Я оставил его наедине с бутылкой виски. Поговорю с ним перед отъездом, но Бог знает, что он там наговорит в Вашингтоне. Слушай, сделай это для меня и сними маску.

— Пожалуйста. — Рука поднялась, взялась за край маски и стянула ее. Под маской скрывалось загорелое лицо с точеными носом и губами, может, не красивое, но нормальное. Довольно приятное лицо. Только зрачки были слишком велики и губы не шевелились, когда он говорил. — Могу снять все по очереди. Это что-то изменит?

— Джим, косметическая секция билась над твоим лицом восемь с половиной месяцев, а ты заменяешь его маской. Мы спрашивали, что тебе не нравится, и были готовы изменить все, что ты захочешь.

— Я не хочу разговаривать на эту тему.

— Ты говорил что-то об ограничении фондов. Это была шутка?

Минута молчания.

— Я не шутил.

— В таком случае, Джим, скажи мне, в чем дело. Я должен знать. Эксперимент не будет прерван, тебя будут удерживать при жизни, но это и все. В списке уже семьсот желающих, из них два сенатора. Допустим, кого-нибудь из них завтра вынут из разбитой машины. Тогда будет поздно для дискуссии; мы должны знать уже сейчас, позволить ли им умереть или дать тело, подобное твоему. Поэтому мы должны поговорить.

— А если я не скажу правды?

— Зачем тебе лгать?

— А зачем обманывают больных раком?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, Джим.

— Попробуем по-другому. Я выгляжу как человек?

— Конечно.

— Вранье. Приглядись к этому лицу. (Холодное и невозмутимое. За искусственными зрачками блеск металла). Предположим, что мы разрешили все прочие проблемы и я мог бы завтра поехать в город. Ты можешь представить меня гуляющим по улицам, входящим в бар, едущим в такси?

— И это все? — Бэбкок глубоко вздохнул. — Конечно, Джим, разница есть, но боже ты мой, так бывает со всеми протезированными; людям нужно привыкнуть. Возьми, к примеру, эту руку Сэма. Через какое-то время забываешь о ней, перестаешь ее замечать.

— Вранье. Они делают вид., что не замечают, чтобы не обижать калеку.

Бэбкок опустил взгляд на свои сплетенные ладони.

— Жалеешь себя? — спросил он.

— Не говори ерунды, — загремел голос. Высокая фигура распрямилась, руки со стиснутыми кулаками медленно поднялись вверх.

— Я заперт в этом. Сижу в нем уже два года, нахожусь в нем, когда засыпаю и когда просыпаюсь. Бэбкок смотрел на него снизу.

— А чего бы ты хотел? Подвижного лица? Дай нам двадцать лет, может, даже десять, и мы решим эту проблему.

— Не в том дело.

— А в чем?

— Я хочу, чтобы вы ликвидировали косметический отдел.

— Но ведь это…

— Выслушай меня. Первая модель выглядела как портновский манекен, и вы работали восемь месяцев, чтобы построить новую. Эта похожа на свежего покойника. Ваша цель — как можно более уподобить меня человеку. Постепенно совершенствуя очередные модели, вы дошли бы до такой, которая могла бы курить сигары, развлекать дам, играть в кегли, и люди ничего бы не подозревали. Это вам никогда не удастся, а если даже удастся, то зачем?

— Позволь подумать… Что ты имеешь в виду? Металл? — Конечно, и металл, но не в нем дело. Я имею в виду форму, функциональность. Подожди минутку.

Высокая фигура прошла через комнату, открыла шкаф и вернулась с рулоном бумаги.

— Взгляни на это.