Городская Ромашка (СИ) - Кай Ольга. Страница 82

- Эх, хорошая погодка, - услышала девушка довольный бас названного брата. - А у нас, в Вестовом, сейчас как красиво! Родна замерзла, Димка, небось, на коньках учится с другими мальчишками вместе, в снежки играет. А мать моя сорочку новую вышивает или шерсть прядет, а может тебе, Ромашка, платье шьет.

Тур вздохнул. "Скучает, - подумала Ромашка. - По дому скучает, по матери, по младшему брату - Димке. Может и еще по ком, да только не говорит". Мысль о том, что ее названный брат может скучать и по какой-нибудь девушке из Вестового или соседних поселений показалась Ромашке интересной, и девушка перебрала в уме всех знакомых девушек, гадая, какая из них могла бы Туру понравиться. Это не мешало наслаждаться пейзажем, малость однообразным, но для Ромашки, только полгода назад покинувшей пределы закрытого от всего внешнего мира города, все новое было в радость.

Прошло больше пяти часов, когда снова стало теплее, снег под колесами постепенно сменился грязной кашицей, а потом и вовсе исчез. Колонна въехала в мертвую зону и взяла немного левее. Еще час ушел на то, чтобы, обогнув город с запада, подобраться к заводу. По расчищенному специально для техники небольшому участку дороги, колонна вплотную подъехала к тому месту, где раньше был завод, и остановилась. Оставив два десятка человек охранять технику, отряд направился в лагерь.

Глава 32

Два дня по возвращении из южного города прошли в напряженной работе на развалинах старого завода. Чужакам помогали городские. Еще городские раскопали продовольственные склады, и только удивлялись, когда на добытую еду чужаки морщились и смотрели с необъяснимой жалостью.

- Разве это еда? - говорили они. - Это так - набор химикатов.

Однако запасы продовольствия у чужаков уже подходили к концу, и городские посмеивались про себя, что скоро этим умникам придется перейти на нормальную пищу, привычную для любого горожанина. Да не тут-то было - на третий день воевода Бравлин объявил, что войско уходит.

Этому известию Ромашка обрадовалась несказанно. Надо же, а она и не подозревала, как соскучилась по Вестовому! "Ура! Скоро мы будем дома!" - ликовала Ромашка, не замечая, что мысленно уже называет поселок на берегу Родны своим домом.

В городе решили оставить сотню человек под командованием лесичанского воеводы - помогать на раскопках, очищать ров. Весной эти люди постараются засадить доставленными с берегов Родны саженцами часть мертвой земли, помогут устроиться тем, кто захочет остаться вблизи города и жить на природе, обосновать свой хутор. А также, возможно, договорятся и с хуторянами, что живут у подножия Рубежного - может, захотят принять к себе новых людей?

Накануне вечером Бравлин собрал совещание. Кроме воевод, там присутствовали все те, кто обучался у мудрейших. Тур к таковым не относился, поэтому он сидел с девушкой у костра, глядя на пляшущие языки пламени. И мыслями он, как, впрочем, и Ромашка, был уже в Вестовом.

Совет, что собрался перед шатром главнокомандующего, долго не расходился, но вот, наконец, неторопливым шагом подошел к Туру с Ромашкой молодой Светел, потом девушка увидела и Мирослава. Вид у него был задумчивый и, как показалось Ромашке, невеселый.

- Ну, что там? - спросил Тур друга, когда тот присел неподалеку.

- Ничего особенного, - сказал Мирослав. - В основном решали, что будут делать те, кто останется в городе, как помочь городским, особенно в приморье - там сейчас многовато людей, а городок небольшой. Хорошо, что теперь много пустых зданий и свободной земли…

- Понятно, - Тур поднялся на ноги. - Ну тогда пойдемте-ка спать. Завтра ведь рано выходим.

Мирослав не шевельнулся. Он все также смотрел на огонь.

- Я остаюсь в городе, Тур, - произнес он.

Голос его прозвучал спокойно и почти безразлично, и возможно потому Ромашка даже не сразу осознала смысл сказанных слов.

- Остаешься? - потрясенно переспросил Тур. - Почему?

- Так решили на совете, - ответил Мирослав.

Ромашка молчала - а что она могла сказать? Не ей оспаривать решение совета, не ей предлагать это сделать Мирославу, не ей… И все же в голове не укладывалось - как же так: они уходят, а Мирослав остается?

Воевода Вояр шел мимо, но вдруг повернулся и приблизился к их костру. Увидев отца, Мирослав выпрямился. Воевода смотрел, как показалось Ромашке, сердито.

- Ты не доволен решением совета? - негромко спросил он сына.

Мирослав явно не знал, что ответить на такой вопрос. Конечно, он был не рад тому, что придется остаться в городе, но ни в коем случае не собирался возражать.

- Почему же? - в голосе Мирослава прозвучало недоумение. - Я с ним полностью согласен.

- Тогда почему ты не вызвался добровольно, как лесичанский Зорян или его брат? - спросил воевода, внимательно глядя на сына. - Остальные тоже остаются в городе не по своему желанию, но никто так явно не выказывает свое недовольство.

Смерив сына строгим взглядом, воевода развернулся и пошел быстрыми, широкими шагами через лагерь. Мирослав же остался стоять почти неподвижно, глаза его смотрели прямо перед собой, скулы напряглись. Всем, кто сидел рядом, у костра - Тур с Ромашкой, Светел, Невзор и еще несколько человек - было тоже немного не по себе. Все, кроме девушки и ее названного брата, поспешили отвести взгляды от замершей фигуры Воярова сына, но было ведь ясно - они слышали каждое слово воеводы. И Мирослав это знал. Ромашка чувствовала, что сейчас ему, наверное, очень хочется развернуться и уйти подальше отсюда, но вместо этого Мирослав снова присел у огня. Лицо его словно окаменело, и взгляд застыл, отражая пламенные отсветы костра.

И почти сразу же все, кто находился поблизости, по очереди принялись вставать, желать оставшимся доброй ночи и уходить под полог шкуряного шатра. Вскоре у костра остались они втроем - девушка, ее брат и сын воеводы из Вестового. Тур подобрался поближе к другу и присел на корточки.

- Слушай, а что там у вас на совете произошло? Чего это воевода вдруг?…

Мирослав повернулся, посмотрел сначала на Тура, потом на Ромашку.

- Когда спросили, кто сам хочет остаться в городе, руку подняли только Зорян лесичанский и его младший брат. Остальных назначили воеводы.

- Погоди-ка, - перебил его Тур. - Но ведь еще утром сказали, кто останется.

- Не всем, Тур. На совете решали, кому оставаться из тех, кто в обучении у мудрейших. Нас выбрали пятнадцать человек.

- Так ведь вызвались только двое, остальных назначили, как и тебя! - пробасил Тур. - Отчего же воевода сердится?

- Отец прав. Я прожил здесь год, - ответил Мирослав. - Должен был сам сообразить.

- Ну так… А разве ты сказал, что недоволен решением совета?

- Нет.

- Тогда почему… - Тур пожал плечами. Он все равно не понял причину, по которой воевода отчитал сына, да еще и не наедине, а в присутствии других воинов. Ромашка же недоумевала, почему после столь несправедливых, на ее взгляд, слов, Мирослав считает себя не в праве обижаться на отца.

После нескольких минут напряженного молчания Тур буркнул: "Ладно, пойдемте спать". Его послушали, и вскоре Ромашка лежала, завернувшись в шкуры, и глядя на профиль Мирослава, что смотрел вверх, подложив под голову руки. Потом он повернул голову, и Ромашка увидела, как едва заметно поблескивают в темноте его глаза. Она глубоко вздохнула и решилась, наконец, спросить:

- А вы надолго остаетесь?

- Не знаю пока, - шепотом ответил он. - Может на месяца два или три.

Наверняка отчаяние отразилось на лице девушки столь явственно, что Мирослав даже в темноте это заметил.

- Ты чего, Ромашка?

Она не ответила, просто продолжала смотреть на него. Глаза девушки щипало от подступивших слез - Ромашка даже представить себе не могла, что вот так вдруг придется попрощаться с любимым и не на неделю-две, а на несколько месяцев. И ведь как прощаться - почти без слов, когда и времени для разговора уже нет, да и сказать-то нечего, кроме одного-единственного слова: "люблю".