Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Ржевская Елена Моисеевна. Страница 64

В министерство пропаганды свозятся отовсюду картины. «Мы уже собрали удивительную коллекцию. Постепенно министерство превратится в художественную галерею. Так оно и должно быть, к тому же здесь ведь управляют искусством». И намерены управлять им в мировом масштабе.

Берлин мнится ему городом, откуда диктуют миру все: политику и моду. По поручению Геббельса разрабатывается план учреждения Берлинской академии моды под руководством Бенно фон Арента, тогдашнего фюрера немецких художников.

В Берлин переманивают иностранных киноартистов. После беседы с итальянской артисткой Геббельс записывает: «Все они хотят работать в Германии, потому что в Италии не видят больше для себя перспективы. Мы должны расширить наш типаж, потому что после войны мы ведь будем обеспечивать фильмами гораздо большее число национальностей». «Самые видные актеры должны перебраться из других стран в Германию».

В другом месте он записывает, что дал задание «собрать во всех европейских странах знаменитых артистов для Берлина. Мы должны также максимально увеличить производство наших фильмов».

Занимаясь кинохроникой, он все время ревниво соперничает с английской и американской кинохрониками.

Мания германского величия простирается на все. Приоритет во всем – таков тщеславный девиз фашистской Германии. И для достижения приоритета все средства хороши. Вот как Геббельс инструктирует своего сотрудника, направляя его представителем германской кинематографии в союзническую Италию:

«Задача: как можно больше вынести для нас полезного. Сохранить хорошую мину при плохой игре. Не давать итальянскому кино слишком развиваться. Германия должна остаться руководящей кинодержавой и еще более укреплять свое доминирующее положение».

Но лишь один вид искусства доступен ему – искусство шантажа, провокации, заговора.

Последнее воскресенье перед войной на Востоке. О том, что происходило в этот день, Геббельс, как обычно, записывает на следующий день.

Это самая многостраничная запись за все годы.

16 июня 1941. …военные приготовления ведутся непрерывно дальше… «Замораживание» наших вкладов в США не имеет для нас никакого значения. Мы имеем возможность отомстить в двадцатипятикратном размере. Эксперты уже заботятся об этом. Очевидно, Рузвельт хочет таким образом только спровоцировать нас. Ему, наверное, также отказали нервы…

Во второй половине дня фюрер вызывает меня в имперскую канцелярию. Я должен пройти через заднюю дверь, чтобы никто не заметил. Вильгельмштрассе находится под постоянным наблюдением иностранных журналистов, поэтому уместна осторожность. Фюрер выглядит великолепно и принимает меня с большой теплотой. Моя статья доставила ему огромное удовольствие. Она опять дала нам некоторую передышку в наших лихорадочных приготовлениях. Она нам как раз была нужна. Фюрер подробно объясняет мне положение: наступление на Россию начнется, как только закончится развертывание наших сил. Это произойдет примерно в течение одной недели. Кампания в Греции нашу материальную часть сильно ослабила, поэтому это дело немного затягивается. Хорошо, что погода довольно плохая и урожай на Украине еще не созрел. Таким образом, мы надеемся получить еще и большую часть этого урожая. Это будет массированное наступление самого большого масштаба. Наверное, самое большое, которое когда-либо видела история. Пример Наполеона не повторится. В первое же утро начнется бомбардировка из 10 000 стволов. Мы применим новые мощные артиллерийские орудия, которые в свое время были предназначены для линии Мажино, но не были использованы. Русские сосредоточились как раз на границе. Самое лучшее, на что мы можем рассчитывать. Если бы они были оттянуты в глубь страны, то представляли бы большую опасность. Они располагают приблизительно 180-200 дивизиями, может быть, немного меньше, но, во всяком случае, примерно столькими же, что и мы. Но в отношении качества личного состава и материальной части они с нами вообще не идут в сравнение. Прорыв осуществится в разных местах. Русские без особого труда будут отброшены. Фюрер рассчитывает закончить эту операцию примерно в четыре месяца. Я полагаю, в меньший срок. Большевизм развалится как карточный домик. Впереди – беспримерный победоносный поход.

Мы должны действовать. Москва хочет оставаться вне войны, пока Европа не устанет и истечет кровью. Тогда Сталин хотел бы действовать, Европу большевизировать и всюду установить свой режим. Этот расчет будет перечеркнут… Англия хотела сохранить Россию, как надежду на будущее. Россия напала бы на нас, если бы мы ослабели, и нам пришлось бы вести войну на два фронта. Ее мы исключаем своей превентивной акцией, и теперь наши солдаты получат возможность лично познакомиться с отечеством рабочих и крестьян. Наша операция подготовлена так, как это вообще человечески возможно. Собрано столько резервов, что неудача совершенно исключается. Операция не ограничивается в географическом отношении. Борьба будет длиться до тех пор, пока перестанет существовать русская вооруженная сила. Япония – в союзе с нами. Для Японии эта операция также необходима. Токио никогда не решится связаться с США, если у него в тылу еще совсем невредимая Россия. Таким образом, Россия должна пасть также и по этой причине. Англия охотно желала бы сохранить Россию как надежду на будущее Европы. Эту цель преследовала миссия Криппса [60] в Москве. Она не удалась. Но Россия напала бы на нас, если б мы оказались слабы, и тогда нам пришлось бы вести войну одновременно на двух фронтах, чего мы избегаем благодаря этой предупредительной операции. Лишь после этого мы обезопасим наш тыл. Я оцениваю боевую мощь русских очень низко, еще ниже, чем фюрер. Изо всех, что были и есть, операций эта самая обеспеченная.

Мы должны напасть на Россию также и для того, чтобы высвободить людей. Неразбитая Россия вынуждает нас держать постоянно 150 дивизий, солдаты которых нам крайне необходимы для нашей военной промышленности. Наша военная промышленность должна работать более интенсивно, чтобы мы могли выполнить нашу программу по производству оружия, подводных лодок и самолетов так, чтобы США также не могли нам ни в чем повредить. Имеется материал, сырье и машины для работы в три смены, но не хватает людей. Когда Россия будет побеждена, мы сможем демобилизовать целые возрастные контингенты и строить, вооружаться и подготавливаться. Лишь после этого можно начать наступление на Англию с воздуха в большом масштабе. Вторжение в Англию с суши так или иначе вряд ли возможно. Таким образом, надо создать другие гарантии победы. Процедура должна произойти следующим образом: мы идем совершенно другим путем, чем обычно, и меняем пластинку.

Мы не полемизируем в прессе, сохраняем полное молчание и в «день X» просто нанесем удар.

Я настойчиво уговариваю фюрера не созывать в этот день рейхстаг. Иначе нарушится вся наша система маскировки. Он принимает мое предложение прочитать воззвание по радио. Нами печатаются в большом количестве листовки. Печатники и упаковщики будут жить на казарменном положении до начала операции. Тем самым обеспечится соблюдение тайны. Тенденция всего похода ясна: большевизм должен пасть, и у Англии будет выбита из рук ее последняя шпага на континенте. Большевистская зараза должна быть устранена из Европы. Против этого едва ли будут возражать Черчилль и Рузвельт. Возможно, мы обратимся также к германским епископатам обоих вероисповеданий с тем, чтобы они благословили эту войну как ниспосланную богом. – Вот на что понадобились преследуемые священнослужители. – В России не будет восстановлен царизм, но в противовес еврейскому большевизму будет осуществлен настоящий социализм. Каждому старЪму нацисту доставит глубокое удовлетворение, что мы это увидим. Сотрудничество с Россией являлось, собственно говоря, пятном на нашей чести. Теперь оно будет смыто. Теперь мы уничтожим то, против чего мы сражались всю нашу жизнь. Я высказываю это фюреру, и он со мной полностью соглашается. Я замалвливаю словечко также за Розенберга [61], цель жизни которого благодаря этой операции снова оправдывается.