Викинги. Ирландская сага - Нельсон Джеймс Л.. Страница 84

«Нам нужна армия, мы должны нанести Руарку болезненную рану», — подумала она, прекрасно понимая при этом, что противник имеет тройное численное превосходство над защитниками Тары. Стоит им только выйти из ворот крепости, как их всех уничтожат.

А потом вдруг ей в голову пришла одна идея. Она принялась обдумывать ее, вертела и рассматривала так и эдак, а потом стала бережно дуть на нее, словно на капризную искорку, пока та не разгорелась в жаркое пламя. «Да, — подумала она. — В этом есть смысл». Если осуществить задуманное не удастся, они ничего не потеряют, а если все пройдет как по маслу, то половина самых насущных проблем решится одним махом. По губам Морриган скользнула слабая улыбка. Самое трудное, как всегда, будет заключаться в том, чтобы убедить Фланна в целесообразности того, что ей самой представлялось необходимым.

Глава сорок первая

Арнбьерн Белозубый стоял на возвышении в главном зале, на том самом месте, которое, по его разумению, предназначалось для короля Тары и его свиты. Зал оказался именно таким, каким он его и представлял, когда воображал себя на этом самом месте, возвышающемся над прочими, в королевском кресле в центре стола. Но сейчас, разумеется, здесь не было ни стола, ни кресел, вообще ничего не было, одна только пустая комната, в которой они не пировали, а сидели взаперти в роли жалких пленников.

Сто пятьдесят человек разбились на кучки сообразно прежним привязанностям и сидели или лежали прямо на полу. В зале было темно, тусклый свет пробивался лишь в щели закрытых ставнями окон, отчего даже выбеленные стены выглядели серыми и неухоженными. А верхняя часть помещения, тяжелые дубовые балки, потолок и соломенная крыша вообще терялись в темноте.

Впрочем, без пира не обошлось, конечно, и Арнбьерн позволил себе поверить, что ирландцы устроили его с открытой душой, в знак благодарности за то, что он пообещал не грабить их город. И вот теперь он и его люди оказались здесь, запертые в огромном зале как пленники, то есть в самом унизительном состоянии, и все его прежние мечты о том, как он будет править Тарой и уложит в постель Бригит, казались теперь жестокой насмешкой судьбы. Их ловко одурачили, отобрав у них оружие, свободу и самую сущность, то, что делало их мужчинами.

У всех, кроме Торгрима. Торгрима Ночного Волка.

Торгрим, Торгрим… Арнбьерн вспоминал его очень часто, вольно или невольно. Он не видел никакой случайности в том, что Торгрим, его сын и этот безумец Старри, которого Торгрим считал своим другом, стали единственными, кому удалось бежать. Во всем, что с ними случилось, был виноват Торгрим. Это он предал их.

Арнбьерн укрепился в своем мнении после того, как действие яда миновало и он обнаружил, что Торгрима нет среди пленников. Это ведь Харальд сын Торгрима привел к нему лживую сучку Бригит, которая все уши прожужжала ему своими сказками о том, какие неслыханные богатства он может взять в Таре; сам же Харальд был слишком глуп для того, чтобы измыслить столь коварный план. Он явно действовал по указке Торгрима.

«Будь он проклят! Пусть он сдохнет, а его разлагающийся труп склюют вороны и стервятники!» — думал Арнбьерн, когда чувство безысходности овладевало им. Он нанес оскорбление Болли, поставив Торгрима на его место, но поступил так только затем, чтобы иметь возможность пойти с ним в бой и сунуть ему меч под ребра при первом же удобном случае. Так он рассчитывал одним ударом убить двух зайцев: использовать Торгрима для захвата Тары, а потом избавиться от своих обязательств перед ним. Кто же знал, чем все это обернется!

Впрочем, не все были согласны с Арнбьерном в том, какую роль сыграл в этом грязном деле Торгрим. Целых полтора дня Хроллейф, проглотивший просто неимоверное количество жареной свинины, был слишком слаб, чтобы говорить, а когда он немного оправился и обнаружил, что попал в плен к ирландцам, то пришел в такую ярость, что добиться от него вразумительных речей не представлялось возможным. Собственно говоря, во всех бедах он винил именно Арнбьерна.

Ингольф тоже был полон скептицизма.

— Ну и зачем это Торгриму? Что он от этого выигрывает? — поинтересовался он, когда Арнбьерн поделился с ним своими подозрениями.

— Он действует заодно с этой ирландской сучкой, что тут непонятного? — пояснил Арнбьерн.

— С которой из них? С той, что мы привезли из Дуб-Линна, или с той, что отравила нас?

— С обеими! Не знаю. Просто мне совершенно ясно, что все случившееся с нами — его рук дело. Он давно знаком с той, которая отравила нас. И почему получилось так, что сбежать сумел только он сам со своим сыном и этим Старри?

— Может, боги были благосклонны к нему? — предположил Ингольф. — Или он просто оказался умнее нас? Не знаю, но не вижу, какой смысл ему затевать всю эту историю. Если выяснится, что Торгрим дружен с ирландцами и они оказали ему честь, тогда я, быть может, и поверю тебе. Хотя откуда нам знать, может, ирландцы убили его вместе с сыном, а трупы их скормили собакам?

Слова Ингольфа отнюдь не рассеяли подозрения Арнбьерна насчет Торгрима, зато убедили в том, что и сам Ингольф каким-то образом замешан в заговоре и что он, подобно Торгриму, должен умереть при первом же удобном случае. Этими соображениями Арнбьерн поделился с Болли сыном Торвальда, единственным, кому он по-прежнему доверял безоговорочно. А уж Болли постарался довести до сведения остальных пленников его уверенность в том, что Торгрим предал их, что он продал людей Арнбьерна ради личной выгоды.

Викинги, выслушав его, склонялись к тому, чтобы поверить ему. И впрямь, им представлялось куда более вероятным, что их предал один из их числа, чем то, что их одурачила какая-то ирландка. К тому же, если верно последнее, это означало, что они совсем не так умны, как ирландцы, а допустить такую мысль было решительно невозможно.

Несмотря на прозрение Арнбьерна относительно обстоятельств их пленения, пока они оставались запертыми в главном зале, с этим ничего нельзя было поделать. Поэтому Арнбьерн, уединившись с Болли на возвышении, принялся строить планы.

— Мы сбежим из этой тюрьмы, Болли, — заговорщическим шепотом сообщил Арнбьерн своему сподвижнику. — Или обманем этих ирландцев, или…

Закончить свою мысль ему не удалось. В замке маленькой боковой дверцы, через которую им подавали еду и питье, повернулся ключ, хотя не прошло еще и часа с тех пор, как им принесли на завтрак черствый хлеб и жидкое пиво. Значит, дело было в другом. Головы викингов повернулись на звук, а кое- кто даже встал и уставился на дверь. К добру или худу, но это было хоть какое-то развлечение в невыносимой монотонной скуке прошедших дней.

Арнбьерн тоже обернулся к двери вместе со всеми. Она распахнулась и на пороге появились два хорошо вооруженных стражника с копьями наперевес, готовые нанизать на них любого, кто осмелится напасть. Но никто из норманнов не пошевелился, и тогда стражники разошлись в стороны, уступая дорогу Морриган. Она с любопытством окинула взглядом главный зал, словно оценивая состояние находившихся в нем людей, подобно пастуху, заботящемуся о своем стаде. Наконец взгляд ее остановился на возвышении, где стоял Арнбьерн.

— Арнбьерн, — окликнула она его своим чистым и звонким голосом.

И вновь Арнбьерн не мог не отметить, насколько она красива. Длинные темные волосы водопадом ниспадали ей на плечи, а стройное и крепкое тело угадывалось даже сквозь бесформенную ткань темно-оранжевой сорочки-лейны под грубошерстной накидкой.

— Арнбьерн, ты не составишь мне компанию? Мне надо поговорить с тобой.

Уголки губ Арнбьерна приподнялись в самодовольной улыбке. Ему показалось, что Морриган наконец-то уразумела, какую опасность навлекла на Тару, пытаясь обмануть его и заключив благородного ярла с его людьми в стенах крепости. И теперь она пытается выбраться из ловушки, в которую угодила.