А смерть подождет - Барабашов Валерий Михайлович. Страница 25

— Занять оборону! Стреляйте! Стреляйте же!

В первое мгновение Олег не почувствовал боли. Что-то ударило его в ногу, в правое бедро, он сгоряча не придал этому особого значения, сиганул через борт, охнул — на мгновение потемнело в глазах. Но уже в следующую секунду он лежал на земле, у большого колеса «Урала», и «Калашников» в его руках захлебывался нервной, длинной, почти беспрерывной очередью. По ним, тем, кто сумел выскочить из кузова и мог стрелять, вели прицельный огонь с противоположной стороны дороги, из припорошенной снегом «зелёнки». Наверное, нападавших было немного, человек шесть-семь, их почти не видно на снегу, белые маскхалаты хорошо прятали их на местности, в ложбине, в заранее подготовленных укрытиях. Но они были вооружены гранатометом и автоматами, они поливали свинцом уже вспыхнувший жарким костром «Урал» и всех, кто прыгал из него, кто не растерялся и также отвечал огнем.

Длинными очередями бил по нападавшим и Лёша Рыжков, он лежал рядом, у другого колеса, Олег слышал его учащённое дыхание. Омоновец-лейтенант ни от кого не прятался — выпрыгнув из кузова, он с колена бил по смутным этим белым фигурам в кустах, по-прежнему матерился, кричал: «Волчары! Гады! Исподтишка палите! На, собака!»

Правая штанина намокала кровью всё больше и больше, Олег, поняв теперь, что серьёзно ранен, отполз чуть в сторону, к кювету, сорвал тренчик, кожаный ремешок, удерживающий пистолет у пояса, туго перетянул бедро. В следующую секунду пуля ударила его в правую руку, и она повисла безжизненной плетью, не подчинялась, не хотела слушаться. Он стрелял теперь левой рукой, чувствуя, что дикая боль в ноге и в правой руке лишает его сил, что он вот-вот потеряет сознание.

— Лёша!… Мужики! Не бросайте, я живой! — кричал Олег, стараясь кричать громко, чтобы его услышали сквозь треск автоматов и уханье гранатомета, чтобы не оставили здесь, у полыхающего на дороге военного грузовика «Урал»…

Стрельба с той стороны, из кустов, враз стихла, боевики ушли, уволакивая с собой убитого и двух раненых, и скоро помчалась прочь, в сторону Аргуна, забрызганная грязью иномарка.

Последнее, что помнит Олег, — это склоненное над ним лицо Лёши Рыжкова, чьи-то руки, шприц, сочувственный женский голос:

— Да-а, крепко ему ногу разворотило!… Крови-то глянь сколько!… И рука висит. Не жилец, видать… И этот, второй…

— Да хватит причитать! — кричал Рыжков. — Везти надо, в госпиталь!… Дима! Шевцов, ты слышишь меня!? Димка!!! И ты, Олег, потерпи, дружище! Потерпи!… Да что же кровь так хлещет!?

Какие-то машины… Голоса… Туман… Бездна.