Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 22
— Мне кажется, — сказал инспектор, покачав головой, — мне кажется, сержант Хэйлз, что его не следовало арестовывать.
— Но все говорит против него, признайте!
— На факт его виновности или невиновности это не влияет никоим образом. Врач тело осматривал?
— Да, сэр, и извлек копье.
— И вы позволили ему это сделать? — резко спросил наш коротышка.
— Я знал, что вас это раздосадует, но это было сделано, пока я ходил осматривать газон и дорогу. Доктор сказал, что старался обращаться с копьем осторожно и делать лишь самое необходимое, но ему пришлось распилить древко надвое.
— Это еще почему?
— Он сказал, что удар был нанесен с большой силой.
— Очень большой?
— Да, сэр, он даже сказал «с огромной».
Аддингтон Пис подошел к окну и там остался, глядя на аллею вязов, тихо шелестящих на легком ветру.
— Врач еще не ушел? — спросил он, не оборачиваясь.
— Нет, сэр.
— Мы не должны упустить ни единой подробности. Где сейчас копье?
Сержант открыл стоявший в простенке шкаф, достал два деревянных обломка и показал нам. Древесина была светло-желтого оттенка; темные пятна на отполированной поверхности говорили сами за себя. Наконечник был широкий и плоский. Некогда его изготовили из драгоценного нефрита и украсили тончайшей резьбой. Копье предназначалось для какой-то восточной церемонии, а не для боя. Это было совершенно очевидно.
Пис вернулся к окну и с предельной тщательностью осмотрел улику. Потом вытащил увеличительное стекло и сосредоточенно уставился на пятнышко, обнаруженное им на более длинном из обломков.
— Правильно ли я вас понял, Хэйлз, что Бойна застали при попытке выдернуть копье?
— Да, сэр.
— Кто-то еще к нему прикасался?
— Насколько я знаю, никто, кроме доктора.
— А вы сами?
— Конечно, и я тоже, сэр.
— Позвольте мне взглянуть на ваши руки.
Улыбнувшись, сержант исполнил его просьбу. За последние несколько часов руки его явно не подвергались мытью.
— Благодарю вас. Вы установили, кто был владельцем этого копья?
— Нет, сэр. Весьма сожалею, но мне это не удалось.
— Вы уже допрашивали Каллена или мисс Шеррик?
— Нет, сэр, — честно сказал сержант, бестрепетно взглянув на инспектора.
Аддингтон Пис переместился к камину и нажал на электрический звонок. Через несколько мгновений дверь открылась, и вошел дородный краснолицый мужчина. Мы не могли ошибиться — и стать, и костюм выдавали в нем настоящего британского дворецкого.
— Полковник Балстрод коллекционировал нефрит? — спросил у него инспектор самым невинным тоном.
— Да, сэр.
— Я заметил образчики в холле. А скажите-ка, мистер Каллен, среди его трофеев вы это копье видели?
Дворецкий взглянул на обломки и, содрогнувшись, отступил на шаг.
— Это… этим его убили, — пробормотал он, запинаясь.
— Совершенно верно. Однако вы не ответили на мой вопрос.
— Может, что-то похожее и было, но я бы не поручился за это, сэр. Полковник никому не позволял прикасаться к его коллекции. Только он или мисс Шеррик. Они и пыль с этого всего вытирали сами, и переставляли. И он то и дело покупал что-нибудь новое.
— Значит, мисс Шеррик должна знать все экспонаты?
— Весьма вероятно, сэр.
— Спасибо. Можете идти.
Как только преданный слуга закрыл за собою дверь, сержант вытянулся в струнку перед инспектором и отдал честь.
— Я обязан был заметить эту коллекцию, — сказал он. — Я выказал себя сущим болваном, сэр.
— Человека, способного сделать такое признание, никак нельзя считать глупцом, сержант Хэйлз. А сейчас будьте добры проводить меня на второй этаж, в комнату полковника. Мистер Филипс, вы можете подождать меня здесь.
Они отсутствовали более получаса, и я употребил свободное время на то, чтобы поразмыслить над загадкой. Когда Пис явился ко мне домой этим утром, как раз перед вторым завтраком, объявил, что ему подвернулся не лишенный оригинальности случай в Ричмонде и пригласил, если мне интересно, сопровождать его, я и вообразить не мог настолько странную историю. Да и мой друг-коротышка, наверное, тоже.
Полковник Балстрод много лет прослужил в Индии. Неужели он соприкоснулся там с какими-то зловещими тайнами Востока, которые настигли его на родине, в пригороде Лондона? Некий силач, метнувший копье с чудовищной силой… в этом мне чудилось нечто неестественное, труднообъяснимое. При всем при том дело могло в конечном счете оказаться очень простым. Бойн, по-видимому, человек крепкий, а та слепая ярость, которая побуждает законопослушного гражданина к убийству, сродни безумию… безумие же придает страдальцу небывалую силу. Я все еще не пришел к какому-либо решению, когда дверь открылась, пропуская малыша-инспектора.
— Прав ли был сержант Хэйлз? — спросил я его. — Он преувеличивает, или… копье действительно метнули с необычной яростью?
— Воистину необычной. Это преступление великана либо…
Он не договорил и долго стоял, постукивая пальцами по столу и глядя, как летний закат играет в окне оттенками зелени и золота. Наконец, медленно наклонив голову, он обернулся ко мне.
— Хэйлз ждет, — сказал он, — нам пора браться за работу. Скоро стемнеет.
Сержант провел нас по лужайке до Глухомани, а потом по тамошним тропинкам до уже знакомой калитки. Дождь, пролившийся рано утром, превратил дорожную пыль в серую грязь, а полуденное солнце ее высушило. На ее поверхности сохранились колеи от колес — телег и экипажей, велосипедов и автомобилей. Они представляли собой путаную сеть расходящихся линий, сущую головоломку. Однако Пис рассматривал их еще внимательнее, чем следы на дорожках сада. Особенно его беспокоило положение, в котором обнаружили тело покойного. Наконец сержант подвел нас к тому месту, где упал полковник; мы увидели вмятину в подсыхающей грязи.
Было очевидно, что Балстрод прошел около десяти ярдов от ворот, когда копье поразило его. Он упал почти посредине дороги, довольно широкой в этом месте и окаймленной полосами травы по обочинам. Его нашли с револьвером, зажатым в руке, хотя выстрелить ему так и не довелось.
Мы пошли дальше. Аддингтон Пис шел первым, не сводя глаз с поверхности дороги, мы с сержантом двигались следом. Что касается меня, то я даже приблизительно не представлял, чего он надеется добиться этой прогулкой. Думаю, и сержант был в таком же положении. Мы обошли сады по наружному периметру, и наконец дорога, повернув налево, привела нас к главным воротам усадьбы. Здесь инспектор велел нам остановиться. Сам он продолжил движение, а потом вдруг опустился на колени возле живой изгороди. Когда он вернулся к нам, лицо его излучало благодушное удовлетворение. Он с улыбкой взглянул на аллею, тянущуюся за воротами: старые вязы сонно шелестели листвой в сгущающихся сумерках.
— Как здесь красиво! — воскликнул он. — Возблагодарим Провидение за то, что у этих старинных поместий до сих пор находятся владельцы или арендаторы, способные противостоять нынешним горе-строителям и всем их затеям! Эге, а это еще кто явился?
Так он отреагировал, обернувшись на автомобильный гудок. Судя по звуку, машина была совсем близко, ведь бензиновый двигатель работает намного громче, чем относительно тихий паровой. Мы тут же ее увидели; она остановилась, шофер спрыгнул на землю и подбежал к воротам, чтобы их открыть. Пассажира мы разглядеть не смогли — шапка с большим козырьком, защитные очки и длинный белый плащ-пыльник почти целиком маскировали его внешность. Когда автомобиль проехал мимо нас в сторону дома и скрылся за изгибом аллеи, прямо у меня над ухом раздался тихий смешок. Я удивился и спросил:
— Что это с вами, Пис? В чем вы нашли повод для смеха?
— Да мне-то не до смеха, мистер Филипс, — ответил он. — Тут впору смеяться лишь самой судьбе.
Бывают моменты, когда человеку, наделенному обычным природным любопытством, поведение инспектора Аддингтона Писа кажется чрезвычайно несносным.
Мы молча зашагали по аллее. Автомобиль уже стоял перед крыльцом, шофер, розовощекий юноша, околачивался возле него. Пис вежливо поздоровался с ним и тут же пустился в рассуждения о грязи на дорогах и опасностях скольжения.