Прикосновение - Уэст Розалин. Страница 54
Но в итоге он все-таки последовал за Джозефом, на каждом шагу называя себя дураком.
Джуд не знала, что делать с Сэмми. Когда она вошла в дом, он замкнулся, отказался разговаривать с ней и не желал слушать никаких объяснений и извинений. Ему было несвойственно сердиться или наказывать ее молчанием. Безусловно, это Долтон вбил между ними клин — Долтон, который выступал в роли отца; Долтон, который разжег воображение мальчика своим бесшабашным образом жизни и героическими поступками; Долтон, который не был связан ежедневными обязанностями на станции. Разве она может бороться с этим блистательным образом, убеждая Сэмми, что все, что она делает, это для его же пользы? Как она может заделать трещину между ними, если Сэмми не говорит ей, что скрывается за его хмурым, обиженным видом?
Наконец Сэмми обронил короткое замечание, ранившее Джуд в самое сердце:
— Мак единственный, кто всегда обращался со мной как с мужчиной. А ты не позволяешь ему сделать из меня настоящего мужчину.
Лишившись дара речи, Джуд в изумлении смотрела на брата. Ее первым побуждением было все отрицать, но она не могла найти подходящих слов. Она не знала, как ответить на его обвинение, потому что оно было справедливым.
Джуд никогда не смотрела на Сэмми как на мужчину и не способствовала его взрослению. Для нее он всегда будет ребенком, нуждающимся в ухаживании и защите. Убедив себя в этом, она давала ему ограниченную свободу, разрешая ухаживать за животными. Джуд считала, что воспитывает в нем чувство независимости, но на самом деле это было совсем не так, она проводила политику мягкого сдерживания, которая ее вполне устраивала. Она и на полшага не отпускала его от себя, а Долтон подтолкнул его сделать гигантский шаг. Джуд всего боялась и хотела крепче держать его, потому что без Сэмми что у нее останется? И сейчас, когда она поняла, что лишает своего брата права на взрослую жизнь из собственного эгоизма, у нее стало тяжело на сердце.
— Быть мужчиной не значит носить оружие, чтобы все вокруг боялись тебя, — прозвучало с порога их дома рассудительное заявление Долтона, и Джуд и Сэмми разом обернулись. — Быть мужчиной — это значит заботиться о тех, кто зависит от тебя, и защищать их; это значит не делать ничего по глупости и не гордиться тем, что обидел людей, которых любишь. Не требуется ничего особенного, чтобы прятаться за оружием и убегать в критической ситуации. Что трудно, так это пустить глубокие корни и следить, чтобы они принялись. Трудно всегда быть на месте, когда ты нужен, и понимать, когда уклониться от стычки, вместо того чтобы навлекать на себя неприятности. Не имеет значения, насколько ты взрослый, сильный или быстрый. Любой дурак может вытащить пистолет и отнять жизнь, но нужно быть мужчиной, чтобы посвятить свою жизнь семье. Ты понимаешь это, Сэм?
Взъерошенная голова медленно один раз кивнула.
— Я был не прав в том, что пытался сделать, потому что это противоречит желаниям твоей сестры. А именно она, а не я, каждый день рядом с тобой, и ты должен уважать ее за постоянную заботу. А сейчас ты делаешь мою ошибку еще более неприятной, потому что заставляешь сестру плохо думать о том, что она делает.
— Я… я не хотел. — У Сэмми задрожали губы, и он замотал головой, как делал его пес Бисквит, когда его стыдили за плохое поведение.
— Сэм, ты должен быть мужчиной и поддерживать в сестре надежды, должен защищать ее, потому что ей нужно, чтобы ты был рядом, так же как тебе нужно, чтобы она была тобой. Вот что такое семья. Во всяком случае, так мне говорили. Сам я плохой знаток таких вещей.
Но в его совете прозвучала подлинная правда, которая произвела впечатление даже на упрощенно мыслящего Сэмми и глубоко вонзилась в сердце Джуд. И когда они все сели за приготовленный Джозефом завтрак, Джуд была убеждена — ошибочно или нет, — что она никогда не полюбит другого мужчину так, как любила этого идеалиста-наемника Долтона Макензи.
За столом шел легкий разговор, а Сэмми быстро глотал еду, чтобы быть готовым встретить утренний дилижанс из форта Ларами. Когда он ушел, над тарелками с едой повисла тишина, разделяя странную пару, у которой сердца были заполнены друг другом. В маленькой комнате не было места, куда Джозеф мог бы тактично удалиться, поэтому он остался сидеть во главе стола — вынужденный неподвижный компаньон, и его присутствие делало невозможным личный разговор, в то время как головы молодых людей были переполнены интимными мыслями.
Каждый раз, беря в руку кружку с кофе или один из пышных бисквитов Джозефа, Долтон украдкой бросал взгляды на женщину напротив. Всегда ли у нее такие пухлые чувственные губы, заставляющие мужской рот тянуться к ним?
Или они все еще сохраняют форму его собственного рта? Вишневый джем на бисквите был бледным по сравнению с их теплым розовым цветом. Долтону невероятно хотелось наклониться над простым деревянным столом и отведать вкус этих сочных фруктов. «Ей нужно почаще улыбаться», — подумал он.
А ее глаза: то как гроза, а в следующее мгновение нежные, как пух на груди голубя. Если бы мужчина умел читать ее чувства по изменяющимся цветам, то не было бы секретов, которые она могла утаить от него. Джуд была женщиной, любившей свои секреты; ей нравилось быть плотно окутанной своими эмоциями. «Что она скрывает?» — задал себе вопрос Долтон. Для него было бы удовольствием заглянуть в ее тайны, раскрывшиеся перед ним — или под ним. Случайно встретившись с взглядом Долтона, Джуд слегка вздрогнула, ее зрачки потемнели и расширились. Он не извинился и не отвел взгляда, а, наоборот, настойчиво удерживал ее робкий взгляд, который постепенно затуманился смущением, когда Джуд осознала, что смотрит на Макензи как на мужчину, как на возможного любовника. И в ее ответном взгляде не было ни отвращения, ни сопротивления; в нем было лишь мечтательное сожаление.
— Если вы закончили, мистер Макензи, вам пора собираться, чтобы не опоздать.
— Мисс Эймос, я не собака, и меня не держат на поводке. Слегка покраснев, Джуд встала, и при этом движении он, как джентльмен, тоже поднялся. Кем бы он ни был, но в прошлом его научили хорошим манерам и проследили за его образованием. Если не семья, то кто?