Избранное - Григорьев Николай Федорович. Страница 76

черный провод и стрункой вытягивался в траве.

Я тоже побежал, согнувшись в три погибели и совсем припадая к

земле в открытых местах. "Ну, - думаю, - если нас обнаружат с башни,

сразу разнесут деревья в щепки, и тогда прощай весь мой план!"

Но все обошлось благополучно. Когда я, запыхавшись, подбежал к

деревьям, линия была уже готова. Никифор сидел, сложив ноги калачиком,

и подкручивал отверткой винты на своем аппарате. Я прислушался. Все

было тихо; радостно сознавать, что бросок удался. Но главное еще

впереди... Однако здорово же я осмелел: сразу в артиллерийские

наблюдатели! А что было делать? Рискуй. Как говорится - пан или

пропал...

Я выбрал дерево повыше - это был клен - и начал взбираться. Лез

тихо, точно кошка, прячась за ствол и боясь пошевелить ветку. Ползу

все выше, выше. Вот уже открылась вся целиком башня водокачки. Вот и

крыша вокзала, и знакомые белые трубы над крышей... Я выбрал надежный

сук, подтянулся к нему на руках и сел. Осторожно раздвинул ветки,

отщипнул несколько листочков, которые мешали смотреть, и выглянул.

Станция была как на ладони. Только отсюда она казалась маленькой,

словно вся съежилась. Сколько же до нее верст?.. Я осторожно вытянул

вперед руку и поставил перед собой торчком большой палец. Это наш

саперный дальномер.

Когда нужно определить расстояние, наводишь большой палец на

какой-нибудь предмет определенной высоты (лучше всего на дерево:

каждому из нас примерно известно, какой вышины бывает рослая сосна или

тополь). Наводишь и смотришь: если, к примеру, тополь, на который ты

нацелился, кажется тебе с палец ростом - значит, до него примерно сто

саженей; если вдвое меньше пальца - значит, двести саженей; если

только с ноготь - расстояние четыреста саженей. А уж если меньше ногтя

- версты.

Удобная эта мерка, всегда при тебе. И расстояние довольно верно

показывает. Только ноготь на большом пальце должен быть всегда

одинаковой длины. Когда я служил в саперах, я постоянно об этом ногте

заботился.

Сейчас мой дальномер показал мне две с половиной версты.

Я навел потихоньку бинокль и сразу увидел, что станция не пуста.

За ночь там появились какие-то серые вагоны.

- Ах вы, гадюки!.. Уж и поезда на станцию привели. Значит,

починили мои стрелки...

Посмотрел я с дерева вниз, нашел глазами красноармейца. Он сидел

по-прежнему в траве и нажимал пальцем на кнопку аппарата, проверяя

вызов-зуммер.

- Телефонист, - шепнул я.

Не слышит.

- Телефонист! - позвал я громче. - Никифор!

Красноармеец быстро вскинул голову, привстал.

- Есть, товарищ командир, - отозвался он, - связь действует.

- Вызовите бронепоезд. Во-первых, скажите, чтобы матрос сел к

аппарату и не отходил. Во-вторых...

Красноармеец ждал, что сказать "во-вторых".

- Скажите, чтобы навели пушку для обстрела вокзала. Дистанция...

Тут я запнулся. Как же это сказать? Расстояние-то я примерно знаю

- около двух с половиной верст. Но ведь на пушке не версты, а

деления... Сколько же это делений?

- Товарищ телефонист, - начал я опять.

Красноармеец смотрел мне в рот.

- Ну, спросите их, с каких делений стреляла пушка в последний

раз! - крикнул я и вытер рукавом вспотевший лоб.

Красноармеец наклонился к трубке и заговорил, прикрывая сбоку рот

ладонью. Потом он поднял голову и доложил:

- Матрос у телефона, товарищ командир. Стреляли, говорит, с

восьмидесяти трех делений, только вы приказали отставить.

- Так, - я устроился поплотнее на суку. - Слушать мою команду!

- "Слушать мою команду!" - повторил красноармеец в телефон.

- Для проверки - восемьдесят три деления. Огонь!

- "Для проверки - восемьдесят три деления. Огонь!" - крикнул

красноармеец, припав к телефону.

В стороне, где стоял бронепоезд, бухнуло. Я невольно обернулся на

звук, но ничего не увидел. Бронепоезд был закрыт от меня холмами. Я

разглядел только жидкий дымок паровоза.

Шелестя, как ракета, пошел снаряд. Слышно было, как он выписывал

высоко в воздухе огромную невидимую дугу. Потом шелест начал спадать,

потом стало совсем тихо. Прошла секунда, вторая... Затаив дыхание, я

смотрел в бинокль.

Рвануло... наконец-то... Далекой искрой блеснуло пламя, и по

земле покатился густой клуб дыма. Но где же это? Далеко, совсем за

станцией, в поле...

Так вот, значит, куда гвоздил каменотес, чтоб ему... А мне как

взять? Какой же тут прицел должен быть, чтобы по станции?.. Ясно, что

надо убавить. И здорово убавить. Восемьдесят три деления, восемьдесят

три... Убавлю-ка на половину - что оно получится? Восемьдесят три на

два...

- Прицел сорок, - скомандовал я. - Для проверки!

- Для проверки. Сорок! - повторил красноармеец в телефон.

Снаряд пошел - и взметнул землю уже по эту сторону станции.

- Недолет! - крикнул я, повеселев. - Что-то, видно, начинает

получаться. А ну, прибавим делений...

- Сколько прибавить? - Красноармеец задержал трубку.

- Валяй для ровного счета полсотни!

- Пятьдесят делений, - передал телефонист.

Гаубица бухнула.

Я стал считать секунды, быстро прикидывая на глаз, куда может

упасть снаряд.

- Есть!

В облаке дыма взлетел к небу длинный решетчатый столб. Взлетел,

перекувырнулся в воздухе и рухнул на землю.

- Попали! - взревел я. - Семафор срезали, гляди!

- Да мне не видать отсюда, товарищ командир, - жалобно отозвался

красноармеец, вытягивая шею и приплясывая на цыпочках.

Верно, я сгоряча и не сообразил, что ему снизу не видно.

- Давай, давай, Никифор! - замахал я руками. - Сейчас прямо по

ихнему поезду хватанем... Пятьдесят пять!

Красноармеец кинулся к аппарату:

- Пятьдесят пять делений!

"Пятьдесят пять, пятьдесят пять, - повторял я про себя. - Не

уйдешь, проклятый... пятьдесят пять!"

Я уже и в бинокль не смотрел. Не до бинокля тут!

Бронепоезд выстрелил. Раз, два, три, четыре... да ну! От

нетерпения я даже топнул ногой по суку.

И следом за мной словно кто-то огромный топнул по путям станции.

Как брызги, взлетели шпалы, обломки рельсов, дым, земля, пламя.

- Попадание! - Я даже привскочил на месте. - Пятьдесят пять,

беглый огонь!

Но тут в воздухе поднялся такой свист и так загремело кругом, что

в первую минуту и не сообразил, что за грохот, откуда.

Над верхушкой дерева что-то треснуло, меня обдало едким дымом и

осыпало листьями. Фуражка сорвалась с головы и полетела вниз, прыгая

по веткам.

Шрапнелью хватило...

- Товарищ командир! Товарищ... - вдруг расслышал я сквозь свист и

грохот встревоженный голос красноармейца. Я перевесился через ветку,

глянул вниз.

Телефонист махал мне трубкой.

- Наши передают, держаться невозможно... Белый снарядами засыпал!

- Ладно, - кричу, - сейчас! А почему замолчали? Где беглый огонь?

Кричи, чтоб били из пушки! Пятьдесят пять!

- Пятьдесят пять, - эхом донесся ко мне голос красноармейца. -

Пятьдесят пять...

А свист кругом не прекращался, точно в воздухе справа, слева и

над головой стегали длинными бичами. Это свистели, пролетая быстрой

очередью, трехдюймовые снаряды из скорострельных пушек.

Бьют гады по нашему бронепоезду. Со всех сторон взялись за него!

Но как же они его нащупали? Ведь он стоит в укрытии, запрятан,

как в яме...

Я подкрутил бинокль и, напрягая глаза, посмотрел в сторону

Проскурова. Что такое?.. На станции все как было. Даже поезд с серыми

вагонами стоит себе у платформы как ни в чем не бывало. Стоит