Кельтская волчица - Дьякова Виктория Борисовна. Страница 26

Конечно же, он приехал. И начались ухаживания, насколько необычные, настолько же и приятные, о которых любая юная особа и сто лет назад и нынче могла бы только мечтать. Сквозь прошедшие с той поры годы матушка Сергия вспоминала о них как о каком-то нереальном, плохо запомнившемся сне.

Один или два раза в неделю князь Василий Ухтомский приезжал в Андожу. Вместе с Софьей они забирались на яблоню, — мешавшую ветку, конечно же, срезали, — и он давал юной княжне уроки любви, а она слушалась его во всем. Тогда ей казалось, что чудесные вечера с жужжанием пчел над головой и пением соловьев будут длиться для них бесконечно.

И несмотря на последующую трагедию, князь оставался в памяти своей возлюбленной молодым человеком с огненно-рыжей шевелюрой и бунтарским нравом, созерцающим с борта корабля штормовые волны Балтийского моря, так не похожего на уютные, тихие бухточки Андожского озера.

Балтийского моря княжна тогда еще никогда не видела. Она знала о нем со слов Василия. Чтобы он ни говорил — его слова звучали приятной музыкой для слуха княжны Андожской. Самые злые шутки, в которых Василий никогда не изменял себе, забывались, когда он прижимал Софью к своей груди и целовал в губы.

Прошло два месяца свиданий, о которых так никто и не догадывался в усадьбе. В самый разгар лета княгиня Марья Филипповна призвала Софью к себе и нежно поцеловав, сообщила, что ее ждет большое счастье: младший сын московского семейства Салтыковых, которого Софья и не знала никогда, попросил ее руки, она и батюшка вполне согласна, приданое определено, осталось только назначить день свадьбы.

Некоторое время Софья смотрела на мать с изумлением, потом с нескрываемым ужасом: она не сомневалась, что удрученная ее поведением в Белозерске матушка с самого того дня начала подыскивать ей партию, списываясь со старинными знакомыми. И вот нашла, решив все за ее спиной.

В комнату робко вошел отец. Взглянув на князя Ивана Степановича, Софья отчетливо осознала, что он тоже совсем недавно узнал о намерениях супруги и потому очень опечален. Князь Андожский с сочувствием взирал на свою любимицу и глаза его слезились. Казалось, скажи она «нет», и он сразу же поддержит ее.

Воспользовавшись неожиданной поддержкой, Софья громко запротестовала. Она объявила матери, что скорее прыгнет с крыши дома или утопится в водах Андожского озера, чем выйдет замуж за неизвестного ей Салтыкова.

Напрасно спорила с ней княгиня Мария Филипповна, напрасно перечисляла она добродетели молодого жениха и предметы его благосостояния, напрасно обращалась за поддержкой к Ивану Степановичу. Князь упорно хранил молчание, а Софья распалялась все больше и больше.

— Ты уже в таком возрасте, дитя мое, — увещевала ее мать, — когда только брак может наставить тебя на путь истинный. Мы должны быть признательны, что матушка и отец Салтыковы вообще согласились даже раздумывать о родстве с нами после твоего недостойного поведения на балу в Белозерске… — Но Софья только трясла головой и впивалась ногтями в ладони.

— Говорю, говорю Вам, матушка, я не выйду за Салтыкова, я лучше умру, — твердила она.

— Возможно, Машенька, — вступил в разговор князь Иван Степанович, — не стоит принуждать Сонечку, если она не хочет. Ведь свадьба дело нешуточное — на всю жизнь отдаем ее в чужой дом. Может, стоит ей подумать, свыкнуться с мыслью. Да и Салтыковым тоже время нужно…

— Для чего? — раздраженно прервала его Мария Филипповна. — Для чего им нужно время, Ванечка? Чтобы они еще больше про нашу девицу вызнали да и вовсе от нее отказались? Ты уж не влезай лучше, — попросила она, — в чем-чем а уж в делах супружества я получше твоего разбираюсь. Знаю, как счастье детям нашим составить.

— То-то и составили уже Антону, — недовольно проговорила Софья, — пьет горькую, глаз домой не кажет.

— Нам необходимо принять решение сегодня, — настаивала Марья Филипповна, проявив редкую для себя твердость. Посмотрев на встревоженное, исполненное нерешительности лицо отца, Софья тоже упорствовала до последнего.

— Нет, — отрезала она на все уговоры, — я же сказала. Лучше я умру.

Выбежав в гневе из комнаты, Софья поднялась к себе и заперла дверь. В ее переутомленном воображение все родственники казались ей злыми и несправедливыми.

Дождавшись пока в доме улягутся, она сменила платье, накинула на плечи плащ и выскользнула из усадьбы, намереваясь больше никогда в нее не возвращаться. Молодая княжна решилась идти ночью, пешком в Ухтому, к Василию.

Только что кончилась гроза, июльская ночь над Андожей стояла светлой. Чувствуя как бешено колотится сердце, Софья двинулась по дороге вдоль озера, потом свернула на запад. Дорога была неровная, ее без конца пересекали лесные тропинки. Не привыкшая к долгим пешим походам, княжна быстро устала. Как бы она ни храбрилась, ночные звуки и шорохи переполняли девушку страхом.

Рассвет застиг ее на берегу Шексны посреди леса изнуренной и заляпанной грязью. Измученная, Софья поднялась на очередной бугор и увидела, наконец, простирающие внизу владения князей Ухтомы.

Инстинктивно она выбрала верный путь и не заплутала, как того боялась. Часов около шести утра она встретила на большой дороге, ведущей в Ухтому крестьянина, который придержал лошадь, глядя с изумлением на вышедшую к нему фигуру, Вероятно, он принял княгиню за лесную ведьму, так как она видела, как он перекрестился и сплюнул через левое плечо. Убедившись, верно, что перед ним вовсе не нечистая сила, крестьянин сжалился над девушкой и довез ее на телеге до самого дома Ухтомских князей.

Только увидев богатое убранство родового гнезда местных властителей Софья вдруг представила себе в каком убогом виде она предстанет перед ними. А если в доме не только Василий, если там и Евдокия, и еще кто-нибудь из представителей их семейства, с которыми она даже не была знакома?!

Испуганная, девушка подкралась к дому как воровка и в нерешительности остановилась перед окнами. Было прохладно. Слуги уже встали. Из поварни доносился звон посуды, приглушенный говор, отчетливо чувствовался маслянистый запах жареного мяса и копченой ветчины.

Солнце уже высоко взошло над Белым озером. Окна были распахнуты навстречу ему, раздавался смех, слышались мужские голоса. Больше всего захотелось теперь Софье оказаться в своей спальне в Андоже, но отступать было поздно.

Она поднялась по парадной лестнице на круглое, обрамленное гранитными колоннами крыльцо и дернула колокольчик — эхо его звона прокатилось по всему дому. Затем отступила: в дверях появился лакей в голубой ухтомской ливрее, вид у него был надменный и строгий.

— Что Вам угодно, сударыня? — спросил он.

— Я бы хотела повидаться с князем Василием Романовичем, — вяло проговорила Софья, едва сдерживая дрожь.

— Но князь Василий Романович завтракает с друзьями, — заявил лакей. — Уходите, он Вас не примет.

В открытую дверь столовой Софья слышала смех, разговоры, а громче других звучал голос Василия.

— Мне просто необходимо увидеться с князем, — настаивала Софья, доведенная до отчаяния, готовая расплакаться прямо на пороге. Лакей уже поднял руку, чтобы прогнать ее восвояси, но тут в большом круглом зале, украшенном картинами на стенах, появился Василий. Он смеялся, говоря что-то через плечо оставшимся в столовой господам. Продолжал есть и держал в руке салфетку.

— Василий, — позвала Софья, — Василий, это я. Я здесь…

Он подошел ближе и смотрел на нее с неподдельным изумлением на лице. Потом спровадив слугу, увлек княжну в крохотную прихожую рядом с залом.

— Как, Софья? В чем дело? Что случилось? — быстро спрашивал он, а Софья, совершенно обессиленная, упала в его объятия и разрыдалась у него на плече.

— Тише, любовь моя, все хорошо, — пробормотал он, гладя ее волосы, пока она не успокоилась.

— Матушка решила выдать меня замуж за Петра Салтыкова, — проговорила Софья тихо. — Я сказала им, что никогда не соглашусь. Всю ночь шла лесными дорогами, чтобы сказать тебе об этом.