Том 3. Чёрным по белому - Аверченко Аркадий Тимофеевич. Страница 31
Адвокат скрылся в подъезде. Через пять минут в окне третьего этажа открылась форточка и показалась адвокатская голова.
— Эй, ты!.. Письмоводитель! Как тебя? Поднимись сюда, в номер 10, на минутку!
«Клюёт», — подумал радостно Макаронов и, соскочив с извозчика, вбежал наверх.
В переднюю высыпала встречать его целая компания: двое мужчин, три дамы и гимназист.
Адвокат тоже вышел и сказал:
— Ты, братец, извини, что я тебя побеспокоил! Дамы, видишь ли, никогда не встречали живых шпиков. Просили показать. Вот он, медам! Хорош?
— А борода у него, что это, привязанная?
— Да, наклеенная. И парик тоже. Поправь, братец, парик! Он на тебя широковат.
— Что, страшно быть шпиком? — спросила одна дама участливо.
— Нет ли места какого? — спросил, делая простодушное лицо, Макаронов. — Который месяц я без места.
— Насмотрелись, господа? — спросил адвокат. — Ну, можешь идти, братец! Спасибо! Подожди меня на извозчике. Постой, постой! Ты какие-то бумажки обронил. Забери их, забери!.. А теперь иди!
Когда адвокат вышел на улицу, Макаронова не было.
— А где этот фрукт, что со мной ездит? — спросил он извозчика.
— А тут за каким-то бородастым побег.
— Этого еще недоставало. Не ждать же мне его тут, на морозе.
Из-за угла показалась растрепанная фигура Макаронова.
— Ты где же это шатаешься, братец? — строго прикрикнул Маныкин. — Раз тебе поручили за мной следить, ты не должен за другими бегать. Жди тебя тут! Поправь бороду! Другая сторона отклеилась. Эх, ты!.. На что ты годишься, если даже бороды наклеить не умеешь. Отдери ее лучше да спрячь, чтобы не потерялась. Вот так! Пригодится. Засунь ее дальше, из кармана торчит. Черт знает что! Извозчик, в ресторан «Слон»!
Подъехали к ресторану.
— Ну, ты, сокровище, — спросил адвокат, — ты, вероятно, тоже проголодался? Пойдем, что ли?
— У меня денег маловато, — сказал сконфуженный шпик.
— Ничего, пустое. Я угощу. После сочтемся. Ведь не последний же день мы вместе? А?
«Пойду-ка я с ним! — подумал Макаронов. — Подпою его, да и выведаю, что мне нужно. Пьяный всегда проболтается».
Было девять часов вечера. К дому, в котором помещалось охранное отделение, подъехали на извозчике двое: один мирно спал, свесив набок голову, другой заботливо поддерживал его за талию.
Тот, который поддерживал дремавшего, соскочил с пролетки, подошел к дверям, позвонил и вызвал служителя.
— Вот, — сказал он ворчливо. — Привез вам сокровище. Получайте!.. Ваш.
— Будто наш.
— Ну то-то! Тащите его, мне нужно дальше ехать. И как это он успел так быстро и основательно нарезаться?.. Постойте, осторожней, осторожней! Вы ему голову расквасите. Берите под мышки. Постойте!.. У него из кармана что-то выпало. Записки какие-то литографированные. Гм… Возьмите. Ах, чуть не забыл!.. У меня его борода в кармане. Забирайте и бороду. Ну, прощайте! Когда проспится, скажите, что я завтра пораньше из дома выйду, чтоб не опоздал. Извозчик, трогай!
Купальщик
— Эй… как вас… Мм… молодой чч… век! Нет ли тут поблизости морей каких-нибудь?
— Каких морей?
— Ну, там… Черного какого-нибудь… Средиземного. А то так — Мраморного, что ли.
— Нет, тут поблизости не будет. Переплюниха река есть, так и то верст за пятнадцать…
— М… молодой чч… век! Море бы мне. А?
— Говорят вам — нет. Да вам зачем?
— Купаться ж надо ж…
— Да если нет, так как же?
Человек, желавший выкупаться, покачнулся, схватил сам себя за грудь, удержал от падения и прохрипел страдальчески:
— Надо ж купаться же ж! Освежаться надо же ж!
— Да-с. Нет морей.
— А… Каспийское море… Далеко?
— Каспийское? Далеко.
— Вы думаете — я пьян?
— Почему же-с?
— Да, пил. Надо же ж пить же ж!! Напиваться необходимо же ж!!
— Извините… Я домой.
— Домой? Лошадь! Кто ж нынче домой ходит? Впрочем — прав! Надо ходить же ж домой же ж!! Посл… лушай! А дома морей никаких нет? Хоть бы Красное… Аральское… А? Ушел? Ну и черт с тобой. Ты же лошадь же ж! Я тут сейчас и искупаюсь! Вот еще! Куда бы мне пиджак повесить? Вот гвоздик! Надо ж пиджаки вешать же ж!
— Эй, господин! Разве тут можно раздеваться?
— Можно. Здравссс… прохожий… Не знаете — тут глубоко?
— Где-е? Это ведь улица! Тут и воды нет.
— Толкуй! Подержи жилетку.
— Отстаньте!
— О Господи ж! Надо ж жилетки держать же ж! Купаться надо же ж!!
— …Это что еще?! Вы чего тут?! Как так — на улице раздеваться? Пшел!
— Мама-аша! Сколько лет!..
— От-то ж дурень! Какая я мамаша? Я городовой.
— Вот ччерт!.. А я смотрю — обращение самое… материнское. Городовой! Где моя мама?
— Стыдно, господин. Тут и купальни нет, а вы раздеваетесь!
— Нет купальни… А ты построй! Я тут сяду — пока брюки подожду снимать, а ты надо мной и воз… веди п-по-строечку! О Господи! Строиться надо же ж!!
— Да зачем купальню, когда воды нет? Хи-хи.
— Милл… лай. Мне ж много не надо же ж! Построй купаленку, плесни ведерце — мне и ладно. Надо ж купаться же ж!!
— «Же ж, же ж»! Вот тебе покажут в участке «же ж»! Одягайся!
— Позвольте, городовой! Они выпимши и не в себе, а вы сейчас — участок. Знаем мы ваши участки. Позвольте, я сам его урезоню.
— Здравствуйте, господин!
— А-а… Мамаша! Глубочайшее…
— Купаться хотите?
— Купаться же ж надо ж! Работать надо ж!
— Дело хорошее. Водички вам немного потребуется.
— Пустяки же ж! Как пожива… аете?
— Слава Богу, хорошо. Вам ведь купаться не обязательно? Только освежиться?
— Освежиться ж надо же ж!
— Ну, вот. У меня в пузыречке вода и есть. Ведь вам не обязательно обливаться? Ежели ее немного — можно и понюхать. А?
— Господи! Надо нюхать же ж!
— Ну вот и хорошо. Умница. Нюхайте.
— Фф… ррр… пффф… Од… днако!
— Это вы что ему за водичку дали?
— Ничего-с. Нашатырный спирт.
— Здорово! Слеза-то как бьет. Хи-хи!
— Еще, может, нырнете, а? Вот бутылочка. Держи ему голову.
— Фф… рр… пфф… Однако!..
— Ну как?
— Где мой… пиджак? Дом купца Отмахалова направо?
— Направо.
— Городовой! Дай мой пиджак. Ффу!
Чёрным по белому
Волга
В буфетной комнате волжского парохода за стойкой стоял здоровеннейший мужчина и бил ладонью руки по лицу качавшегося перед ним молодого парня.
У парня было преравнодушное лицо, которое, казалось, говорило: «Да скоро ты, наконец, кончишь, Господи»!
Здоровеннейший мужчина приговаривал:
— Вот тебе разбитый бокал, вот соусник, вот провансаль!
И бокал, и соусник, и провансаль — как две капли воды, походили друг на друга: это были обыкновенный пощечины, и различные названия их служили просто какими-то символами.
После провансаля буфетчик наделил парня «невытертыми рюмками», «закапанной скатертью» и какой-то «коробкой бычков».
Когда парню приедалось однообразие ощущения, парень поворачивал лицо в другую сторону, и вторая, отдохнувшая, щека бодро выносила и «фальшивый целковый от монаха» и «теплое пиво» и «непослушание маменьке».
Толстый купец, пивший в углу теплое пиво, восторженно глядел на эту сцену, делая машинально те же движения, что и буфетчик, и качая лысой головой в такт каждому удару.
— Что это такое? — спросил я радостного купца.
— Это — государь мой, наше русское волжское воспитание. Чтобы, значит, помнил себя. Сынок это евонный.
— Да, ведь, он его, как скотину, бьет?!
— Зачем, как скотину?.. Скотину без пояснения лупят, а он ему все так и выкладывает: «Это, говорит, за соусник, это за теплое пиво». Парень, стало быть, и знает — за что.
— И вы думаете, это помогает? — брезгливо спросил я.
— Батюшка! А то как же? Да парень, после этого ноги его будет мыть, да воду пить!