Том 3. Чёрным по белому - Аверченко Аркадий Тимофеевич. Страница 32
Я пожал плечами.
— Если первая часть этой операции и имеет гигиеническое значение, то вторая…
— Чего-с?
— Я хочу сказать, что такое обращение делает человека глупым, забитым и тупым.
— Ничего-с. Нас так тоже учивали, а посмотрите — и на слово ответим, и дело исделаем.
Старая женщина подошла к стойке, поглядела на буфетчика и заботливо сказала:
— Ну, и будет. Ишь — ты упарился…
— Мать ихняя, — кивнул на нее купец. — Строгая семья, правильная.
Младший член этой семьи, наконец, избавился от «соусников» и «монашеских монет». Отец ударил его в последний раз, оттолкнул и, придвинув к себе стаканы, стал их перетирать. Сын взял тарелку и, в свою очередь, принялся тереть мраморную доску буфета.
— Правильно, — сказал мне купец. — Удовольствие исделай, а работы не забывай.
Пароход подходил к большому городу. На палубе стоял здоровенный буфетчик, одетый по дорожному, жена его и сын.
— Ну вот, Капитоша, вот тебе такое мое слово: штобы от матери никакой жалобы, штобы пассажир был без ропоту и штобы — без бою стекла. Парень ты уже большой, многократно ученый — знаешь, как и что. Ключи тебе даны, доверие отцовское оказано — за сим прощайте. Должен ты понимать свою самостоятельность.
— Поблагодари папеньку, — крикнула мать. — Эх, народ теперь. Да я бы за это отцу… ноги бы мыть, да воду пить!
Эта странная формула исчерпывала, очевидно, все взаимоотношения младших к старшим. Выпитая вода являлась тем цементом, который неразрывно связывал членов семьи.
Парень Капитоша, опустил мутные серые глаза, конфузливо вздохнул и повалился отцу в ноги.
— Благодарствуйте, тятя.
— Ничего, что там. Лишь бы все, как следовает.
Вокруг них столпились пассажиры, с интересом следившие за этой сценой. Буфетчик расцеловался с женой и поклонился пассажирам.
— Уезжаю я по делишкам, милостивые господа. Если что — не взыщите с парнишки, — молод он, робок. Не забудьте, поучите его.
Лысый купец отозвался за всех:
— Поучим.
Зевнул и отправился спать… Ставились сходни…
Когда пароход отчаливал от пристани того города, где буфетчик собирался устраивать дела, мать и сын стояли у перил и махали платками отцу, пришедшему последний раз проститься с ними.
Ветер трепал белыми платками, и полоса воды, между пароходом и пристанью, все ширилась и ширилась. Когда пароход отошел шагов на сто, Капитоша перестал салютовать, всмотрелся в платок и показал отцу кулак. Отец что-то закричал с берега, но не было слышно.
Капитоша облокотился спиной о перила, сложил на груди руки и строго сказал, глядя на мать серыми, мутными глазами:
— Ну, мамаша… Идите спать!
— Чего-ж я пойду, дурашка. Солнышко-то еще не спряталось.
— Идите спать! — бешено взвизгнул сын. — Говорят вам — идите! Кто тут хозяин? Вы или я?
— Ох, ты-ж, Господи, — пролепетала струсившая мать. — Поди-ты, какой крикливый. Ну-ну… Иду-иду Ты-ж тут смотри, чтобы все…
— Пошла, пошла!
Оставшись один, Капитоша плюнул на ладони и попытался пригладить взъерошенные волосы. Потом сделал попытку выгнуть впалую грудь колесом. Ни то, ни другое не удалось ему. Он вздохнул и поплелся в буфет. Я с улыбкой последовал за ним — его поведение заинтересовало меня.
Зайдя за стойку, Капитоша вынул бутылку французского шампанского, откупорил ее, открыл широко громадный желтый рот, в котором жадно извивался тонкий, сухой язык, и в две минуты перелил в себя всю бутылку.
— Однако! — сказал я, удивившись.
— Видал? — захихикал он.
— Видал.
— Здорово?
— Да уж… Ваш отец будет вами доволен.
Грудь его вогнулась еще больше и волосы сделались мягкими.
— Товарищ! — сказал он. — Господин! Долбанем еще одну, а?
— Спасибо, я днем не пью. И вам не советую. Зайдут сейчас сюда пассажиры, а вы выпивши.
Действительно, какой-то маленький чиновник зашел и, потирая руки, сказал:
— Пива.
— Нельзя! — взревел Капитоша.
— Почему?
— Буфет закрыть.
— Кто его закрыл?
— Кто? Я, Капитон Ильич — очень приятно познакомиться. Со мной, если желаете, выпьем. Шампанского, бордосского… Милый! Если бы ты видел, сколько здесь бутылок — сам черт не пересчитает. Пузатенькие, долгие — всякие. Чесстн… слово.
Маленький чиновник потоптался на месте, облизал губы и неожиданно сказал:
— Ну, что ж, выпьем.
Капитоша суетливо вытер руку о полу пиджака и протянул ее ребром, неумело:
— Капитон Ильич, главный буфетчик этого парохода. — Садитесь! Ах, ты-ж Господи! Вот приятное знакомство. Скажите, саратовские хористки еще не слезли?
— Нет, едут, а что? Вы их… сюда? Это ловко.
Капитоша захохотал и молодцевато побежал наверх.
— Зачем вы хотите пить с ним? — спросил я. — Нехорошо.
— Да что он, ребенок, что ли, — возразил чиновник. — Пусть себе молодой человек повеселится.
Через минуту вошел Капитоша, во главе четырех, жизнерадостных, смеющихся девиц.
— Садитесь, барышни. Винцо сейчас будет, апельсины. Очень приятно. Я Капитон Ильич, здешний главный заведующий буфетным отделением пароходной компании судоходства. Алле!
Следом за девицами вошел продавец кораллов и старый актер, потертый и давно небритый.
— Ты кто? Коралловый торговец? Очень украшает и наводить кавалеров на приятные мысли.
Капитоша суетился, бегал к стойке, выбирал кораллы, платил деньги, потом увидел на продавце кораллов оранжевый галстук и пристал, чтобы тот уступил ему этот галстук.
— Расчудесный галстук! Продай, чего там.
Повязался купленным галстуком, надел на руки кольца с кораллами и стал открывать бутылки с вином.
Старый актер стоял в углу, молча за ним наблюдая. Потом приблизился и сказал:
— Давай мне пятьдесят рублей.
Капитоша обернул к нему желтое, потное лицо и прищурился.
— За что?
— Да так. Давай. Ты теперь хозяин. Чего там! Надо быть самостоятельным.
— Пятьдесят рублей, — задумчиво переспросил Капитоша. — Ну, на!
— Вот так. А теперь налей мне шампанского.
Одна из девиц обняла просиявшего Капитошу за шею и сказала:
— Ты дай нам на счастье, а мы тебя прославим.
— Как… прославите?
— Будем петь про тебя. Завсегда так. Гостей в кабинетах славим.
— Здорово! — сказал Капитоша и ревниво добавил:
— Только меня что-б одного.
— Да, конечно. Ты-ж хозяин. Как тебя звать?
— Капитон Ильич, главный управляющий пароходною частью…
— Ладно! Девицы: Капитоша!
И хор девиц нестройно запел:
Капитоша сидел на стуле, истомленный славой, почетом и всеобщим уважением.
— Еще раз! — попросил он, закрыв глаза.
— Капитоша, Капитоша, Капито-оша-а!..
Он подпер щеку рукой и заплакал. Это были слезы гордости, радости и сознания потерянных прежних лет, так глупо прожитых.
— Вот оно, настоящее то, — вероятно, думал бедный Капитоша, и сердце его радостно билось.
— Господа, — крикнул актер. — За-ме-ча-тель-но-му и раз-про-един-ствен-ному Капи-тону Ильичу — мно-га-я ле-е-е-та!!
Девицы пели… Оборотистый продавец кораллов плясал, без пиджака, погромыхивая своим ящиком.
Сумерки заглядывали в окно…
— Дай мне полтораста рублей, — попросил актер, — для устройства театрального здания в Петербурге. — Дашь?
— Дам, — сказал Капитоша, встал; выпрямился и в невыразимом экстазе крикнул:- Господа! Похож, я на офицера?
Все нашли, что — похож…
Дверь скрипнула и лысый купец, шаркая мягкими сапогами, вошел в буфетную.
— А-а… Честная компания… Это Что же такое?!
Он стоял с полминуты, оглядывая всех. Потом его взгляд остановился на Капитоше, украшенном оранжевым галстуком, бархатным пиджаком, купленным у того же торговца кораллами и массой разноцветных колец на пальцах.