Око Силы. Трилогия. 1991 -1992 годы - Валентинов Андрей. Страница 42
– Полковник Корф, господа, – кивнул барон. – Я бы даже сказал, что рад знакомству, но... Тут, вероятно, какая-то ошибка. Я, видите ли, арестованный...
– Никакой ошибки, господин полковник, – отверг эту возможность капитан в цивильном. – То, что вы задержаны – глупое недоразумение.
– То есть как?! – воскликнул Корф. – Как это недоразумение?! Я русский офицер! Я служил Государю Императору! Я два года давил красных, как вшей...
– Вот именно! – горячо подтвердил капитан в форме. – Вы – настоящий русский офицер! Никогда не думал, что встречусь лицом к лицу с таким, как вы, героем...
– Что-о?! – глаза Корфа округлились. – Право, господа, все это весьма странно. Может быть, вы объясните мне, что... э-э-э... намечается?
– Господин полковник, – вступил «цивильный», – здесь собрались офицеры первого управления. От их имени мы просим выступить...
Полковник вначале подумал, что над ним все-таки издеваются, но затем сообразил, что на издевательство это не похоже.
– Расскажите о себе, – продолжал капитан, – о фронте, о белой армии. А то в книгах – сами знаете...
Корф имел смутное представление о большевистской историографии, но понял.
– Право, господа, – замялся он, – это несколько неожиданно. Я думал, если «чека», то полагаются допросы... пытки...
– Но мы же не «чека», господин полковник! – возразил тот, что в форме. – То есть «чека», но... Время сейчас уже другое. Мы не за красных. Мы этих коммунистов, признаться... Поэтому так хочется послушать настоящего русского патриота!
Барон ничего толком не понял, но возможность высказаться на всю катушку перед сборищем чекистов показалась ему забавной.
Зал заполнился. Корфа усадили за стол президиума. Капитан в штатском, подождав, пока настанет полная тишина, возвестил:
– Товарищи... то есть господа! Сегодня у нас в гостях ветеран белой... то есть русской армии полковник Корф Михаил Модестович. Он любезно согласился рассказать о своем боевом пути, о незабываемых страницах нашей российской истории. Прошу вас, ваше высокоблагородие...
Барон нерешительно встал и подошел к небольшой кафедре. Внезапно зал взорвался аплодисментами, чем поверг Корфа в еще большее смущение. Но, решив, что ударять лицом в грязь нельзя, он превозмог себя, откашлялся и начал:
– Господа чекисты! Я узнал о большевистском перевороте, когда находился в команде разведчиков Особой армии Юго-Западного фронта. Мы как раз вернулись тогда из рейда в окрестности Луцка...
...Барона долго не отпускали, задали массу вопросов, интересуясь более всего способами расправы с комиссарами. Полковник, сообразив, что его тирада об отхожем месте уже получила известность, весьма смутился и пояснил, что пленных большевиков действительно выводили в расход, хотя обычно и не столь изысканным способом. В ответ по залу прокатился завистливый вздох, офицеры мечтательно улыбались. Наконец, капитан в цивильном заявил, что гость устал, после чего зал вновь ударил в ладоши, и Корфу, в довершение всего, преподнесли в память о встрече небольшой японский радиоприемник, после чего отвели в буфет и угостили ужином.
– Признаться, я представлял «чека» несколько иначе, – заметил Корф, заедая кофе пирожным «мокко».
– Здесь и было иначе, – неохотно откликнулся один из капитанов. – И сейчас еще остались некоторые... монстры. Господин полковник, я немного знаком с ситуацией. Ваше задержание совершенно незаконно, скоро вы будете на свободе.
– Признаться, не уверен, – покачал головой барон, вспомнив беседу с главным гэбэшником.
– Увидите, – со странной усмешкой пообещал собеседник. – Включите приемник в полночь – на средних волнах, где «Маяк»...
Барона вновь отвели в камеру, где уже стоял столик с бутылками пепси-колы, а койка была накрыта теплым одеялом. Пепси барону не хотелось, и он прилег на койку, включив, как советовали, радиоприемник.
Полночь приближалась. Отзвучали позывные, и диктор начал читать обзор новостей. Слушая, полковник качал головой: страна разваливалась на куски, губернии, именуемые теперь отчего-то «республиками», откалывались от России, кое-где уже стреляли, а политики никак не могли поделить власть. Затем пошли сообщения о поисках большевистских сокровищ, упрятанных в иноземные банки, о росте цен и разгуле преступности. Корф задумался и внезапно вздрогнул, услыхав собственную фамилию.
– Президиум движения демократических реформ, – вещал диктор, – выступил с резким протестом по поводу ареста канадского гражданина Михаила Корфа, потомка известного дворянского рода. На пресс-конференции выступил двоюродный брат Корфа Михаил Плотников...
Барон удовлетворенно хмыкнул – правнук не оставил его в беде.
– Известная правозащитница Калерия Стародомская заявила, что арест Корфа – это позор для молодой российской демократии. Она также проинформировала, что на завтра назначен митинг на бывшей площади имени Дзержинского с требованием немедленного освобождения Михаила Корфа и всех политических заключенных в СССР...
«Ну и ну!» – засыпая, подумал барон. Слова Келюса о революции теперь не казались ему преувеличением.
Полковника освободили рано утром. Неизвестный и не представившийся офицер хмуро принес официальные извинения, посоветовав молчать обо всем виденном и слышанном, и проводил Корфа подземными коридорами к выходу. Освобожденному вернули вещи, за исключением револьвера. Барон запротестовал, но результатов это не возымело, и через несколько минут Корф уже стоял на совершено пустой в этот утренний час Лубянской площади рядом с магазином «Детский мир». Не успел он подумать о дальнейших планах, как откуда-то сзади неслышно подкатила белая «волга».
– Прошу вас, господин полковник.
Человек, сидевший за рулем, открыл дверцу, и Корф узнал знакомого уже капитана в цивильном.
– Я вас подвезу.
Барон решил не спорить и сел в машину.
– Рад, что ваши неприятности позади, – начал гэбэшник, как только «волга» тронулась с места. – Когда приедем на Набережную, я верну вам револьвер. Вы же говорили, что он у вас еще с фронта.
– Однако, господин капитан, – заметил барон, – хотел бы я знать, как это вы решились? В вашем-то ведомстве...