Лошадь под водой (Кровавый круг) - Дейтон Лен. Страница 15

Мы с удовольствием пили кофе, как вдруг Синглтон спросил:

– Что же заставило вас переселиться в Европу, мистер Кондит?

– Видите ли, – сказал Гэрри. – Я принимал снотворное, дексамил, чтобы заснуть, и секонал, чтобы прожить день. Здесь я пью шампанское, и, что примечательно, это обходится дешевле! – С этими словами он добавил в кофе португальского коньяка. Джо отказался. – Да. – Он сделал глоток коньяка прежде, чем закупорить бутылку. – Там я тонул в кредитных карточках и лекарствах и беспокоился о том, какой сезон будет в этом году у янки. Как вырваться из всего этого? Я знал, что для американцев за рубежом имеется работа, но я был уже слишком стар для больших корпораций, а для такого безграмотного бездельника, как я, у дядюшки Сэма нет никакой другой работы, кроме той, где надо применять винтовку «М-1». И вот однажды, стоя в вагоне поезда, отправившегося с Центральной станции в пять одиннадцать, и глядя на всех этих бедняг, совершающих регулярные поездки на работу и обратно, я вдруг проникся нестерпимым желанием, чтобы эта дорога, Нью-Хейвен-роуд, многие годы составлявшая часть моей жизни, навсегда выпала из нее, исчезла. Я подумал: что нужно этим узколобым болванам, что я мог бы предложить им в обмен на деньги? – Он оглядел свою аудиторию и налил снова кофе, наслаждаясь паузой прежде, чем ответить на свой вопрос. – Культуру. – Разлив кофе, Гэрри протянул каждому сахарницу. – Ну конечно, это вызвало бы смех у каждого коротко подстриженного пресмыкающегося во Флэтбуше, где я вырос, потому что культура – это не то, куда можно засунуть руки, как в карманы пальто от Аберкромби энд Фитч. Но у меня есть старый дружок по имени Лео Уильямс-Коен будущий беженец, который работал в сомнительном предприятии по выпуску музыкальных произведений и в начале Корейской войны обогатил эту организацию парой патриотических песен. Я сказал ему: Вилко, дорогой (все зовут его Вилко), мы должны вырваться из числа никчемных людей. Теперь или никогда. Мы должны прорваться в число тех, чьи фото будут в 1975 году печататься на обложках журнала «Тайм».

Было одиннадцать тридцать утра.

Я подошел к Джорджо, который стоял, глядя через стекло балконной двери. Капли теплого дождя падали на плиты пола. На берегу две длинные цепочки рыбаков растягивали сеть в форме латинской буквы "U".

Гэрри Кондит говорил:

– Сейчас не время для большого искусства. Я всегда за вкус середняка. И вот мы создали компанию «Искусство для рядового человека, Инк.» Сначала это была маленькая контора на Восточной улице, двенадцать. Вилко занял у свояка грузовичок для еженедельных поставок...

– Гэрри, ты просто чудо! – воскликнула Чарли. – И что же вы поставляли?

– Ну, мы напечатали небольшой плакатик, где было написано: «Искусство для рядового человека». Мы установили его в кафетериях магазинов – в Мак-Доугле и Бликере, и поместили несколько рекламных объявлений в дешевых еженедельниках. Мы поступили правильно. Но в один прекрасный день мой приятель Лео Уильямс-Коен говорит мне: «Хватит заниматься этими обывателями. Они просто тупые негодники. Нужно создать что-нибудь классное»; и он начал думать и потом предложил: «Искусство для ценителей».

Гэрри Кондит перешел к книжной полке и вынул светло-голубую кожаную папку.

– И что, сработало? – спросил Джо Макинтош. Он все еще сидел развалясь на софе, держа на колене пустую кофейную чашку.

Гэрри Кондит открыл номер журнала «Эсквайр» и продемонстрировал цветную репродукцию «Обнаженной» Модильяни. Текст рядом гласил:

"Клуб ценителей искусства имеет честь представить вам в январе как гвоздь сезона эту прекрасную цветную репродукцию одного из мировых шедевров. Вступите в клуб в этом месяце, и вы станете обладателем знаменитых «ню» кисти величайших художников мира, каждую из которых можно окантовать и использовать как изысканное украшение вашего офиса, мастерской или жилья.

Получайте ежемесячно прекрасное изображение обнаженной женской красоты, выбранное комиссией, в которую входят художники, искусствоведы и просветители, сопровождаемое пояснениями, критическими высказываниями и описаниями, подготовленными Генри Цаном".

Чарли снова начала хлопать в ладоши, а Синглтон, Джорджо, Джо и я – присоединились. Гэрри Кондит не обиделся.

– Но, – поинтересовался Джо, – как же ты можешь заниматься этим, живя в Албуфейре?

– Очень просто. Я просматриваю книги, – Гэрри вытащил с полки три больших альбома репродукций, – и выбираю «гвоздь сезона».

Когда он достал с полки книги по искусству, там показались три другие маленькие книжки, завалившиеся за первый ряд.

– Но, – сказал Джо, – здесь говорится... – Лицо его покраснело от возбуждения; я быстро выхватил маленькие книжки у него из рук.

– Ведь здесь говорится, что существует целая группа художников и других специалистов, – ты это хочешь сказать? – перебил его Гэрри.

Одна книжка называлась «Физические формулы», другая – «Как оснастить лабораторию», третья – «Структура молекул». Я не мог не вспомнить о теории таяния льда. Для получения льда нужно восстанавливать структуру молекул.

– Но ведь это Генри Цан подбирает их, – засмеялся Гэрри Кондит. При этом он хлопнул себя по ляжке большим волосатым кулаком, будто боялся, что, если не ударит себя быстро и так сильно, с ним может начаться истерика.

Когда я оглядываюсь назад, мне становится ясно, что среда была пустым, потерянным днем. Джорджо и Синглтон пытались погружаться во второй половине дня, но редуктор Джорджо оказался неисправен, в результате чего воздух попадал в клапан вдоха, а не выдоха. Они вернулись, опустившись всего лишь на несколько ярдов.

Проклиная себя за то, что позабыл накануне вечером пакет, я испытал раздражение и отнесся критически даже к «барбиго», блюду из моллюсков, которое Чарли сварила к обеду в соусе из паприки и копченой ветчины. После обеда она снова исчезла у Гэрри Кондита, а я обсуждал с Джо Макинтошем расходы и вопрос о найме автомобиля. Джо вел книгу расходов и отвечал за водолазные работы. Меня несколько беспокоил вид Джорджо. Он был таким шумным и энергичным, пока мы не приступили к погружениям. Джо объяснил, что так бывает со всеми водолазами, когда они начинают работать.

– Они хандрят и беспокоятся по поводу течений, а он еще и о том, надо ли открывать дверь переборки. Он придет в себя, когда мы закончим погружения.

Я взглянул на чертеж подводной лодки. Джорджо зачеркнул участки, которые он уже осмотрел, а там, где нашел пустую канистру, под полом в отсеке, где находился пульт управления, стояла маленькая красная точка.

Отмеченная часть казалась очень незначительной в сравнении с размерами всей лодки. Я подумал, сколько времени еще пройдет прежде, чем мы обнаружим валюту или вахтенный журнал, или пока Лондон не отдаст распоряжение прекратить работы, или на горизонте появится мистер Смит.

Это произошло в тот момент, когда Джо убирал чертеж субмарины назад в ящик письменного стола. Именно тогда он заметил это. Мы снова все проверили. Сели и стали думать, но Джо обнаружил повреждение в деревянной части ящика, и сомнения рассеялись. Пустая канистра стояла в том же виде, в каком мы ее оставили, все еще завинченная, но кто-то похитил фотографии.

В подобной ситуации нет альтернативы. С точки зрения любого молодого разведчика в этом не было ничего увлекательного. Просто довольно грязная работа, из которой, впрочем, состоит большая часть нашей деятельности. Джо и я начали обыскивать все комнаты.

Кроме некоторых личных черт характера, которые такие обыски обычно обнаруживают, удивительным оказалось только одно: среди прочих предметов в спальне Чарли находилось двадцать пять обойм с патронами для «парабеллума» калибра 7,65. Одинокой девушке не полагалось даже знать, где и как их приобретают.

Джо позвонил в Лондон, и за мной в Алгарв прислали маленький гражданский самолет.

Была чудесная ясная ночь, когда я отправился на аэродром мимо дома да Куньи.