Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен. Страница 17

— Скелет великолепный.

— Вот брякнешь что-то такое, и Харви сразу же догадается.

— Мне плевать, о чем он будет догадываться.

Она налила мне вторую чашечку кофе.

— Сегодня он попросил меня доставить пакет — и чтобы я тебе ничего не говорила. Фу! Я расскажу, только если мне захочется, а он думает, что я ребенок. Когда ты примешь душ и побреешься, мы сможем вместе доставить его.

Сигне аккуратно управляла старым «фольксвагеном» — она была хорошим водителем — и настояла, чтобы везти меня самой красивой дорогой через Инкеройнен, то есть проселочной дорогой вокруг Коуволы. День стоял солнечный, и небо напоминало чистенькую промокашку с синими пятнами в середине. Дорога извивалась и карабкалась кверху среди складок старых гор, как бы стараясь убедить путника, что эта земля не всюду плоская; приятной иллюзии соответствовали небольшие рощицы и фермерские домики. Вокруг было безлюдно, лишь небольшие группки детей, на лыжах бежавших в школу, махали нам, когда мы проезжали мимо.

У меня создалось впечатление, что Сигне отнюдь не отбросила совета Харви об осторожном отношении ко мне, как она утверждала, и я подчеркнуто воздерживался от всяких вопросов о пакете. В Коуволе, где железнодорожная линия разветвлялась, мы двинулись по южной дороге, которая следовала вдоль путей. Рядом с нами тянулся длинный состав с цистернами и платформами с лесом, и на белые поля опускались клубы черного дыма от локомотива.

— Как ты думаешь, что там в пакете? — спросила Сигне. — Он в бардачке.

— Черт побери! — воскликнул я. — Давай не будем портить прекрасное путешествие деловыми разговорами.

— Я хочу знать. Скажи мне, что ты думаешь.

Я вытащил из бардачка небольшой пакет в коричневой бумаге.

— Этот?

— Деньги?

— Денег такого размера видеть мне не приходилось.

— Но если я тебе скажу, что прошлым вечером Харви одолжил у меня две книжки в бумажных обложках?

— Ясно.

Пакет соответствовал размеру как раз такой книжки. Зажатая между страниц и чуть высовываясь с конца, прощупывалась двухдюймовая пачка, которая вполне могла оказаться бумажными деньгами.

— Долларовые купюры.

— Возможно.

— Что ты имеешь под этим в виду? Ты же знаешь.

— Да.

— Я должна оставить их в такси на Инкеройнен.

Инкеройнен представлял собой россыпь домов и магазинчиков, сгрудившихся вокруг небольшой железнодорожной станции. Главная улица носила явно деревенский характер. В магазинах продавались холодильники из Западной Германии, джазовые пластинки и стиральные порошки. В маленьком деревянном киоске через дорогу предлагались сигареты и пресса, а с задней стороны его располагалась стоянка такси. На ней стояли три новенькие яркие машины. Сигне остановила «фольксваген» на дальней обочине и приглушила мотор.

— Дай мне пакет, — попросила она.

— Что я получу за него? — спросил я.

Она посмотрела на часики — в четвертый раз за две минуты.

— Мою невинность.

— Ни у кого из нас ее больше нету, — заметил я.

Она натянуто улыбнулась и взяла пакет. Я наблюдал за ней, когда, перейдя дорогу, Сигне направилась к такси «форд». Открыв заднюю дверцу, она заглянула в машину, словно в поисках забытой в салоне вещи. Когда она закрыла ее, пакета в руках не было. Со стороны Котки по дороге подъехал белый «порше», которого основательно подкинуло на ухабе под железнодорожным мостом. Сбросив скорость, «порше» со скрежетом тормозов подрулил к такси у киоска. На таких белых «порше» обычно ездила дорожная полиция.

Я перебрался на место водителя и включил двигатель. Он был еще теплым. И тут же заработал. Из «порше» вылез полицейский, сразу же водрузив на голову остроконечную шапку. Сигне увидела его, как только я отъехал от обочины. Прикоснувшись к козырьку головного убора, тот стал ей что-то говорить. С тыла по дороге ко мне приближался сельский автобус из Коуволы. Я поддал вперед метров на двадцать, чтобы он не перекрыл мне путь, притормозив на остановке, после чего остановился и посмотрел назад. В кабине водителя чья-то рука протерла окошко в запотевшем стекле.

Шофер полицейского «порше» вылез из машины и, обогнув Сигне, направился к киоску. Сигне не смотрела в мою сторону. По всем законам и правилам мне следовало тут же уезжать, но, даже если дорога совершенно свободна, все надо серьезно обдумать, а если она перекрыта, то тем более уже поздно. Из автобуса возникла знакомая фигура и направилась прямиком к стоянке такси. Я не сомневался, что он шел за пакетом. Миновав Сигне и обоих полицейских, он устроился на заднем сиденье «форда». Водитель «порше» купил две пачки «Кента», протянув одну из них коллеге; тот взял ее, не прерывая беседы с Сигне, отдал честь, и оба полицейских расселись в «порше». Человек на заднем сиденье такси ничем не давал понять, что нашел пакет, но, перегнувшись через спинку переднего сиденья, он нажал клаксон. Полицейская машина с места набрала скорость и вылетела на дорогу. Я развернул «фольксваген» и подъехал к Сигне. Она села рядом.

— Ну, доволен, что остался? — ухмыльнулась она.

— Нет, — ответил я. — Все расхлябанно и непрофессионально. Мне полагалось немедленно уехать.

— Так ты трус! — захихикала она, устраиваясь на сиденье.

— Ты права, — согласился я. — Если бы трусы организовали свой профсоюз, я вполне мог бы представлять Англию на всемирном конгрессе.

— Ага, — сказала Сигне.

Она еще была в том возрасте, когда верность понятиям чести, отваги и преданности важнее результата. Мне не стоило бы упоминать Англию, поскольку в моем кармане лежал ирландский паспорт, но Сигне ничем не дала понять, что заметила оговорку.

Я неторопливо вырулил на дорогу, не испытывая желания обгонять полицейскую машину. В зеркальце заднего вида я заметил, что «форд» тут же последовал за мной. По обочинам высились сугробы, и я вплотную притерся к нему, чтобы пропустить такси. Человек на заднем сиденье в шляпе с загнутыми полями курил сигару. Он с удобством устроился в углу, читая газету, в которой я безошибочно опознал лондонский выпуск «Файнэншл таймс». Это был Ральф Пайк. Я предположил, что он опасался, не собираются ли копы устроить ему какую-то пакость.

По пути я размышлял, почему Ральф Пайк не явился лично в хельсинкский аэропорт за своей посылкой с яйцами и беспокоит ли его завтрашний сброс с самолета.

Я оставил Сигне с машиной у универмага «Стокманн» и отправился купить бритвенные лезвия и носки, но больше всего я хотел избежать возвращения в квартиру вместе с ней — на тот случай, если Харви разгневается из-за ее неподчинения.

Когда я вернулся, Харви стоял на коленях в середине холла, монтируя кронштейн с маленькими лампочками, который предполагалось установить на крыше машины Сигне.

— Чертовски холодно, — поежился я. — Как насчет кофе?

— Если нам повезет, то к полуночи мы сбросим их с меньшей высоты. Нам нужен основательный мороз, чтобы лед стал совсем прочным и смог выдержать посадку самолета.

Я заметил, что он ждал от меня вопросов, но намеренно воздержался от них, не выказав никакого интереса к его словам. Зайдя на кухню, я сделал себе кофе. Синий клочок неба давно исчез, и по мере того, как сгущались сумерки, от снега шло призрачное свечение.

— Пуржит? — окликнул меня Харви.

— Пока нет.

— Это все, что нам надо, — ободрился Харви.

— А что, если отложить?

— Пилот не станет откладывать вылет. Он полетит даже в самую чертову круговерть. Больше всего я боюсь, что он потерпит аварию при посадке на лед. И будет исходить потом, ремонтируя самолет, когда на него как гром с ясного неба свалится рассвет. Нет, таким образом я не хочу зарабатывать себе на жизнь.

— Меня не надо убеждать. Я тебе и так верю.

— Пассажир явится... уф-ф-ф! — Харви поранил палец отверткой. Он засунул его в рот, отсосал кровь и потом помахал им в воздухе. — Желательно, чтобы он где-нибудь передохнул.

— Что ты, имеешь в виду?

— Что я имею в виду? Слушай, ты заставил меня осознать, что через двадцать четыре часа произойдет с этим бесприютным котом. Я сказал ему, чтобы он где-нибудь погулял до заката.