Полоса невезения - Каплан Виталий Маркович. Страница 19

- Но вы не думайте, Костя, - решительно вклинилась в разговор Валя, у нас очень хорошие приюты, там атмосфера гуманизма, там работают лучшие наши специалисты. Дети там буквально расцветают...

- И кстати, Константин Антоныч, еще такой момент, - протянул доселе молчавший Кузьмич. - Имущество того фермера изъяли, озеленили - и детям этим на сберкнижку. Ну, не все, конечно, но солидную долю. Счет расти будет, а выдадим к совершеннолетию.

- А если банк лопнет? - грустно усмехнулся я.

- Наши банки не лопаются, Костя, - наставительно сказал Кузьмич. Другие могут, у других всякие кризисы, а у нас - нет. Мы ж "Струна"... Так что не волнуйся за ребятишек. Не с пустыми руками в мир выйдут. Ибо недаром сей дядя Федя приумножал богатство неправедное. В конечном счете оно оказалось во благо... Ох, непросто колеблется Струна, непросто. А не налить ли нам? - добавил он без всякого перехода. - Почему внутри пусто? Боксис, ау!

Старик Боксис уже спешил к нам с уставленным кружками подносом.

- Вот и я смотрю, - скрипуче процедил он, выгружая содержимое подноса на стол. - Вы чего сюда пришли, пиво пить или языки чесать? Слушаю вас, слушаю, и хочется взять большую палку. Для приведения ума в надлежащее состояние. Короче, всем веселиться! - велел старик и убрел к себе за стойку.

- Серьезный человек, - кивнул ему вслед Кузьмич. - Старая гвардия, у самых истоков стоял. С ним шутки плохи.

Мы сдвинули кружки.

- Так к чему ты это, Миха, начал? - спустя пару минут спросил Женя. Ты же о чем-то рассказать хотел, ведь не про фермера же?

- Угу, - грызя соленый сухарик, откликнулся Миха. - Просто все интересное дальше было. Как мы ханурика и детишек сдали, нам начальство говорит - неделю дополнительного отпуска, блин, все равно тихая пора, сигналов нет... Но чтобы тихо все, без безобразий. Короче, мы так пораскинули - речка тут есть, пивом немерено закупились, лес, ягоды, грибы, серьезный продукт в магазине всегда имеется. В общем, решили там и расслабиться... И вот...

Наклонившись к моему уху, Кузьмич неожиданно трезвым голосом шепнул:

- Костя, больше не пейте. Нам скоро предстоит идти... Помните, надеюсь?

Я молча кивнул. Тут и рад бы, да не забудешь.

8.

Казалось, лестница никогда не кончится. Составленная из решетчатых стальных пластин, скрепленных стальными же стержнями, она змеилась вниз унылой спиралью - не иначе как к самому центру Земли. Не люблю винтовых лестниц, они крадут пространство, и путь кажется бессмысленным. Не разобрать, то ли идешь, то ли топчешься на месте.

У меня неплохое чувство времени, все-таки опыт преподавания что-то да значит. Но сейчас это чувство напрочь отказало, я не понимал, пять минут прошло или час. Затуманенная пивом голова слегка кружилась, и предметы потеряли четкость очертаний, размазались, как на плохой фотографии. Страшно было подумать, как мы, совершив положенное, будет подниматься вверх. Тоже мне, могущественная структура, тайная ложа... Лифта устроить не могли.

- Что, и в самом деле нет лифта? - повернулся я к шагавшему чуть выше Кузьмичу. Однако ответил не он, а мерно топавший впереди Женя:

- Здесь нет. Не положено.

Что-то странное творилось тут с акустикой, слова, сказанные вроде бы и негромко, многократным эхом отражались от сложенных из грубого, необработанного камня стен.

Кузьмич заметил:

- Не разговаривай сейчас, не надо. Твой путь уже начался, Приходящий.

Приходящий? Как интересно. Всего четыре месяца назад меня называли Уходящим. И тогдашний путь тоже казался бесконечным, и те же странности творились со временем.

Что ж, ритуал так ритуал. Хочется взрослым дядькам играть в детские игры - ладно, подыграю. Всю жизнь я смеялся над человеческой тягой к мистике. Особенно в последние годы, когда ранее запрещенное стало не только разрешено, но и как бы рекомендовано, книжные лотки заиграли цветовой гаммой оккультятины в супере, вчерашние атеисты, наспех осеняя себя крестным знамением, кинулись жечь свечки по храмам... Смешно и грустно глядеть на торжество человеческой глупости - такой разительный контраст с моей родной математикой. Негде было угнездиться иррациональному в формуле остатка сходящегося ряда, в понятии интеграла Лебега или в гордо вознесшемся графике тангенса.

Моих новых знакомых, выходит, тоже коснулось поветрие. Струна, которой они поклоняются точно Богу... таинственные намеки на некие сверхвозможности... Радость служения Великой Истине... они так и лучатся Светом.

Впрочем, ни Женя, ни Кузьмич на восторженных фанатов смахивали мало. Вот Трибунал - там да, там колыхание белых риз, неизреченные глаголы... И еще - Музыка. Непонятная, невозможная, выворачивающая наизнанку мир. Слово Струны, значит. Это - было? Ну, тут объяснение простое - после допросов еще и не такое пригрезится. Когда тебя долго, методично, без какой-либо злости и даже с некоторой ленцой лупят бамбуковой тростью по голове, иного финала и ждать не стоит.

Ну ладно, Мраморный зал примем за глюк. А еще была снежная насыпь, лязгающий, словно нож гильотины, поезд. И снова из каких-то темных глубин выплыла эта музыка, невозможная и нереальная. Ее и музыкой-то назвать сложно. Ни мелодии в привычном смысле, ни ритма... Но все-таки музыка. Тоже глюк? Но тогда я был вполне здоров, меня две недели откармливали точно спасенного из нацистского лагеря узника, надо мною хлопотали здешние врачи - и необъятный, смахивающий на индийского слоноголового бога Ганешу Степан Александрович, чьи похожие на сардельки пальцы поражали ювелирной точностью, и веселая, разбитная Виктория ("Просто Виктория! Без отчества, Костя, без отчества! А то обижусь!"), при виде которой даже смешно и неловко было за свои болячки... Обременять прекрасную женщину такой ерундой...

Кстати, на ноги меня поставили быстро, даже фантастически быстро. В обычной больнице я бы с искореженной ногой пару месяцев провалялся... Или я и в самом деле слегка подвинулся после следственных процедур?

Бессмысленных, нелогичных... Все, что только можно, черные маски выжали из меня в самом начале, но деловито продолжали обработку, словно надеясь на какое-то глубочайшее откровение. А может, развлекались просто?