Полоса невезения - Каплан Виталий Маркович. Страница 22

Похоже, в этом мире не было воздуха, я пробовал вдохнуть - и не мог. Но это нисколько мне не мешало. Более того, все происходящее казалось естественным, хотя я не забыл ни себя, ни своих обстоятельств, хотя умом я понимал, что по-прежнему нахожусь в Мраморном зале, а все это - тщательно наведенная галлюцинация.

- Это не галлюцинация! - раздался над ухом высокий, чуть ломающийся голос.

Я резко обернулся.

За моим плечом стоял мальчишка. Лет тринадцати-четырнадцати, рыжеволосый, в желтой застиранной футболке и надорванных под коленями джинсах. На футболке черными, похожими на японские иероглифы буквами было написано: "спроси меня - и я не скажу".

- Это не галлюцинация, Константин Дмитриевич, - повторил мальчишка. Это хуже, гораздо хуже. Но идти все равно надо.

Я вгляделся в загорелое, усыпанное веснушками лицо. Зеленоватые, глубоко посаженные глаза, прыщик над губой, щербатые зубы, открывшиеся неуверенной улыбкой. Нет, я никогда раньше его не видел, и все же это лицо было мне смутно знакомо.

- А почему надо? - хриплым голосом спросил я, замедляя и без того медленные шаги. - Потому что меня убьют, если вернусь?

- Это не самое страшное, Константин Дмитриевич, - серьезно ответил пацан, приноравливаясь к моей скорости. - Зато если вы дойдете до нее - вы можете убить себя. Сами.

- Интересно, как это мы разговариваем, ведь тут нет воздуха? - мне захотелось переключиться на что-нибудь более спокойное.

- У меня нет времени на глупости! - резко оборвал меня мальчишка. Меня не для того к вам послали, чтобы лясы точить.

- Ты всегда грубишь старшим? - не нашелся я что сказать.

- Нет, только по вторникам, - ухмыльнулся пацан. - Слушайте, у вас есть еще шанс. Остаться собой. Но это очень трудно. Многие пытались - и не смогли. Не смогли захотеть. И тогда она их высасывала...

- Она - это кто?

- Струна, - махнул мальчишка рукой в сторону лазоревой колонны.

- И чем же она тебе не нравится? - протянул я иронично. - Живая она, что ли?

- Блин, да ты тупой! - взорвался мальчишка и воспроизвел характерный жест пальцем у виска. - Тоже нашелся поклонничек. Вспомни лунное поле!

- А ты откуда знаешь? - глупо таращась на него, выдавил я.

- Ладно, - вздохнул мальчишка. - Не хотите - как хотите. Думаете, мне легко сюда пройти было? И опять все зря... В общем, я пошел. А вы сами решайте. Только когда дойдете... вы это... не касайтесь ее. Ни рукой, ни чем... Может, и удастся вытянуть... - непонятно произнес он и, резко повернувшись, двинулся назад.

- Постой, - окликнул его я. - Скажи хоть, как тебя звать?

- Да на кой вам? - обернулся пацан. - Меньше знаешь - крепче спишь. И вообще, пора мне...

Он сделал шаг, другой - и вот уже нет на дороге никакого мальчишки, только желтая сухая глина. И все так же соседствуют в небе звезды с солнцем, а впереди раскинулась Струна, она зовет, она тянется ко мне, и надо шагать вперед, к горизонту. Потому что позади - смерть. А впереди, наверное, тоже...

Что было дальше, я просто не запомнил. Черный всплеск, пустота - и вот я сижу на холодном полу, изумленно таращу глаза, и всё кажется необычайно ярким, четким - и линии квадратов, и синеватые лампы, свет которых, как выясняется, способен слепить, и, конечно, замершая в отдалении колонна Струны - та прямо-таки сочится голубоватым сиянием, меркнет на мгновенье и тут же вспыхивает, кидает в пространство пучки лазоревых молний.

Голова прямо-таки раскалывается, а в ушах звенит, как при высокой температуре. Мышцы болят, словно я целый день долбил ломом вечную мерзлоту или еще как издевался над своим телом.

А самое главное - я не знал, что же случилось после того, как этот непонятно откуда взявшийся мальчишка непонятно куда и делся. Смутно припоминал, как упрямо тащился к горизонту, и с каждым моим шагом Струна делалась ярче, тонкая ножка чудовищного гриба изгибалась в безвоздушной черноте, тянулась ко мне, а потом... Не было никакого "потом". Провал, абсолютное ничто, где ни метров, ни секунд, ни вкуса, ни цвета, там даже и меня, наверное, не было, и единственное, что осталось - это тупая, саднящая обида.

Ну и что теперь? Струна-то, может, и сказала какое-то слово, только вот я его не услышал. Не удивлюсь, если слово то оказалось нецензурным. Правда, если верить Кузьмичу, неугодных ей Струна просто убивает, а я вроде еще жив. Но не зря же сидит во мне досада пополам с обидой. Значит, что-то где-то не срослось... Сейчас Женя с Кузьмичом достанут пистолеты...

Женя с Кузьмичом достали - один пластиковый стаканчик, другой пузатую темную бутылку, с которой мы все трое уже пообщались сегодняшним утром. Вернее, вчерашним - на моих часах половина второго ночи.

- Ну, давай! - до краев набулькал мне в стаканчик Кузьмич. - После этого дела всегда полагается. Как лекарство. Ты сейчас залпом!

Залпом так залпом. Горло обожгло, слезы выступили на глазах, но тут же исчезли под воздействием чудесного напитка. И вновь всколыхнулся во мне запах горячих степных трав, и тот же ястреб в том же небе застыл той же мертвой точкой, и теплая волна прокатилась по желудку...

- Ну, пошли, пошли! - скомандовал Кузьмич, и они с Женей буквально потащили меня к стене, которая тут же отъехала перед нами, явив черный коридор, кончавшийся знакомой уже стальной дверью. На сей раз не понадобилась и дудочка - дверь была открыта. И вот мы уже на стальной лестнице, дверь, выполнив долг, неслышно задвигается за нами.

Я прислонился к шершавой каменной стене.

- Ну и каковы результаты? - мне не хотелось ждать. В конце концов, самое страшное уже случилось. Или все-таки нет?

- Ну ты дал, мужик! - широко осклабился Женя. - Струна аж полыхнула вся, от пола до потолка. И звон такой, вроде как колокольный... Такое с ней редко бывает.

- Поздравляю, Константин Антонович, - тиснул мою руку довольный Кузьмич. - Высокая Струна вас признала, теперь уже никаких сомнений. Теперь вы полностью наш.

Я кивнул. Не хотелось мне быть чьим-то, хотелось - своим.

- Сейчас, айн момент! - Кузьмич провел пальцем по дикому камню стены, брызнуло сияние невесть откуда возникшей кнопки, а потом тонкой линией света в камнях очертились двери. Створки разъехались в стороны, обнаружив за собой просторный, сверкающий лифт.