Полоса невезения - Каплан Виталий Маркович. Страница 28

Что самое смешное, физически я был здоров - ну, не считая смешной царапины за ухом. Это Женя сейчас в реанимации, под капельницей, и хотя доктор Павел Александрович, тряся кудлатой головой, уверял, что шансы есть, и вполне реальные шансы, я понимал - сейчас Женя похож на лодку со сломанной мачтой, без весел. Несут, крутят непредсказуемые течения, и к какому еще берегу ее прибьет - сие неведомо никому. Будь я верующим, наверняка бы сейчас молился.

Но это - не мое. Я даже Севке ничего путного не сумел сказать, да и ни к чему... "Скрыть все равно ведь не скроешь, - Кузьмич говорил сухим, безжизненным голосом. - А ложь он нам никогда не простит. Значит, скажем как есть..." Правда, после первого приступа слез Севка держался куда лучше, чем я предполагал. Поселился в реанимационном отделении, и выгнать его оттуда не удалось еще никому - несколько не по разуму усердных медиков было уже покусано, и Кузьмич дал команду - оставить. В конце концов, его там как-то приспособили к делу - что-то подтирать, выносить...

Два дня уже прошло, а лодка-душа так и моталась между двумя одинаково неприветливыми берегами. Я недоумевал: ну как же это? Мощная, обладающая тайными средствами медицина "Струны" должна творить чудеса. Как вот с моей ногой. На эти мои недоумения Кузьмич мрачно высказался, что на то и "Струна" - в любой другой больнице, будь то сельский медпункт или "кремлевка", смерть наступила б спустя три-четыре часа после выстрела. Без вопросов. "Ты хоть понимаешь, Константин, что такое пуля со смещенным центром тяжести? - проскрипел он, не поднимая на меня глаз. - Должен понимать, не зря ж четыре месяца занимался... Он сейчас не таблетками держится и не уколами. А тонкими вибрациями Струны... Это максимум, что в наших силах".

Я честно пытался понять, хотя получалось не слишком. Да, уж очень многое я здесь видел, чтобы всерьез отнестись к словам про эти загадочные "вибрации", но все-таки до конца принять не мог. Ну не укладывалось оно в мои материалистический мозги. И даже последнее доказательство, расплывшееся по пространству тело, прозрачное для свирепого автоматного огня, так и подмывало объяснить случайностью.

Но я уже понимал - что-то необратимо изменилось. Что-то сдвинулось в моей душе, открылись какие-то доселе наглухо забитые дверцы, и потянуло оттуда зябким сквознячком. Хотелось согреться, но тут ни камин не поможет, ни одеяло, ни даже крепкие мужские напитки.

Давно ли я учил детей решать квадратные уравнения? И вот всего год спустя... Смог бы я вот сейчас выйти к доске, объяснять забавные свойства дискриминанта? Ведь параллельно в голове все равно крутилась бы мертвая лента шоссе, треснувшее лобовое стекло, блеклые, отражающие синее небо глаза полковника - за миг до того, как разлететься алыми брызгами...

У сегодняшнего полковника глаза были такие же. Тусклые словно бутылочное стекло. Разительный контраст с мягким, проникновенным голосом, прямо-таки излучающим доверительность и расположение.

Беседа в кабинете Кузьмича проходила довольно странно. Когда я, получив по "мыльнице" срочный вызов, шел туда, то уж никак не предполагал, что встречусь с посторонними. Видно, привык за последние месяцы к тесному кругу здешних людей.

Но посторонние были. Во-первых, тощий и длинный, точно копье крестоносца, лысый дядечка в очень приличном костюме, скромно сидящий в кресле у стенки. Я как-то сразу понял, что он в штатском. Но под серым, в мелкую розоватую искру пиджаком вполне могли скрываться погоны. Причем полковничьи. Почему? В разговоре так и не всплыло звание. Но вот влезло в голову - и все. Про себя я окрестил его Полковником - и это очень ему подошло.

Во-вторых, молодая женщина. Худенькая блондинка в голубом костюмчике изящного, но вместе с тем строгого покроя, в качестве прически стандартная "химия", в ушах дешевенькие пластмассовые клипсы... заостренное бледное лицо, на котором, точно выводок лисичек, едва пробившийся сквозь слой хвои, спрятались веснушки. Тонкие пальцы задумчиво крутят какую-то бумажку, носок белой туфли слегка покачивается.

Почему-то все эти детали сами собой сложились в образ некой романтичной особы, которая, дожив чуть ли не до тридцати, еще не утратила прелестный, прямо-таки детской наивности.

Только вот что она здесь делает? Или Кузьмич решил секретаршу завести? Раньше вроде б и так обходился.

- Привет, Константин Антоныч! - кивнул мне привставший в своем исполинском кресле Кузьмич. - Присаживайся куда-нибудь. Тут у нас небольшое совещаньице сейчас пройдет. Надо все-таки несколько уточнить контуры недавних событий... ну да ты понимаешь. Поскольку ты единственный очевидец... И люди хотят тебя послушать. Вот, кстати, познакомься. Это, обернулся он к откровенно скучающей женщине, - Елена Ивановна. Из Столицы. Наша с тобой коллега. А это, - кивнул он в сторону Полковника, - Сергей Борисович, Зам.директора областного Управления Комитета Политического Надзора. Надо полагать, уже директор . Я не ошибаюсь, Сергей Борисович? Вроде со дня на день должен быть приказ о назначении... А это, - широким жестом представил он меня, - Константин Антонович Ковылев. Наш молодой сотрудник, очень многообещающий юноша. Позавчера он был вместе с Гусевым. Так что, как понимаете, видел все своими глазами.

- Очень приятно познакомиться, Константин Антонович! - подскочил со стула Полковник и мгновенно оказался рядом, а моя ладонь тут же была стиснута его мощной дланью. Чем-то это походило на то, как вел себя Кузьмич при первом знакомстве. Та же суетливая радушность на переднем плане, а поглубже - некая настороженность.

- Да, действительно, очень приятно, - подала голос столичная тетка, не торопясь, однако, совершать какие-либо телодвижения. - Надеюсь, мы быстро со всем разберемся...

- Видишь ли, Константин Антоныч, - перехватил темп Кузьмич, - ситуация получается довольно неприятная. Восемь человек погибло. Кстати, при исполнении порученного им задания. И наш Евгений, сам знаешь... Всё бывает, все под Струной ходим. Проблема в том, что надо же это как-то... э...

- Оформить, - негромко подсказал Полковник. - А то ведь картина ужасающая. Подразделение армейского спецназа, приданное в помощь полковнику Мартыненко, недавнему шефу областного УКПН, наполовину погибло при невыясненных обстоятельствах. А вторая, выжившая половина, ничего не помнит. Картина, напоминающая глубокую контузию.