Чужеземец - Каплан Виталий Маркович. Страница 8

Всё обещалось мне в этом взгляде — и медленный огонь, и котёл с кипящим маслом, и крысиная яма…

— Потому я и ведьма, что ведаю о делах близких и дальних. И духи мне рассказывают, и птицы, и звёзды… Сегодня спрашивала я Ингрийю, духа восточного ветра… Не о тебе, ростовщик, другое спрашивала, для других людей… больших людей, знатных… Но многое открыл мне Ингрийя — видать, по нраву ему пришлось моё приношение… любит он, когда жгут растёртые в пыль детские косточки…

Было удивительно тихо, даже ночные птицы молчали — так бывает незадолго до рассвета. И цикады притомились, видать. Только суетливое дыхание ростовщика да слабый шелест листвы нарушали лунное безмолвие.

— Так вот, — выдержав жестокую паузу, продолжила я, — попутно выяснилось, что Тенгарай давно уже болен, и всеми делами распоряжается у него молодец Наузими, две дюжины годов ему, лицом светел, волосами тёмен. Большой мастер засады на дорогах устраивать, купцов резать… Но не всех купцов он режет, не всех… Кто в доле со славным ростовщиком Гиуртизи, или кто должен ему, тех пропускает беспрепятственно. А всё почему? Отца Наузими любит да почитает. Добрый у него отец, заботливый. Когда шесть лет назад попался его сынок на разбое, много заплатил отец начальнику городской стражи… и не разбоем это дело оказалось, а всего лишь дракой двух свободных людей. Получил Наузими для порядка дюжину плетей, да и был отпущен восвояси… а отец отправил сынка в западные провинции, пересидеть, пока забудется. Только не добрался Наузими до западных провинций, повстречал лихих молодцов и зажил интересной жизнью. Но об отце не забывал, держал связь, через одного старичка, мелким ремеслом пробавляющегося… Денежки отец сыну исправно посылал, а сын отцу — драгоценные вещицы. И долго бы так продлилось, да оплошали молодцы Тенгарая. Ограбили небольшой караван, а караваном тем не пень с горы, а матушка седьмой государевой наложницы, Игги-Холлы, странствовала. На поклонение Гоумадини, богине доброго здравия, направлялась. Жалко бедную старушку, да? Государь вон тоже пожалел, строжайшие указы о поимке злодеев разослал. Три дня назад такой указ и наместник Арибу получил… Зубами землю грызть будет, за любую зацепочку ухватится… тут уж ни на приятельство никакое не посмотрят, ни на малую долю, исправно заносимую…

Вот и думай, ростовщик, думай…

Видать, мелькнула у него мыслишка. Пусто кругом, я одна, а мужчина он хоть и пожилой, но крепкий. Задушить старушку — и всего делов. Поди потом разбери, какие такие изверги по ночным улицам бродят, в то время как почтенные ростовщики спят себе сладким сном…

Только вот неглуп Гиуртизи, не сердце его направляет, а холодный ум. Понял, тут же понял, что не просто старушка перед ним, о чём не надо прослышавшая, а ведьма. И уж с ведьмой ему нипочём не справиться. А коли бы и справился — ведьмы на то и ведьмы, чтобы врагов своих даже и с Нижних Полей достать. О том сколько сказок сложено…

— Чего ты хочешь, старуха?

Тусклый у него был голос, унылый. Заранее, наверное, убытки прикинул.

— Ну, ежели бы хотела я полюбоваться, как вы с сынком на базарной площади друг напротив друга на кольях елозите, то уж всяко бы не пришла к тебе. Но и про жалость да милость тоже врать не стану. Ты человек дела, ты меня поймёшь. Есть у меня свой интерес, дабы никто и никогда не узнал о болтовне духа Ингрийи.

— Сколько хочешь? — выплеснулось из него заветное.

— Деньгами не возьму, — припустила я в голос строгости. — Натурой возьму.

Долговые расписки жителей Огхойи. За этот и за прошлый годы.

— Да это же… — захлебнулся он, — это же безумные деньги!

— Предпочитаешь, чтобы те же безумные деньги я забрала звонкой монетой? Я назвала свою цену и от неё не отступлю. Если сегодня до полудня не получу от тебя расписок, до господина наместника доберутся интересные вести.

Он замолчал, что-то вновь прикидывая.

— А гарантии? Как знать, может, ты и получив расписки, побежишь к Арибу?

Я смерила его взглядом.

— Не пытайся дурачка из себя строить. Сам суди. Во-первых, общая сумма по распискам куда как больше, чем обещанное государем вознаграждение за голову Тенгарая и его подельников. Во-вторых, мне вообще не нужна монета — с твоих должников я не деньгами взыщу… иными услугами, в колдовстве потребными.

В-третьих, ежели ты казнён будешь, то и цена твоим распискам — пыль дорожная.

Сам знаешь, по закону имущество государевых преступников изымается в казну, и долговые обязательства туда же. И вздумай я предъявить такую расписку к оплате, то как объясню, откуда она у меня? В лучшем случае наместник всё себе заберёт…

Понял? Так что нет мне резона тебя губить, коли расписками обзаведусь.

Он вздохнул. Кажется, проняло.

— Да, вот ещё что, — продолжила я. — Не пытайся меня надуть. Не пытайся утаить кое-какие расписки. Обязательно поспрошаю духов, не хитришь ли ты. И людей поспрошаю, кто тебе должен. Запиши себе на лысине — или мы честно играем, или не играем вообще.

Я рассмеялась сухим, дробным смешком — точно горошины по каменному полу рассыпали. Взмахнула рукой — и исчезла. Ошарашенный Гиуртизи мотал головой туда-сюда. На его глазах я точно в воздухе растворилась. «Ведьма!» — с ненавистью выдохнул он.

Трюк на самом деле простейший, хотя и ему сперва поучиться надо. Делаешь движение, так, чтобы повернулся человек — и в глаза ему солнце попало. Ну или луна, ежели по ночной поре. А ты быстро-быстро в тень — и замрёшь, дыхание задержишь. Вот и кажется ему, будто языком тебя слизнуло. Особенно если у него и так душа не на месте.

Я выждала, пока расстроенный Гиуртизи не скроется в узенькой калитке своего сада, потом ещё для верности сосчитала до восьми дюжин — и мы с моим ящерком домой отправились. Хоть одну стражу до восхода поспать.

Удачно получилось, я даже и не думала, как гладко всё пройдёт. Видать, умнее он, Гиуртизи, чем мне раньше казалось. Не стал ругаться, не стал сторожевых рабов своих кликать. С ходу всё понял, сообразил, что лучше расстаться с частью, чем со всем. А раз умный — значит, отомстит. Надо будет прикинуть, с какой же стороны это ему сподручнее… Только не сейчас. Завтра… То есть сегодня уже…

Усталость меня выворачивает, как тряпку половую. Насколько ж легче настоящей ведьме… если такие, конечно, и впрямь водятся… А тут тебе не заклинания, не дух какой-нибудь Ингрийя…

Просто мозгами как следует пораскинуть и записи многолетние один к одному свести… О том, как Наузими из города спровадили, все и так знают, это можно было и не записывать. Что в шайке Тенгарая некто с именем Наузими разбойничает, мне в прошлом году заезжий купец рассказал, чудом от лихих молодцов спасшийся… товар потерял, конечно. Судя по описанию, наш Наузими, родной. Примета опять же, половинки мизинца на левой руке нет. В детстве не уследили, крыса отхватила… А что ростовщик кому-то узелки с деньгами пересылает, от одной из рабынь его известно, с ней ещё рябой Преумиги спит, с улицы Медников. Не с обычными своими слугами Гиуртизи посылает, а старичка Мицлиу использует, должника своего.

Старичок же сей у меня от зубной боли лечился. И обмолвился, что поскорее ему надо, что у него на закате с Иггирхаем встреча в кабаке. А зачем непьющему старику встречаться с молодым охальником и, кстати, ближайшим дружком Наузими?

Вместе плети получали, за одно и то же дело… Что сынок папаше ценности на продажу передаёт, я и сама догадалась. Не побрякушки ведь ему нужны, а монета.

Ювелиры же разбойному человеку настоящей цены не дадут. А тут — своя кровь, надёжная… О матушке государевой наложницы я от верной моей вдовы Балгуи слыхала, той на базаре молодуха Иургах сболтнула, жена писца из наместниковой канцелярии…

В общем, каждый знал свой кусочек правды, и только в моих книгах эти кусочки собрались вместе. Да и то — пришлось собирать из них картину, как искусный художник из цветных камушков складывает мозаику.

Ну да ничего, я в своём деле и сама подстать художнику буду.