Я тебя рисую - Суржевская Марина "Эфф Ир". Страница 8
– Мадлен! – позвала я. Любовь девушки к этому цвету уже стала байкой среди виа. Впрочем, голубоглазой брюнетке он действительно шел. Я обошла кусты, продолжая говорить: – Мадлен, представляешь, мне показалось, что наш дворец похож на…
И осеклась. Вскинула руку, прижала к губам. Все же я не зря так хорошо разбиралась в оттенках. И с первого взгляда поняла, что у живого человека просто не может быть такого цвета лица. Я называла его вощаный. Цвет воска. Желто-серый.
Как ни странно, но это первое, что я отметила в неподвижной фигуре девушки. И лишь потом увидела черно-красное пятно, расползающееся по ее платью. И догадалась наконец, чем столь неприятно пахло.
Тошнотворный запах страха и смерти, запах крови.
Я попятилась. Очень осторожно и медленно, словно боясь оступиться или споткнуться. А потом развернулась и бросилась к стенам дворца, чувствуя, как душат еле сдерживаемые слезы, как плывет все перед глазами, а внутри разрастается дикая, неконтролируемая паника и боль. Неестественная тишина, повисшая над садом, уже не казалась мне плодом воображения.
Случилась беда. Что-то страшное и непоправимое, ломающее и калечащее, убивающее. И единственная мысль, которая билась в моей голове, – найти Люка. Найти отца.
Я добежала до стены и замерла, пытаясь отдышаться. Все мои инстинкты вопили, требовали спрятаться, убежать, скрыться! Залезть в самую глубокую нору и не высовывать носа до тех пор, пока беда не пройдет стороной, а моя жизнь не станет прежней…
Только где-то внутри себя я уже понимала, что прежней она не станет никогда.
Я выглянула из-за угла, осмотрела витые решетки и распахнутые окна, из которых не долетало ни звука. Притихшие садовые дорожки и белые мраморные ступени входа. Нет, не белые….
На светлом камне засыхали некрасивые кляксы, бурые и черные разводы. Кровь…
Я глубоко, со всхлипом вздохнула и сделала шаг. Но тут же меня прижали к твердому боку, зажали рот рукой. Недавнее воспоминание обожгло, и я взвилась, вцепилась в мужскую ладонь зубами, почти ничего не видя от слез.
– Ева, это я. Не кричи…
Удерживающие меня руки исчезли, и, развернувшись, я взглянула в лицо Люка. Облегчение было таким сильным, что я с трудом удержалась, чтобы не кинуться брату на шею. Но он на меня почти не смотрел. Темные глаза обшаривали пространство вокруг, он схватил меня за руку и потащил в сторону, в густые заросли.
– Люк! Там Мадлен! Она…. У нее кровь на платье… она не двигается… Люк! Мне страшно! Я не понимаю, что происходит… Мадлен, она…
– Тихо, – безжизненно приказал брат, словно и не слыша того, что я говорю о девушке, с которой он провел эту ночь. Люк затащил меня в нишу, укрытую сплетенными растениями, развернул к себе. – Ева, ты должна нарисовать переход. Помнишь, нас учили?
Переход? Нарисовать?
Я смотрела на него с недоумением.
– Придется на земле, палкой… Ничего подходящего нет…
– У меня есть мелок, – непонимающе сказала я. Люк кивнул. В его застывших темных глазах ничего не отражалось – пустая тьма, без проблесков цветов, черная воронка пустоты. Он кивнул и стал торопливо освобождать от вьюнка стену.
– Рисуй, Ева. Поторопись… Влей эликсира… Больше…
– Люк, что происходит? – чувствуя, как подкатывает к горлу ужас, прошептала я. – Там Мадлен… И кровь… Зачем рисовать? Я не понимаю… Я не умею! Этому учили тебя…
– Рисуй! – сквозь зубы прошипел он. – Быстро!
Я не узнавала своего брата. Смотрела в знакомое лицо и видела чужака. Словно в его теле поселился кто-то другой, пугающий и… мертвый. Он сжал мне плечи, встряхнул.
– Ева! Поторопись! Нужен переход!
Я неуверенно провела линию на стене. Мелок был совсем маленький, и держать его было неудобно, кончики пальцев цеплялись за шершавую стену.
– Но зачем рисовать? – глухо спросила я. – Этому учили тебя… я не смогу. Сочини, вот и все…
– Я больше не могу сочинять, – как-то равнодушно за моей спиной отозвался Люк. – Рисуй, Ева. Ты сможешь.
Мелок замер и раскрошился от того, что я слишком сильно на него надавила. Смысл сказанного даже не сразу до меня дошел.
Как это, не может сочинять?! Почему?
Для нас созидать – то же самое, что дышать. Это наша природа, наша душа.
И есть только один способ уничтожить эту способность и расколоть душу. Убийство… Намеренное и осознанное убийство разумного существа…
– Ева, не отвлекайся.
Я резко обернулась.
– Люк! Что происходит? Отвечай!
Видимо, в моем лице отразилось что-то такое, что брат все же решил пояснить.
– На нас напали, Ева, – по-прежнему равнодушно бросил он. – Дворец захвачен. Крылатые стражи отрезаны. Нам нужно выбираться… Рисуй переход!
Кажется, сегодня я резко отупела, потому что снова не сразу поняла, о чем речь. А когда поняла…
– Люк, – сиплым, срывающимся голосом выдавила я. – Что с отцом?
– Рисуй, Ева, – шепотом повторил брат.
И в глубине его глаз, на самом дне этого темного колодца со стылой, мертвой водой, я увидела ответ. И этот ответ всколыхнул внутри меня что-то мощное и настолько болезненное, что я оттолкнула брата и понеслась по садовой дорожке к дворцу. Брат бежал следом, даже что-то кричал, но я его не слышала. Перед глазами стояло лицо отца, мягкий прищур глаз, золотые искры смеха… По ступеням я просто взлетела, толкнула дверь…
И попала в царство смерти. Крики, вопли, стоны, запахи крови, пота и железа, ужас и боль обрушились на меня в один миг. Так вот почему за стенами так тихо… кто-то отрезал дворец стеной безмолвия… А здесь, внутри, царил настоящий смертельный хаос, замешанный на потоках крови и убийствах. Я увидела крылатых стражей, буквально изрубленных на куски. Придворных, в странных, нелепых и изломанных позах лежащих на полу или у стен. Пятна, лужи, реки черного и пюсового цветов… Чью-то голову, рассматривающую меня пустыми глазницами. Тару…
И еще я увидела их. Тех, кто принес все это.
Белых демонов, арманцев.
Их было много – высокие, сильные фигуры воинов с белыми волосами. Все одеты в черное, с кожаными вставками на одежде и со сверкающими серебром клинками. Наверное, на черном не так видна чужая кровь…
Кто-то кричал-выл – громко, надсадно, на одной ноте, и я повернула голову. Придворный маг… Один из арманцев шагнул к нему, взмахнул рукой с клинком, и крик оборвался.
И тут я увидела отца. Даже отсюда, через весь тронный зал, ставший полем битвы, я видела его. На ступеньках возле возвышения он лежал с открытыми глазами, в которых застыла боль. Мертвый король словно все еще смотрел на своих подданных, наблюдал сражение, которое было проиграно с самого начала. Арманцы каким-то немыслимым образом не только попали во дворец, но и отрезали его от мира, так что наши войска не могли поспешить на помощь королевской семье.
Наверное, я все-таки закричала, потому что тот, кто стоял над телом моего отца, обернулся.
И я узнала его.
Это лицо из моих кошмаров я узнала бы из тысяч. Белые волосы, желтые глаза, твердый подбородок. Удивительно, но демоны красивы. Моя сущность художника оценила гармонию этих черт. Четко очерченные губы арманца слегка изогнулись, словно он увидел старую знакомую, гуляя в парке, и решил ей улыбнуться. Он сделал знак одному из демонов, указывая на меня, и тот беспрекословно подчинился.
Сзади меня дернул Люк.
– Бежим, – безнадежным шепотом простонал он. – Ева… что ты наделала…
Бежать? Куда?..
– Оставь энке, – словно сквозь вату услышала я голос арманца. – Занятная зверушка. Вы нашли наследников?
– Еще нет, повелитель… Найдем. Отсюда никому не выбраться…
О, лесные духи… Кажется, первый раз в жизни наша с братом привычка игнорировать правила и нормы этикета пригодилась. Захватчики просто не признали в нас наследников престола! Конечно, кто догадается, что вот этот парень в простой светлой рубашке и брюках, без единого украшения или знака отличия – принц? Или вот эта растрепанная девушка с необычной внешностью, одетая в скромное бежевое платьице, с испачканными коленками и измазанными ладошками – принцесса?