Пересекающий время - Крапп Раиса. Страница 59
- Да, Андрей, - поддержал Румовский, - тут двух мнений быть не может. Ты ввел к эритянам двух своих сотрудников, они будут продолжать контакт, а ты отправляйся в распоряжение врачей, им надолго работы хватит.
- Я готов отдать себя на врачебное обследование и четко выполнять курс лечения, но не стационарно. Я останусь с эритянами до тех пор, пока не решится их судьба.
- Для вас существует понятие дисциплины Граф?
- Оставим его в покое, - вмешался Калныньш. - Наверно, так для всех будет лучше. У эритян теперь будет спокойно - почти курортная зона. Обяжем его регулярно проходить медконтроль, но уж если доктора заметят ухудшение слышишь, Андрей? - тогда не обессудь, под арестом заставим лечиться.
- Согласен, - разулыбался Андрей.
- Ну, что ж, - недовольно проговорил Румовский, - будь по вашему.
- Я должен кое в чем признаться, - сказал Андрей.
- Неужели еще не все? - Станов на экране недовольно заворочался в кресле.
- У нас на Блоке находятся шесть раненых эритян в коматозном состоянии, среди них - ребенок.
Помолчав, Румовский сказал:
- Вы с поразительной легкостью идете на нарушения, Граф.
- Спокойно смотреть на погребальный огонь, зная, что в нем - живые? Согласно правилам? - резко сказал Андрей. - Я исходил из обстоятельств. Сделай я тогда запрос, мне бы ответили отказом. А для шестерых это означало - смерть. Я считаю, что мой поступок адекватен обстоятельствам. Впрочем, формально, я, безусловно, виноват и готов нести наказание.
- Формально, он, видите ли, виноват! - проворчал Станов. - Илвар, будь другом, отвесь ему затрещину вместо меня.
- Да он и так весь битый.
- Ну что ж, как говорили наши мудрые предки, за одного битого двух небитых дают. Свободен, народный любимец, отдыхай.
- Вы оставляете мне Отряд?
Члены Совета обменялись улыбками.
- Иди, пока не передумали, - посоветовал Калныньш.
- Только впредь постарайся быть более законопослушным, - не удержался Станов.
- Я постараюсь, - серьезно сказал Андрей.
Часть восьмая
* * *
Разведчики дождались отпуска. Но о первоначальных планах никто и не вспомнил. Они оговорили себе особую привилегию - прямой контакт с людьми Нового Эрита, и активно помогали им адаптироваться в новых условиях.
Эритяне обрели родину, Планета - хозяев. Переселение прошло абсолютно спокойно - постарались предусмотреть любую мелочь, чтобы сделать его безболезненным. Андрей приступил к его осуществлению в тот момент, когда однажды возродил среди вождей мысль о необходимости уходить в другие земли. "Здесь, в полоненном Эрите, нам не позволят остаться свободными. Зачем налаживать жизнь, которая в любой час может быть нарушена?" Потом, в разговоре с Лиентой он мельком сказал о том, как было бы хорошо при переселении воспользоваться летуном, это избавило бы от многих тягот. Он подал эту версию, как несерьезную фантазию, неожиданно скользнувшую в сознании. Но мысль эта была столь привлекательна, что Лиента, пропустив ее через свое сознание, вскоре не выдержал и вернулся к этому разговору. В результате, через некоторое время Совет вождей и старейшин с нетерпением ждали дня, на который Андрей назначил демонстрацию чудесной летающей повозки. Благодаря авторитету Лиенты и Андрея глейсер не вызвал ни страха, ни настороженности - лишь благоговение перед чудо-повозкой, ее размерами (на сей раз это был
транспортник) и возможностями.Остальное было делом техники.
За перемещением эритян сквозь толщу времени в сотни тысячелетий наблюдали многие миллионы людей у экранов стереовизоров. Но эритяне об этом понятия не имели - на время перехода Андрей погружал своих пассажиров в сон, и они приходили в себя в тот момент, когда машина опускалась в небольшую солнечную долину, прикрытую с трех сторон пологими склонами гор, и стекающую к широкой, полноводной реке. После этого все, что касалось перелета, становился только восхитительным воспоминанием. Гораздо существеннее было то, что кровавый Гуцу с ордами варгов остался далеко, вокруг - девственная джайва с невиданным обилием зверья, спокойная река, где рыба сама плывет в руки, и надо начинать новую жизнь.
В контактах с эритянами были осторожны и бережны. Связи с ними ограничили до минимума и осуществляли только через группу Графа. Переселенцы строили привычные жилища, охотились своим оружием; одежда, пища, образ жизни - все оставалось прежним. Все старались сделать так, чтобы эритянам ничто не могло показаться странным или подозрительным в окружающей их действительности.
Вернулись к матерям и женам шестеро, которых выхаживали на Комплексе. Но тщетно пытались выспросить у них - как там, в той далекой стране, откуда летун приносит Дара и его друзей, - возвращенные к жизни тщетно будили свою инверсированную память.
* * *
Лугары и горожане решили строить общий поселок на берегу реки, другие отделились, нашли удобные места поблизости, начали обустраиваться.
Лето подходило к концу, и надо было успеть до холодов построить теплое жилище, сделать припасы на долгие зимние месяцы. Работы хватало всем - к вечеру валились с ног от усталости. Но работа была и панацеей, тяжелый труд не оставлял времени воспоминаниями бередить кровоточащие раны памяти. Люди начали понемногу оживать, радоваться успехам, вновь появились улыбки, изредка раздавался смех.
Андрей работал наравне с другими - рубил деревья, таскал бревна, копал землю. Плечи под жарким солнцем
сделались бронзовыми, волосы совсем выгорели - теперь только браслет ТИССа выделял его среди лугар. Но это только внешне - на самом же деле его неизменно отмечало особое к нему отношение: особая приветливость, теплота; в его тарелке оказывался самый лакомый кусок, его постель - самой мягкой и удобной, пропотевшая за день рубаха к утру лежала у изголовья тщательно выстиранная и любовно заштопанная.
Такая чуткая забота, атмосфера любви, безмятежный покой, здоровая физическая нагрузка были целительны. А как хороши были длинные вечерние сумерки, когда почти весь поселок собирался у большого центрального костра. Здесь женщины часто пели. Что за голоса, что за дивные песни звучали тогда! Часто просили петь Дэяну. Ожила девушка. А ведь ходила - головы не поднимала, глазами в землю смотрела, будто хотела сделаться незаметнее, будто виновата была, что испила столь горькую чашу. Раз Андрей ее такой увидел, другой и указал на нее Линде. И подняла голову девочка, расцвела. Теперь ее песнями заслушиваются, забывают о своих печалях.