Блудный брат - Дембский Еугениуш (Евгений). Страница 47

Он произнес это столь естественным и небрежным тоном, что, даже учитывая потребность во мне как в наемнике, я начал задумываться: одним наемником больше, одним меньше, одна рука плюс-минус… имеет ли это для них хоть какое-то значение? В любом случае это не представляло опасности ни для кого, кроме меня. От паники меня удержала лишь мысль, что сейчас они могут внимательно наблюдать за моим лицом.

— А, черт с ним! — неожиданно рявкнул блондин. — Бросай его в машину и поехали, иначе все начнут просыпаться, только этого нам не хватало.

Меня схватили под мышки и куда-то поволокли. Судя по шороху и структуре грунта под пятками мне удалось сделать вывод, что мы покинули знакомую комнату; я насчитал две ступеньки, гладкую поверхность, видимо, покрытую линолеумом, порог и несколько более свежий воздух — мы были на улице.

— Сколько еще? — крикнул издали еще один незнакомый мне голос.

— Этот и еще двое! — крикнул тот, что меня тащил. Кто-то другой схватил меня за лодыжки, поднял и уложил на холодный металлический пол. Кто-то вскочил в кузов машины, за меня снова взялись как минимум три пары рук, и вскоре я сидел в чем-то наподобие спального мешка; молния была застегнута, на голову был натянут капюшон, насколько я мог судить, доходивший мне до колен. На высоте груди, пояса и бедер меня привязали ремнями, не слишком крепко, просто чтобы не перекатывался по кузову во время езды. Я услышал, как трое соскочили и, беседуя друг с другом, направились к остальным, но не открывал глаз. Прошло еще несколько минут, прежде чем принесли оставшихся, Будду и еще кого-то, посадили в мешки и пристегнули. Затем хлопнула металлическая дверь, и наступили темнота и тишина. Я подождал еще несколько минут, и лишь затем, успокоенный отсутствием подозрительных звуков, не меняя положения головы, открыл глаза и огляделся. В полумраке виднелись лишь пол и чьи-то ноги. Не зная, нет ли случайно у водителя какого-нибудь монитора — а это было бы весьма кстати, — я не шевелился. Потом мы, однако, тронулись с места, и, покачивая головой в ритме движения машины, я смог обследовать все ее нутро. Ничего интересного. Здесь сидела вся наша компания, все новые приятели Будды. Чем-то мы напоминали сюрреалистическую балетную труппу — все синхронно покачивались, совершая головами в унисон одни и те же движения. Я с удивлением обнаружил, что нигде не видно глазка камеры. Однако на всякий случай я не стал демонстрировать свое хорошее настроение, присоединившись к остальным, продолжавшим размеренно раскачиваться. Так прошло минут двадцать. Потом машина замедлила ход и в конце концов начала двигаться в темпе хромой улитки, это продолжалось минуты две или три, в щели под потолком потемнело — мы въехали в какое-то закрытое помещение. Мне пришлось снова опустить голову и замереть в покаянной позе, я мало что видел, но и смотреть было не на что. Машина остановилась, двигатель смолк. Вспыхнул свет. Кто-то о чем-то спросил водителя, последовал ответ, но я не расслышал ни того ни другого. Где-то в дальнем углу помещения что-то пискнуло, а затем раздалось низкое гудение какого-то большого двигателя. Решив, что в такой момент никто не будет наблюдать за тем, что происходит внутри фургона, я поднял голову, но увидел лишь, как гаснет свет. Тон звука изменился, теперь он напоминал шум работающего под большой нагрузкой электромотора. Меня тряхнуло, тряхнуло нас всех, тряхнуло машину. Все тело словно закололо тысячами мелких иголок; я вздрогнул и увидел, что все сидящие в машине тоже задрожали, видимо, это было нечто, вызывавшее невольное сокращение мышц. Свет усилился. Звук измученного двигателя стих, и заработал обычный стартер нашей машины. Автомобиль дернулся и покатился вперед. Как понял, мы были уже на той стороне мира. Выехав из помещения, мы покатили по какой-то покрытой ямами и выбоинами дороге, затем нас окружили деревья, тени которых падали на машину. Лес. Воздух и свет здесь были такими же, как и у нас. Покрытие дороги было отвратительным, и она постоянно извивалась, словно глиста; мы ехали так полчаса с лишним, постепенно дорога становилась все лучше. Затем машина неожиданно резко затормозила, не жалея шин. Щелкнул замок дверцы водителя, машина покачнулась, дверца хлопнула. Водитель вышел из машины; я слышал отголоски разговора, различая вопросительную интонацию и интонацию ответов, но ничего больше разобрать не мог. Кто-то дернул за ручку.

— Этот и этот, — сказал голос, знакомый мне тем, что участвовал в разговорах при нашей погрузке. Вероятнее всего, он показывал на меня и Будду. — Проверены в полицейском компе, у них на счету как раз столько, чтобы не слишком брыкались.

— Проверены… — с сомнением пробормотал новый голос. Я подумал, что, если сейчас именно этот тип найдет часы, это закончится для меня бетонными сапогами. Видимо, о том же подумал и водитель, только его беспокоило другое. Если бы новое начальство нас отвергло, ему пришлось бы снова вытаскивать нас из машины, так что лень перевесила, и водитель не сказал ни слова по поводу еще одного сомнительного момента — часов. — Ладно…

Хлопнула дверь. Двое еще некоторое время разговаривали, я в это время не шевелился, но как только машина тронулась с места, я быстро огляделся и с удовлетворением обнаружил, что все мы сидим закутанные в одинаковые спальные мешки. Я потянул за молнию, отстегнулся и сполз с сиденья. До сих пор мои действия выглядели достаточно естественно — человек очнулся и, понятно, пытается освободиться. Я подождал несколько минут, делая вид, что рассматриваю внутренность фургона, а затем быстро схватил третьего от двери парня, отстегнул его ремни и перебросил на свое место; то же самое я сделал с четвертым от Будды. Пристегнувшись к сиденью, я опустил голову. Либо все удалось, и — если они не слишком старались запомнить лица — под подозрением окажутся сидящие на наших местах, либо же они имели удовольствие наблюдать, как подозрительный тип затирает за собой следы. Ничего не поделаешь — приходилось рисковать. Иначе у меня было бы намного больше шансов потерпеть неудачу там, уже на месте.

Машина продолжала ехать дальше.

Я не заметил, как дорога улучшилась и начала напоминать нечто вроде автострады; место переброски было удачно расположено — недалеко от хорошей быстрой дороги и вместе с тем достаточно далеко для того, чтобы можно было проверить и при необходимости не пропустить каждую направляющуюся в ту сторону машину. Что ж, подумал я, если бы этим занимались неумелые любители, в это дело не пришлось бы вмешиваться самому Оуэну Йитсу. Самому великому Оуэну… Великому… Черт побери, а ведь я устал, с некоторым удивлением констатировал я. Может быть, уже не для меня эти забавы, может быть, я должен закончить свою карьеру лекциями в академии ЦБР? Как сказал когда-то Саркисян: «Оуэн, те, что выдержат учебу у тебя, будут считаться по-настоящему преданными, готовыми пожертвовать собой во имя ЦБР агентами. Только такие — или агенты какого-нибудь чертова Моссада — дотянут до конца учебы». Я подумал, что будет, если я достану сигарету и закурю — станет ли это для возможного наблюдателя признаком того, что я пришел в себя, или еще нет.

Машина совершила крутой поворот, все тела, подчиняясь законам чего-то там — гравитации? — наклонились в противоположную направлению движения сторону. Несколько голов ударились о металлическую стену, то же должно было произойти и с моей, но я оберегал ее; внезапно меня охватило чувство, что я в последний раз выбираюсь куда-то из дому, без семьи, без палатки и туристского снаряжения, что это моя последняя работа, завершение карьеры, какой бы она ни была. Это была единственная мысль, которая приходила мне в голову, я чувствовал себя не столько уставшим, сколько измученным усилиями, которые приходилось предпринимать из-за таинственных дел Будды. Никогда до сих пор мне не приходилось чувствовать себя именно так. Это сигнал свыше, понял я. И это значит, что к нему следует отнестись со всей серьезностью. Конец детективной карьере. Конец… Ну, может быть, не прямо сейчас, может, какое-то время спустя.