Верю, судьба! - Белецкая Екатерина. Страница 36
- Может, Сима спрячет? - спросил Атис, и угадал.
- Твою мать, где душа этого урода?! - Чудов снова начал орать, видать, был сильно на взводе. - Сима!
- А я тут при чем, это ж не мой лама, - ответила травница. - Может, она с собой ее взяла.
- Ом-мани!!!
- Да, хозяин?
- Где мешок с душой, гадюка?!
- У хозяйки.
- А хозяйка где?!
- Я же говорил, что не знаю, - печально ответил лама. - Хозяин, вы забыли, наверное.
- Я тебя удушу сейчас! - грохот, шум падения, треск рвущейся материи. - А ну, обыскать его!
Несколько минут тишины, затем чей-то еще незнакомый голос:
- Нету, не врет. Бабу обыскивать?
- Сима!
- Да?
- Признайся честно!
- Могу раздеться, - в голосе Серафимы появились презрительные нотки. - Но с женой потом объясняться придется не мне.
- Ах ты, сука!… Ладно. Но смотри у меня, мразь. Если ты ее спрятала…
- Ничего я не прятала, и потом, зачем мне лама? У меня и машины-то нет.
Касси обрадовано прошептала:
- Точно, куда-то спрятала. И то хорошо. Так что делать будем, Атис? Так и полетим? Или будем следить? Утром придется прятаться, в воздухе цветы могут увидеть.
- Полетели, - твердо сказал Атис. - Они выкрутятся. Лама же дорого стоит, да? Не будет твой папаша свои же вещи портить. А Сима ушлая, всё с ней будет в порядке. Слушай, а что она твоей матери делала такое?
- Подумай сам, какие услуги травница может оказывать женщине, заботящейся о своей репутации? - усмехнулась Касси. - А что до ламы… У отца и на нового денег хватит, не беспокойся. Хотя, конечно, хлопот не оберешься, может, это остановит.
Она вздохнула и впервые за последний час перевела взгляд на горизонт. Небо там медленно, но верно светлело. Скоро должно было взойти солнце.
- Должно быть, это красиво - рассвет в воздухе, - сказала она. - Скоро будем любоваться. Атис, ты знаешь, в какой стороне находится Услада?
- Юго-восток, - ответил Атис. - Светает, нам надо торопиться.
Часть II СУДЬБА
6 Небо и слова
Хорошо забытое старое
И это похоже на прогулки во сне
Или на летнюю тоску по весне.
А я всю жизнь спокойно шел в упряжке
Но отныне и навеки я вне.
Они летели уже вторые сутки, ни разу не опустившись на землю.
Касси никогда не отличалась склонностью к философии, но во время этого долгого полета многое приходило в голову само собой. Ночью, под острыми звездами, и днем, над рваными облаками, серыми снизу, белоснежными сверху.
Небо - вечное и неизменное, думала Касси. И всегда разное. Оно было таким на заре человеческой истории, оно будет таким же и спустя много веков после нас. И если человеческий род исчезнет с лица земли вовсе - солнце будет все так же совершать свой круговорот, и небо останется прежним, единственное по-настоящему надежное и вечное в изменчивом мире.
Касси знала, что то же самое думает и Атис. Они стали понимать друг друга с полуслова. Ах, люди, люди, думала она. Несчастные вы существа! Сидите в своих норах, не желая знать о той реальности, что существует над вами. Как вы можете жить, не видя этой красоты? - думала Касси, забыв, что всего лишь пару дней назад была сама готова отказаться от неба.
Земля, лежавшая под покровом зимы, почти везде была черно-белой. Белые простыни полей, черные щетки лиственных лесов и белые, засыпанные снегом - хвойных. Серые спицы дорог. Мир был красив, но это был мир двух цветов. Неужели он когда-нибудь расцветет красками лета? В это не верилось. Яркие краски жили лишь в небе.
"Какой же я была наивной, - думала Касси. - Как я могла считать, что знаю рассвет и закат?" Первый рассвет, увиденный ею с высоты, был не просто наступлением утра. Он ликовал и пел, сверкающий шар солнца медленно выплыл из-за горизонта, и разбросал по замерзшему миру мириады огненных стрел, вширь, от края до края. Он раскрасил черно-белую землю в золотые цвета, придав ей море оттенков.
Сколько закатов было в ее жизни? Тысячи. А впервые по-настоящему увидела закат она только сейчас. Наверное, сюда уходят души после смерти, подумала Касси. Она не сдержалась и заплакала от непонятного, охватившего ее душу чувства, которому не знала названия. Слезы мигом замерзли на щеках и превратились в ледяные капельки, и лишь тогда Касси вспомнила, что они летят среди лютого мороза, который им, Летателям, кажется легкой приятной прохладой.
Атис постепенно привыкал к полету, и сейчас ему казалось странным, что еще недавно он мог себя мыслить вне неба, вне пространства, вне того огромного и прекрасного, что сейчас заполняло всё его существо, и не имело даже названия. Раньше он и представить не мог, что в его жизни будет возможно нечто подобное. В отличие от Касси, он не плакал, но рассвет тоже поразил его воображение, и Атис просто замер, не в силах произнести ни слова, впитывая то, что видел, каждой клеточкой своего существа. До самой ночи, до момента, когда погас последний луч, и небо оделось в сумерки, они с Касси молчали.
Цветы вели себя идеально. Они подчинялись мысленным приказам, и стоило только подумать о чем-то, как пожелание тут же исполнялось. Обнаружилось, что цветок может формировать и подобие кресла, и удобное ложе, может сомкнуть лепестки и образовать что-то вроде летающей капсулы; а если летишь стоя - под ступнями босых ног образуются удобные ложбинки, которые фиксируют ноги. Не упадешь, даже если очень постараешься. Если же, лежа на цветке, выпустить когти, то с цветком можно слиться почти полностью - видеть то, что внизу, различать участки тепла (Атис подумал, что это сродни инфракрасному "зрению" змей), видеть чуть не до самого горизонта.
"Кто же мы такие? - отрешенно думал Атис. - Кто я сейчас? Человек или что-то иное?"
До Услады было почти шестьсот километров, лететь предстояло еще дня два, а то и три. Возможно, они добрались бы быстрее, но им приходилось лавировать, облетая на порядочном расстоянии населенные пункты - маленькие городки и села, которых при приближении к столице становилось всё больше.
Когда они пролетали мимо очередного села, Атис вдруг сказал:
- Знаешь, а я тут родился, неподалеку. До этой деревни километров двадцать пять на запад.
- А я родилась в Песках, - рассеянно откликнулась Касси. Она смотрела вперед, туда, где на горизонте, как ей казалось, могли показаться неимоверно пока далекие здания Услады. - Тебя в детстве продали, верно? Ты после там был хотя бы раз?
- Нет, не был, конечно, - отозвался Атис. - Кто бы меня выпустил.
Они разговаривали негромко, обострившийся слух позволял говорить, не напрягаясь, хотя цветы летели метрах в десяти друг от друга. Новые способности оказались весьма приятными, что говорить. Слух, зрение, восприятие. К хорошему привыкаешь на редкость быстро.
- Слушай, - вдруг оживилась Касси, которой пришла в голову неожиданная мысль. - Помнишь, что было сказано в пирамидке насчет "древнего рода"? Может, твои родители что-нибудь об этом знают? Когда мы еще рядом пролетать будем? Другого случая может не представиться, а лететь тут всего ничего.
- Думаешь? - Атис подвел свой цветок поближе. - Вообще, ты права. Мы потеряем всего ничего, ну, часа четыре. Только про древний род - это фигня. Какой он, на фиг, древний?
- Ну, мало ли, - пожала плечами Касси. - Может, у них на самом деле древняя история, откуда ты знаешь. Так что, летим?
Ее цветок слегка накренился, начиная разворот в указанную Атисом сторону.
- Летим, - согласился Атис. - Интересно, вспомню я хоть что-то? Речку помню, замок поломанный, которым сарай запирали. Брата, урода редкого, тоже. Сучонок белобрысый, Юрка. Бил меня цепью, прикинь. По ногам. Чтобы я не плакал.
Атис замолчал, нахмурился. Родители… их словно и не было в его жизни. Другим детям доставалась и своя порция ласки, иногда и поцелуй на ночь - но только не ему. Он их любил, как умел, а они, как только подошел срок, поспешили от него избавиться.