При реках Вавилонских - Демилль Нельсон. Страница 59
– Все будет в полном порядке. Только не торопись.
– Я справлюсь.
– Хорошо. Ты там случайно не видела генерала Добкина?
– Нет.
– Ну ладно. Тогда беги. Удачи тебе.
И девушка побежала в темноту, туда, где раздавались неумолчные звуки стрельбы.
Добкин стоял в укрытии рядом с Макклюром и Ричардсоном:
– Я так и думал, что в конце концов они попытаются подняться именно по этому склону.
Макклюр наклонился вперед, обеими руками держа перед собой пистолет, и дважды выстрелил вправо, потом еще два раза прямо перед собой и две пули направил влево. Он продолжал палить, пока не расстрелял всю обойму, и только тогда выпрямился:
– Чертовски трудно держать линию длиной в пятьсот метров с обоймой из шести патронов. – Он покопался в карманах в надежде найти еще несколько запасных патронов.
– Они наверняка пришлют что-нибудь сюда с другой стороны, – попытался успокоить его Ричардсон.
– Очень надеюсь на это, – пробурчал в ответ Макклюр и начал перезаряжать пистолет.
Ричардсон внимательно осматривал склон, когда огонь внезапно прекратился. В тишине время от времени гремели камешки в жестянке или же раздавалось тихое арабское проклятие, когда кто-то из врагов оступался или спотыкался.
– Когда же они, черт возьми, приведут в действие свой план? Куда подевалась посыльная? Где наши автоматы?
Добкин встал в укрытии во весь рост:
– Спроси об этом генерала Хоснера. Я здесь больше не работаю. – Он согнулся, приняв позу бегуна на старте.
– Прощай! – бросил генерал Макклюру. – Увидимся в Хайфе или Хьюстоне.
Он распрямился, словно пружина, перелетел через бруствер и, как ему показалось, повис в воздухе, успев взглянуть вниз и оценить, сколь неудобным будет приземление. Добкин вспомнил, что когда-то здесь была стена, которую насыпали от берега реки. Удар о землю оказался очень сильным. Следующий прыжок перенес его на десять метров вниз по крутому склону, а третий – еще на двадцать метров дальше. Он бежал, а вернее, падал, почти вертикально – вниз, на землю. Половина длины склона была преодолена меньше чем за три секунды. И тут генерал оказался лицом к лицу с двумя удивленными арабами – они словно выскочили из темноты. Их реакция оказалась инстинктивной и потому предсказуемой: они вскинули автоматы с примкнутыми штыками.
Хоснер обнаружил Наоми Хабер на земле рядом с Натаном Брином. Его простреленная голова покоилась у нее на коленях. Теперь стало понятно, как и почему противнику удалось подойти настолько близко.
– Где винтовка? – резко спросил он.
Девушка подняла на командира отсутствующий взгляд:
– Он убит.
– Я вижу, черт побери! Где чертова винтовка?
Наоми покачала головой. Хоснер наклонился вперед. Не столько увидел винтовку, сколько почувствовал, где она должна быть – там, куда Брин бросил ее, на выступе. В том месте, где прошла пуля, в земле осталась борозда. А еще что-то мокрое и теплое. Хоснер вытер руку. Это не шальная пуля, решил он. По крайней мере одна снайперская винтовка у арабов есть. А если они заберут оружие Брина, то получат и еще одну. Неужели снайпер все еще наблюдает? Что ж, ответ получить не трудно. Хоснер перепрыгнул через земляную насыпь и соскользнул вниз по склону. Зеленая лампочка светилась и была прекрасно видна в темноте. Он нырнул прямо к ней.
Мурад увидел израильтянина в прицел. Он негромко окликнул своих, ползших сейчас по склону за винтовкой, но они не могли видеть Хоснера.
Хоснер схватил винтовку, перекатился и поднял ее. В это мгновение он увидел приближающийся отряд – до него оставалось менее тридцати метров – и выстрелил пять раз, быстро, посылая пули одну за другой. Один или два человека явно были убиты, а остальные обратились в бегство. Ашбалы прекрасно понимали, что совершенно бессильны против американского прибора ночного видения.
Мурад прицелился в Хоснера. О, как он хотел заполучить этот прибор! А сейчас из-за этого ненормального драгоценный прицел может пострадать! Мурад выстрелил.
Хоснер услышал, как пуля взрыла землю у его ног. Он прижался к земле на склоне холма и внимательно осмотрелся. Араб прекрасно знал, где находится он, Хоснер, но он-то не знал, где прячется араб. И если не удастся определить это в ближайшие несколько секунд, то все – снайпер запросто его пристрелит.
Мурад поймал Хоснера в перекрестье прицела и нажал на курок. Промахнуться в данном случае было невозможно.
Отряд арабских пехотинцев непосредственно за спиной Мурада начал слепо палить по прибору ночного видения – зеленые линии трассирующих пуль переплетались в темноте под разными углами. Все они сходились на земле и мерцали, словно погибающие светлячки, а рикошеты разлетались во всех направлениях.
Мурад нажал на спусковой крючок как раз в тот момент, когда картинка в его инфракрасном прицеле начала исчезать.
Главный недостаток этого прицела заключался в том, что во время боя он бледнел, если оказывался нацеленным на светящийся фосфор. Следы выстрелов отряда как раз пересекали красную картинку его прицела и оставляли белые полосы, которые постепенно расплывались и сливались. Именно поэтому он и мечтал так страстно об этом американском прицеле – «Старлайт».
Снайпер выругался и выстрелил не глядя.
– Прекратите вы, дураки, прекратите сейчас же!
Он стрелял вслепую – еще и еще, не останавливаясь. Его напарник, Сафар, тоже кричал – он сумел перекричать «АК-47», и отряд прекратил огонь.
Хоснер понял, что случилось. Кто-то, попав в эту ситуацию, сказал бы, что Бог вновь оказался на его стороне и помог ему. Но Хоснер чувствовал: высшие силы просто играют с ним. Бомба. Взрыв. Автоматы. Теперь, наконец, вот это. Он не заговорен от опасности. Напротив, он проклят. И когда только всему придет конец?
Изображение в прицеле Мурада восстановилось, и снайпер внимательно всмотрелся в то место, где только что находился Хоснер, но ничего не увидел.
А Хоснер всего-навсего нашел небольшое углубление в склоне холма, ниже крутого подъема уступа, который служил наблюдательным пунктом, и скатился в него. Как и любой пехотинец, он прекрасно знал, как сжиматься, занимая поменьше места. Каждый мускул съежился, воздух из легких куда-то испарился, и человек, словно сдувшийся воздушный шарик, поместился в жалкую ямку, в которую в обычной жизни никогда бы не вписался. Все его тело, руки, ноги уменьшились в размере каким-то метафизическим образом, известным только тому, кто сам побывал под обстрелом, а ложбина в земле, казалось, стала на несколько драгоценных сантиметров глубже, чем мгновение назад.
Внезапно Мурад испугался, почувствовал себя обманутым, незащищенным, словно оказался на поле. Он тоже нашел в земле крохотное углубление и зарылся в него.
Звуки боя доносились с вершины холма, но здесь, в этом месте, казалось, царила тишина. Хоснер и Мурад выжидали, словно испытывая друг друга. Два ночных прицела. Два глушителя и две превосходных винтовки. Молчаливые, невидимые и смертоносные.
Основной отряд ашбалов отстоял на сотню метров от внешней границы периметра, но несколько групп хорошо подготовленных саперов, способных проникнуть в тыл противника, просочились на позицию непосредственно под брустверами и завалом. Там они и притаились, бессловесные и замерзшие, вооруженные только ножами и пистолетами, обмазанные для маскировки грязью – так они ожидали той минуты, когда основные силы нанесут решающий удар. Будь у них гранаты, торпеды, ранцевые заряды – то есть все то, что положено иметь саперам, – они уже давно посеяли бы панику в рядах израильтян. Но никто и не предполагал, что придется штурмовать холм с целью взять заложников. И потому саперы чувствовали себя обманутыми, не готовыми к атаке и вовлеченными в нее какой-то хитростью или обманом. Они же не какая-то пехота. Они – профессионалы, элита любого пехотного подразделения. А ползти к вражеской линии впереди основного отряда равносильно самоубийству. Им ничего не оставалось, как ждать того момента, когда основные силы перейдут в итоговое наступление. Тогда они прыгнут в окопы израильтян и пустят в ход ножи и пистолеты. Вот если бы только сначала подстраховаться гранатами…