Слово чести - Демилль Нельсон. Страница 139

– О'кей.

Корва нахмурился и сказал, засмотревшись в окно:

– Надеюсь, наши свидетели будут отвечать обстоятельно и подробно.

– Надеюсь, – сам не зная на что, злился Тайсон, – вы обстоятельно и подробно расспросите их.

Адвокат поморщился, будто вспомнил о чем-то неприятном.

– Как бы я хотел, чтобы наши свидетели не рассказывали о перестрелке в больничных палатах, потому что Брандт с Фарли назвали это ненужным кровопролитием. Это может сбить с толку присяжных.

~~

Ровно в шесть вечера сильный голос Пирса эхом отозвался в дальних уголках здания церкви:

– На заседание собрались все участвующие в суде стороны. Суд продолжает работу.

Обвинитель вновь напомнил свидетелю, что он под присягой, но Тайсон нутром почувствовал, что на сей раз показания Брандта не сулят ничего хорошего.

Пирс начал с разминочных вопросов, потом вновь очутился на пороге госпиталя Мизерикорд. На этом этапе дознания прокурор со своим свидетелем развили такое взаимопонимание и так отработали синхронность речевых моделей, что все сразу догадались о длительных репетициях, предшествовавших их слаженной деятельности. Но один раз все же Брандт смазал ответ, и Пирс, судя по выражению его лица, остался не очень доволен. И вот наконец обвинитель сподобился добраться до второго этажа больницы, и почти осязаемое волнение в зале подстегнуло его приступить к развязке событий.

– Что вы увидели, войдя в эту комнату?

– Я сразу понял, что это была операционная. По имеющемуся в ней медицинскому оборудованию я заключил, что госпиталь до начала боевых действий являлся скорее санаторием, чем больницей. Мои догадки основывались на том, что, во-первых, здание выстроили французы и, во-вторых, оно по стилю не подходило к казенному учреждению, а больше напоминало загородный дом отдыха.

Пирс выказывал поразительное терпение, пока Стивен Брандт давал профессиональную оценку архитектуре здания, медоборудованию и планировке. У Тайсона мелькнула мысль, что вряд ли Пирс или кто другой стал бы так возиться с Брандтом, будь он не практикующим врачом, а увечным безработным ветераном той позорной войны. Брандт опустил детали и перешел к главному:

– В операционной стояли семь операционных столов. Стены и потолок оштукатурены. На окнах вместо стекла сетка от насекомых, пол выложен кафелем. Операционная была набита людьми. В госпитале горел электрический свет – видимо, ток вырабатывал местный генератор, потому что каждый операционный стол освещали свисавшие лампы накаливания. Под потолком вовсю крутились вентиляторы, но все равно в помещении стоял дух гниющей плоти и открытых рая. Повсюду летали мухи. В предоперационной я заметил туалет и раковину с краном и предположил, что вода поступает из цистерны, установленной на крыше, воду для стерилизации инструментов тоже брали оттуда я кипятили на плите, растапливаемой древесным углем.

Вот в таких примитивных условиях работали эта мужественные люди, да плюс еще страшная антисанитария.

Посмотрев на Пирса, Тайсон решил, что тот готов зааплодировать, хотя по его виду не чувствовалось, что он с большим вниманием слушает Брандта.

Обвинитель переключился на вопросы.

– Кто с вами вошел в операционную?

– Я не могу вспомнить всех, но то, что со мной были лейтенант Тайсон, его радист Келли и Ричард Фарли, я помню хорошо. Кажется, вошли еще двое. Фарли помогал хромавшему Муди. Остальные несли громко стонавшего Петерсона.

– Сколько людей находилось в операционной и кто это был?

– Там работали примерно двадцать человек медперсонала. В основном врачи-европейцы мужского пола, санитары из местных жителей – мужчины и женщины. Также сестры милосердия. Многие из них носили монашескую одежду, на шее висел крест. В госпитале встречались предметы отправления религиозных обрядов, и я подумал, что они католики.

С тяжким вздохом Корва наклонился к Тайсону и процедил сквозь зубы:

– Я бывал на заседаниях трибунала, где торчали до полуночи.

– Брандт работает без устали. Прямо упивается свободой слова, – досадуя, ответил Тайсон.

– Пирс тоже от него не отстает, – подхватил Корва. – Думаю, он закончит сегодня с Брандтом, пока они оба в ударе. Иногда перенос допроса свидетеля на следующий день портит впечатление о нем.

– Кто-нибудь из персонала поздоровался с вами? – спросил Пирс Брандта.

– Нет. Но лейтенант Тайсон обратился с приветствием к врачу, стоявшему ближе к двери. Врач занимался пациентом с сильно покалеченной ногой. Лейтенант Тайсон подошел к операционному столу и разговорился с врачом.

– На каком языке?

– Сначала на английском. Оперируя пациента, врач сказал что-то помогавшей ему медсестре по-французски, и тогда наш командир тоже перешел на французский.

– Вы сами говорите по-французски?

– Нет. Но я могу распознать этот язык.

– Они разговаривали дружелюбно?

– Отнюдь. С самого начала они употребляли крепкие выражения, как мне показалось.

– А что явилось тому причиной?

– Полагаю, лейтенант Тайсон настаивал на операции Петерсона. Командир несколько раз обращался к нам с Келли на родном языке, поэтому я понимал суть его требований.

Чем больше Пирс задавал вопросов, тем больше информации получал суд; ни Фарли в своих показаниях, ни Пикар в своей книге не упоминали об этих фактах. После пятнадцатиминутного допроса, касавшегося минутной перепалки Тайсона с французским врачом, Пирс спросил:

– Как вы тогда оценивали состояние здоровья Петерсона?

– Я несколько раз высказывал свое мнение лейтенанту Тайсону. У Петерсона была смертельная рана. Его мог спасти только хирург, специализирующийся на операциях в области грудной клетки, в хорошо оснащенной больнице. Под деревней Фулай я столкнулся с подобным ранением. Я пробовал повлиять на командира, неоднократно подчеркивая: если мы хотим спасти Петерсона, нужно вызвать санитарный вертолет. Но он не послушал меня.

– Объяснил ли он вам, по какой причине он этого не делает?

– Нет. Он считал, что раз уж мы добрались до больницы, то он обязан сделать все возможное, чтобы его солдату оказали медицинскую помощь. Я объяснил ему, что вряд ли при таком оснащении больницы кто-нибудь возьмется за операцию на грудной клетке. Думаю, что и тот врач пытался втолковать ему это же. – Брандт тяжело вздохнул, выдерживая паузу, как хороший актер, и потом уже сказал: – Я ему говорил, чтобы он забыл о Петерсоне. У него падало кровяное давление, дыхание становилось прерывистым. Одним словом, парень отходил в мир иной.

– Как отреагировал Тайсон на ваши слова?

– Не очень хорошо. Он находился в таком возбужденном состоянии... у меня создалось впечатление, что он больше стремится навязать свою волю тому врачу и остальному медперсоналу, чем оказать помощь умирающему Артуру Петерсону.

Неожиданное падение стула отвлекло внимание суда. Все посмотрели в ту сторону, откуда донесся грохот. У стола защиты с пылающим от ярости лицом и трясущимися руками стоял Бен Тайсон и гневно смотрел на Брандта. Немая сцена длилась не более минуты, но Корва пальцем не пошевельнул, чтобы водворить своего клиента на место.

Хриплый бас полковника Спроула нарушил тишину зала:

– Подсудимый, займите, пожалуйста, свое место. – Не успел Тайсон выполнить просьбу судьи, как тот поспешил сказать: – Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.

~~

Адвокат и подсудимый молча вошли в кабинет раввина. Прикрывая за собой дверь, Корва сказал, подмигнув Тайсону:

– Вы сбили спесь со старика Спроула. А Брандт как побелел, а? – Корва продолжал, напуская на себя бодрый вид: – У присяжных не возникло и тени сомнения, что вы согнули этого лекаришку пополам.

Тайсон устало подошел к окну и закурил.

Корва лишь хотел казаться бодрым, а вот Тайсона решил взбодрить по-настоящему, поэтому не отступался:

– Безусловно, в этой маленькой сцене есть и своя положительная сторона. Я заметил, что полковник Амос Мур впервые за последние два дня улыбнулся. Знаете ли, давно я не видывал такой легкой одобрительной ухмылки у старшины присяжных.