Собор - Демилль Нельсон. Страница 75
Она внимательно посмотрела ему в глаза:
– Если тебе удастся уйти отсюда, то только в тюрьму или на кладбище. Нет, спасибо за приглашение.
– Черт бы тебя побрал! Я выберусь отсюда целым и свободным, как и вошел сюда. Так что подумай и ответь на мой вопрос.
– А что же станет с бедняжкой Меган? Ты же разобьешь ее любящее сердечко, Брайен?
– Прекрати! – Он больно сжал ее руку. – Я тоскую по тебе, Морин.
Она промолчала. Брайен продолжал:
– Я готов уйти из движения. – Он пристально посмотрел на нее. – Нет, правда. Как только все это закончится. Я многое понял.
– И что же ты понял?
– Понял, что для меня важнее всего. Послушай, ты ушла из движения, когда созрела, теперь я созрел и тоже уйду. Извини, что не был готов уйти раньше, вместе с тобой.
– Я не верю ни одному твоему слову, да и ты сам себе не веришь. Вспомни девиз: «Вступают раз, не выходят никогда». Войдя однажды в движение, из него невозможно выбраться. И все эти годы и ты, и другие бросали мне эти слова в упрек, а теперь я бросаю их тебе: «Вступают раз…»
– Не надо! – Флинн подошел ближе. – Теперь я тверд. Я выйду из движения. Что тебе мешает верить мне?
Морин положила свою руку на его ладонь и мрачно проговорила:
– Даже если бы ты и вышел из движения, все равно останутся люди, которые предусмотрели такой поворот, а они-то уж вряд ли выделят тебе домик на побережье у Керри. За мной ведь до сих пор охотятся боевики из белфастской группировки ИРА. Когда в последний раз, слыша стук в дверь, у тебя не обрывалось сердце в груди? Неужели ты думаешь, что, заявив о своем уходе, словно какой-то уважаемый государственный деятель, сможешь спокойно осесть в тихом местечке и писать там мемуары? Ты оставил за собой кровавые следы по всей Ирландии, Брайен Флинн, и есть немало людей – ирландцев и англичан – которые захотят достать тебя.
– Есть такие места, куда мы сможем уехать и…
– Но не на этой планете. Мир очень мал, и ИРА станет разыскивать нас повсюду, и в конце концов нас найдут. Подумай только, как мы станем жить вместе. Мы не сможет даже выйти на улицу, чтобы купить пачку чая, не опасаясь, что больше не увидим друг друга. Каждое письмо, полученное по почте, может взорваться в наших руках. А что, если у нас будут… дети? Подумай об этом хоть немного.
Он не ответил, а Морин грустно покачала головой:
– Я не хочу так жить. Достаточно и того, что я все время дрожу за свою жизнь. И лучше сказать тебе честно: меня не хватит, чтобы думать еще о ком-нибудь – о тебе, Шейле… Так почему я должна идти с тобой и жить в постоянной тревоге, каждую секунду ожидая со страхом, что могут прийти какие-то люди и убить тебя?.. А зачем тебе непрестанно волноваться, что они в любой момент могут прийти и схватить меня?
Флинн долгое время молча смотрел в пол через промежутки между досками скамьи, затем бросил взгляд на алтарь:
– Но… тебе хотелось бы… То есть я хочу сказать, если бы было возможно?..
Морин закрыла глаза.
– Когда-то я хотела этого. И, по правде говоря, все еще хочу. Но, видимо, не судьба, Брайен.
Флинн резко встал и пошел к выходу.
– Да, ты должна знать, Морин. – Он внимательно посмотрел ей в глаза. – Я включу Шейлу в список.
– Но не надейся получить что-нибудь взамен.
– Я и не надеюсь. Пойдем.
– Не возражаешь, если я останусь здесь, в часовне?
– Нет, не возражаю. Но… для тебя тут не безопасно, Меган…
– Господи, Брайен, ты говоришь о ней так, будто она злая собака, жаждущая загрызть овцу, отбившуюся от стада.
– Она немного… мстительна и злопамятна.
– Злопамятна? А что я ей такого сделала?
– Она… она считает, что ее брата захватили в плен… отчасти по твоей вине… Знаю, что это глупо, конечно, но она…
– Жаждет крови. Боже мой, Брайен, как тебя угораздило спутаться с этой дикаркой? Она что – воплощение молодого поколения Северной Ирландии?
Флинн обернулся и опять посмотрел на окна часовни.
– Может быть, и так. Война знакома им с детства, и Меган знает ее с младых ногтей. Они привыкли к ней и даже танцы и пикники использовали в военных целях. Молодые люди даже не помнят, каким был прежде Нижний Белфаст. Ты не должна винить их. Понимаешь это?
Морин встала.
– Но ее поведение показывает, что она не просто одержима военным психозом. Ты и я, Брайен… ведь наши души не умерли, правда?
– Да, мы помним другую жизнь, которая была раньше, до всего этого сумасшествия.
Морин подумала о Джин Корней. Затем в ее памяти всплыли лица других.
– Ведь мы затеяли все это, да ты сам знаешь.
– Нет, не мы. Все начали те, кто против нас. Первыми всегда начинают враги.
– Вражда рано или поздно кончится, а наша страна еще долго будет плодить детей, из которых вырастают убийцы, и детей, пугающихся темных углов. Нас уже не переделать, и только через поколение все эти страхи забудутся.
Флинн несогласно мотнул головой:
– Боюсь, что и поколения здесь недостаточно. Ирландцы никогда ничего не забудут. Об этом напишут книги, перечитают их и будут рассказывать по вечерам у камина. По сути дела, все мы: и ты, и я, и Меган – дети событий, произошедших задолго до нынешней напасти. Все завертелось и смешалось. Кажется, резня Кромвеля произошла… неделю назад, вчера разразился голод, а сегодня утром вспыхнули восстание и гражданская война. Спроси Хики, он тебе многое порасскажет.
Морин глубоко вздохнула:
– Черт возьми! Не хотелось бы, чтобы ты оказался прав.
– А мне не хотелось бы, чтобы ты оказалась права насчет нас. Ну ладно, пошли.
И Морин вслед за Флинном вышла из тихой часовни.
Глава 42
Флинн спустился по ступенькам ризницы и увидел у решетки Бурка и Пэда Фитцджеральда, смотрящих друг на друга. Около Бурка на площадке стоял переносной телевизор.
– Через пять минут приведи сюда священника! – приказал Флинн Фитцджеральду.
Тот перекинул через плечо «томпсон» и вышел. Бурк внимательно всмотрелся в лицо Флинна. Он выглядел уставшим, даже каким-то грустным. Брайен вынул из кармана детектор и провел им по телевизору.
– Мы оба относимся ко всему с подозрением вследствие своих характеров и профессии. Боже мой, как это тоскливо, тебе так не кажется?
– С чего бы такая внезапная меланхолия?
Флинн медленно покачал головой:
– Не перестаю думать, что вся эта затея вряд ли закончится добром.
– Могу почти гарантировать это.
– Я жду тебя, как манны небесной, после разговоров с этим ослом Шрёдером, – улыбнулся Флинн. – Ты не мучаешь меня слащавыми увещеваниями или льстивыми призывами сдаться.
– Хоть мне и трудно говорить после такого комплимента, но скажу, что тебе все же лучше сдаться.
– Если бы я даже хотел, все равно не могу. У этой машины, которую я запустил совместно с другими, нет единого управления, единого мозга. Но есть множество смертоносных приспособлений… внутри и вне собора, каждое из которых сдетонирует в определенное время и в определенных условиях, и тут уже ничего не поделаешь. Я не более чем создатель этой машины, которая теперь живет самостоятельной жизнью… Я могу говорить о ней, но не от ее имени. Понимаешь, в чем тут дело?
– Вроде бы понимаю.
Бурк не мог сообразить, блефует Флинн или нет. Тот был прекрасным актером, каждое его движение и слово были хорошо продуманы и нацелены на создание иллюзии, чтобы спровоцировать желаемый ответ и нужную реакцию.
Флинн кивнул и тяжело оперся о прутья дверной решетки. У Бурка создалось впечатление, что внутренняя борьба в душе Флинна отнимает у него массу времени.
Наконец Флинн сказал:
– Как бы там ни было, мне нужно поговорить с тобой об одном деле. Мы с Хики пришли к выводу, что это Мартин похитил архитектора собора святого Патрика. Зачем – спросишь ты? Да для того, чтобы у тебя не было плана церкви и ты не смог бы продуманно подготовить успешный штурм.
Бурк молча обдумывал сказанное Флинном. В доме епископа и резиденции кардинала настрой был бы, наверное, более оптимистичный, если бы архитектор сейчас разглядывал чертежи вместе с Беллини. Бурк попытался мысленно поставить все на свои места. Фении упустили Стиллвея – теперь это очевидно. Морин Мелон вряд ли нашла бы незаминированный потайной ход, если бы Стиллвей находился в соборе; любой человек, как бы храбр он ни был, уже через четверть часа, проведенных у этой банды экстремистов, раскололся бы и выдал все сведения.