В никуда - Демилль Нельсон. Страница 50

– Понятно.

– Что-нибудь еще?

– Да нет, кажется, все. До скорого.

– О'кей... и вот что, Сьюзан... если мы с вами не увидимся... спасибо за все.

– Увидимся. Пока.

Я нажал кнопку отбоя, выключил аппарат и положил в карман.

Собрал вещи, отнес их в вестибюль и, подойдя к конторке, увидел, что дежурила та самая Лан, которая меня регистрировала.

– Уезжаю, – сказал я ей.

Она постучала по клавишам компьютера и подняла глаза.

– Ах, это вы, мистер Бреннер. Я вас поселяла.

– Точно.

– Вам у нас понравилось?

– Очень. Осмотрел тоннели Кучи.

Она улыбнулась, но не ответила. И пока распечатывался счет, спросила:

– Мы можем вам чем-нибудь помочь в ваших дальнейших поездках?

– Можете, – ответил я. – Я сейчас еду в иммиграционную полицию – необходимо забрать паспорт. Вы ведь об этом помните?

Лан кивнула, однако промолчала.

– Поэтому багаж я оставлю у вас. И если повезет – ба-ба-ба, – скоро за ним вернусь.

Она опять кивнула и подала мне счет:

– Ваша комната оплачена заранее, но как быть с дополнительными расходами?

Я взглянул на сумму, и мне захотелось объяснений, откуда такая огромная цифра – мне ведь не отсасывали в бассейне. Но вместо этого произнес:

– Расплачусь, когда вернусь с паспортом и визой за багажом.

Лан несколько мгновений колебалась, но все-таки согласилась:

– Как вам угодно.

Видимо, непросто управлять четырехзвездочным отелем в тоталитарном государстве. Бывает, что гости исчезают без всякого следа. Полицейские являются обыскивать комнаты и нервируют горничных, а на телефонных линиях столько прослушек, что невозможно заказать обед, чтобы об этом не узнали копы.

Я отдал Лан сотовый телефон.

– Скоро придет молодая дама – американка – и заберет его. Проследите, чтобы все было в порядке.

– Разумеется.

Затем достал из сумки снежный шарик и положил рядом с телефоном.

– И еще вот это. Скажите, что я ей признателен.

Лан посмотрела на шарик, но ничего не сказала. То, что она увидела внутри, могло показаться вьетнамке россыпями булыжника вокруг разрушенного дома.

Она позвала посыльного, и тот в обмен на доллар дал мне две квитанции на багаж.

– Спасибо, что выбрали наш отель, – поблагодарила меня Лан. – Сейчас скажу швейцару, чтобы поймал для вас такси.

Не успел я выйти из отеля, как ко мне подкатило такси.

– Скажите водителю, – попросил я швейцара, – что мне нужно в полицейский штаб в министерстве общественной безопасности. Бьет?

Швейцар чуть-чуть поколебался и что-то сказал шоферу. И я забрался в машину.

Мы тронулись вперед и поехали по улице Лелой. Пересекли район, где, как мне показалось, сосредоточились самые дешевые в Сайгоне гостиницы, и оставили позади дешевые меблирашки и дешевые закусочные. Здесь было полно ребят всех цветов и рас с рюкзачками. Они вышли на тропу большого приключения, но их вьетнамский опыт отличался от моего, ведь я в их возрасте тоже был здесь и тоже носил вещмешок.

Такси свернуло на улицу Нгуентрай. Я посмотрел на часы: было без пяти восемь. Машина подкатила к трехэтажному зданию грязно-желтого цвета в глубине за забором. Шофер показал на дом, я расплатился, и он поспешно отъехал прочь.

Здание было само по себе большим и казалось частью еще большего строения. Перед ним на флагштоке развевалось красное знамя с желтой звездой посередине.

В воротах стояли два вооруженных полицейских, но когда я проходил, они меня не окликнули, и я догадался, что никому не приходило в голову прорываться внутрь.

Я пересек небольшой дворик и оказался в просторном вестибюле. Передо мной была похожая на судейский стол резная деревянная конторка. Она выглядела очень по-западному – видимо, осталась здесь со времен французов. За ней сидел человек в форме. Я подошел и сказал:

– Иммиграционная полиция.

Он некоторое время смотрел на меня, потом подал маленький зеленый квадратик бумаги, на котором была написана буква "С", и показал налево.

– Туда.

Туда – это прямиком в тюрьму, подумал я, отправляясь в указанную сторону.

В коридоре было множество дверей. И сквозь одну, открытую, я увидел обширный внутренний двор. Министерство внутренних дел было большим и очень важным заведением, где выполняли ответственную работу. У меня не оставалось сомнений, что во внутреннем дворе расстреливали при французах, наверное, при южанах и теперь, при коммунистах.

Я прошел мимо нескольких полицейских в форме и кучки плохо одетых чиновников с атташе-кейсами. Они вперились в меня, но маленький зеленый пропуск довел меня до конца коридора. Там я обнаружил дверь с литерой "С". Над дверью висела табличка со словами: "Пхонг куан лу нуок нгоай". Я знал, что "нуок" означает "вода", а "нгоай", судя по номерам Сьюзан, – "иностранный". Выходило, что это министерство либо импортировало иностранную воду, либо в нем занимались заморскими иностранцами. Я решил, что второе, и шагнул в среднего размера приемную. В ней было около двух дюжин пластиковых стульев, но больше ничего. Ни одного окна – только вентиляционные отверстия у потолка и вентиляторы. И никаких пепельниц, судя по тому, что весь пол был завален окурками.

На четырех стульях сидели молодые ребята – три парня и девушка. Рюкзачки они сняли и положили на пол. Ребята подняли на меня глаза, но тут же вернулись к своему разговору.

Я сел. На стене висел большой плакат с изображением презерватива. У презерватива была голова, две руки и две ноги. И он держал щит и меч. С меча свисало слово "СПИД", а на самом презервативе красовалось слово "О'кей". И там же какой-то хохмач дописал по-английски: "Кукольное представление вьетнамского пушечного мяса – Народный театр".

На другой стене висел плакат, на котором западный мужчина обнимал вьетнамскую женщину и было выведено предостережение: "СПИД убивает!"

На дальней стене – картина, изображающая Хо Ши Мина в окружении счастливых крестьян и рабочих, а рядом табличка по-английски: "Не слишком беспокоить и без радио". Ее загадочное значение было передано еще на нескольких языках, и я подумал: возможно, на другом она имеет какой-то смысл.

В приемную вошли еще несколько человек – в основном молодежь, но затем появилась среднего возраста чета, и я решил, что они вьет-кьеу и у них проблемы с властями.

Ребята болтали друг с другом по-английски, и разнообразие акцентов выдавало в них американцев, австралийцев и нескольких европейцев. Только слова "твою мать..." прозвучали в шести разных вариантах.

Из того, что я подслушал, стало ясно: некоторые из них ждали продления визы, но у других власти официально похитили паспорта. Никого из них это особенно не тревожило, однако вьетнамская пара казалась напуганной и удивлялась беспечности юных туристов. Интересно.

Было десять минут девятого, и я решил подождать еще десять минут, а потом кое-кого слишком побеспокоить, хотя и без радио.

Но вскоре в комнату вошел человек в форме цвета хаки, оглядел собравшихся и дал мне знак следовать за ним. Большая удача быть пожилым в буддийской стране.

Мы прошли через коридор и попали в кабинет напротив. Там за столом сидел хмырь в форме цвета хаки, с погонами на плечах и курил.

– Вы кто? Почему здесь? – спросил меня мой провожатый.

Тот самый неприятный тип, решил я. Посмотрел ему прямо в глаза и, ударив себя в грудь, медленно произнес на очень простом английском:

– Я здесь видеть дай-та Манг. – Постучав по циферблату часов, я прибавил: – Назначено, – и подал гостиничный счет. А права оставил у себя: у этих комиков и без того было полно моих документов. Я представил, как расхаживаю по улицам без каких-либо официальных бумаг, кроме платка с моей монограммой.

Но счет его как будто устроил. Он несколько секунд смотрел на него, а потом уставился в список, явно стараясь сравнить фамилии. С кончика его сигареты на мой счет упал пепел, и я оглянулся в поисках огнетушителя или пожарного выхода, но ни того ни другого не оказалось и в помине.