Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы - Дюрренматт Фридрих. Страница 74

Одиннадцать женщин (хором). Слава Всевышнему.

Бокельзон. Нет, нет, нет, нет. Как вы входите! Гуськом! (Вскакивает и начинает показывать, как нужно входить.) Сперва царица Дивара, а уже за ней остальные, все время по двое в ряд, царственной походкой, свободно, естественно, словно вы рождены царицами. Тот, кто обладает царственной походкой, не входит, а как бы проскальзывает в зал, а вы попросту входите, вы не вышагиваете, а ковыляете, словно крестьянские лошади после долгой пахоты. А ну, все назад! Многоженство — это проблема власти.

Бокельзон. Я хлопаю в ладоши, а вы еще раз выходите вперед. Вы ведь не при дворе какого-нибудь захудалого князя и не в каком-нибудь разорившемся имперском городе, вы в моем Иерусалиме. Это ко многому обязывает. Мир вокруг нас ужасен, перед порталом нашего дворца громоздятся горы трупов, люди пожирают совершенно немыслимые вещи, лишь бы остаться в живых, в сердцах воцарились отчаяние и самые безумные надежды, люди убивают и пытают друг друга, но перед кем вы стоите здесь, в этом зале? Вы стоите передо мной, царем народа и князем мира. И посему вам надлежит выглядеть величественно и торжественно, не правда ли? Шаг вперед! (Хлопает в ладоши.)

Одиннадцать женщин (хором). Слава Всевышнему!

Бокельзон. Герцогиня фон Эфраим, марш-марш, не вертите задом, марш-марш, скользите, скользите. Вы ведь теперь царствующая особа, а не нахальная шлюха из Лейдена! Прекрасно. Сгруппируйтесь. Живей, живей! Странно. Вас ведь только одиннадцать. Верно? Четыре томятся в подвале за непокорство, а великую герцогиню Синайскую, прекрасную царицу банщиков, цирюльников, Мы собственноручно казнили на Соборной площади:

«Император Тиберий». Давно забытая пьеса, тем более выяснилось, что автор ее вовсе не Сенека. Правее, графиня фон Эндор. Еще правее. Вот теперь хорошо. (Садится.) Знайте, женщины, стать режиссером всегда было моим самым сокровенным желанием. Актер я хороший, но режиссер — гениальный. Итак, выход анабаптистов.

Анабаптисты (хором). Слава Всевышнему.

Бокельзон. Анабаптисты, апостолы Господа нашего, не будь мы христиане, мы впали бы в отчаяние, ибо против нас поднялся весь преисполненный скверны мир. Наступил конец всему, наша борьба за истинную веру не имеет себе равных, один спектакль как бы противостоит другому. И если нашей режиссурой поддерживаем Святой Дух, его власть над нами в свете Священного писания, то император и епископ с их зачастую грандиозными театральными фантазиями поддерживают силы тьмы, власть князей и попов, крепостное право. Мы в очень трудном положении, братья, но должны выстоять, подобно актерам, когда из зала раздается свист и летят тухлые яйца. Под звон колоколов отправили мы за помощью двадцать семь апостолов, вручив им наше ходатайство и благословив их на дорогу. Все они попали в руки ландскнехтов, из-за костров у наших ворот ночами было светло, как днем, и молитвы мучеников смешивались с нашими молитвами. Но не только это тяжкое испытание выпало на нашу долю. Первосвященник Иоанн, о грядущем прибытии которого из глубин Азии возвестил мне архангел Гавриил, до сих пор так и не появился вместе со своим бесчисленным воинством у стен нашего города, дабы освободить нас и истребить наших врагов. Воистину, братья, Бог безжалостен к нам. Хвала Ему за Его суровость. Мы все еще не заслужили Его милости, ибо не до конца очистились. Поэтому мы призываем вас: не будьте высокомерны, не будьте недоверчивы, молитесь и не забывайте о чудесных деяниях Господних! Ведь хотя мы ничтожные людишки, но правим землей то тайно, то явно, пусть даже мы не в состоянии понять, как такое возможно благодаря силе веры и Божьему провидению. (Настораживается при виде Юдифи.)

Сенека. Что привело вас к вашему царю, графиня фон Гильгаль?

Юдифь. Ваши солдаты арестовали моего отца, царь анабаптистов.

Бокельзон. Мы знаем об этом, графиня фон Гильгаль. Мы назначили вашего отца своим наместником в присутствии всего народа, однако он все более и более не знал удержу в своем недостойном и глупом поведении, пока мы наконец с глубоким прискорбием не оказались вынуждены приказать тому самому виконту де Же-Хиннома, которого он сам же назначил судьей и имя которого он сам носит, приговорить его к смерти.

Юдифь. Будь милостив, царь анабаптистов, будь милосерден.

Бокельзон.

Софокл. Пусть будет по-вашему, графиня фон Гильгаль. Он свободен, мы назначаем вас эрцгерцогиней Синая. (Обращаясь к остальным.) А мы, мои дорогие жены и верные соратники, отправимся в бывший дворец епископа. Я сочинил библейскую трагедию «Юдифь и Олоферн» и намерен продекламировать ее и исполнить все роли. Пойдемте, мои княгини, пойдемте, мои князья, пойдемте!

1-й ландскнехт. Трое перебежчиков, ваше преосвященство. Они хотят поговорить с вами.

Епископ. Первый?

1-й ландскнехт. Генрих Гресбек, ваш бывший секретарь.

Епископ. Введи его.

1-й ландскнехт. Шаг вперед!

Епископ. Если бы Мы не оказались в таком жалком положении, если бы не обнищали и не оказались ограбленными ландскнехтами до нитки, Мы бы сказали: «Убирайся к черту, Генрих Гресбек!»

Гресбек. Я вновь стал верным сыном церкви, ваше преосвященство.

Епископ. Пожалуйста, пожалуйста!

Гресбек. Я искренне раскаиваюсь. Вы же, как епископ, просто обязаны простить мне переход на сторону анабаптистов.

Епископ. Пусть это сделает другой священник. Мы ему не препятствуем. От Нас же прощения не жди. Мы отказываемся от исполнения своих обязанностей.

Гресбек. Имперская графиня оказалась ужасной особой.

Епископ. Аббатиса будет сражаться за новую веру до последней капли крови.

Гресбек. Мне ни разу не дали слова сказать.

Епископ. И тем не менее Мы не прощаем тебя.

Гресбек. Если Вы этого не сделаете, ландскнехты казнят меня.

Епископ. Гуманизм вынуждает Меня скрепя сердце явить милость. Ты снова будешь Нашим секретарем. Твоя рожа будет ежедневно напоминать о Нашем позорном бессилии.