Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы - Дюрренматт Фридрих. Страница 76

Штапраде. Славный народ.

Винне. Терпеливый народ.

Клоприсс. Божий народ.

Ротман. «Господь даст своему народу силы, Господь ниспошлет своему народу мир», — восклицает псалмист Давид.

Крехтинг. И тем не менее воняет.

Гизела. Голод. У нас голод!

Крехтинг. Царь заперся в ратуше, а в моем распоряжении для защиты города остались лишь пятьсот не слишком хорошо сохранившихся скелетов.

Стражник. Так точно, командир.

Крехтинг. Эй ты, а ну-ка подойди сюда!

Стражник. Слушаюсь, командир.

Крехтинг. Наше положение безнадежно.

Стражник. Еще как, командир.

Крехтинг. Поддержи меня.

Стражник. Будь проклята стрела, ослепившая вас.

Ротман. Он натянул тетиву и сделал меня целью своей стрелы. Так сказано в «Плаче Иеремии».

Крехтинг. Как ужасно сознавать, что старик без глаз — единственный, кто видит.

Стражник. Так точно, командир.

Крехтинг. Как меня зовут?

Стражник. Вы — эрцгерцог Синайский.

Крехтинг. А разве я на самом деле не проповедник Крехтинг из Гильдехауза?

Стражник. Именно так.

Крехтинг. А этот субъект с его библейскими изречениями, рядом со мной?

Стражник. Архиепископ Капернаумский или нечто в этом роде.

Крехтинг. А вообще-то не городской ли он пастор Бернгард Ротман?

Стражник. Вообще-то да.

Крехтинг. А ты сам?

Стражник. Мое имя Гансик с Лангенштрате, но все называют меня «стражником».

Крехтинг. Дворянским титулом не пожалован?

Стражник. Простолюдины тоже нужны.

Крехтинг. Два года тому назад мы — анабаптисты — пришли в Мюнстер.

Стражник. Вы предрекали скорое наступление царства Божьего.

Крехтинг. Ты нам поверил?

Стражник. Я охотно слушал вас.

Крехтинг. А вы, возведенные в дворянское звание жители Мюнстера, бароны и князья, вы верите нам?

Лангерман. Мы также охотно слушали вас.

Крехтинг. Вы охотно слушали нас и не менее охотно повиновались нам.

Фризе. Мы словно в яму провалились.

Крехтинг. Ну, а теперь?

Мясник. Теперь мы верим в вас, командир. В вас, в анабаптистов и в окончательную победу.

Крехтинг. Ваши жены и дети дохнут, словно животные.

Фризе. Именно поэтому мы верим в вас.

Лангерман. Иначе мы не были бы больше народом Божиим.

Мясник. Избранным народом.

Фризе. Иначе все наши страдания оказались бы совершенно напрасными.

Крехтинг. Они напрасны.

Мясник. Надеяться, надеяться.

Женщины (поют).

Все то, что было тленно,
Отринет смерти гнет.
И Волею блаженной
Рай вечный обретет.

Крехтинг. Скажу вам: его столы ломятся от обилия изысканных яств, а его жены танцуют голыми перед его приближенными.

Стражник. Кого вы имеете в виду, командир?

Крехтинг. Разве мои слова недостаточно ясны? Или мне следует выкрикивать в ночи имена тех, кто принес нам такие беды?

Стражник. Отвечай, командир! (Ударяет его мечом.)

Ротман. Если мы живем, то живем в Господе нашем, если умираем, то умираем в Господе нашем.

Фризе. Упокой, Господи, душу его.

Стражник. Кто может вернуться в этот город? Кто?

Уносит тело Крехтинга.

Мясник. Ликуйте, ликуйте!

Женщины (поют).

С волками там ягненок
Готов пуститься вскачь.
И в розах, как ребенок,
Спокойно спит палач.

Уносят плаху.

17. Спасение войны

Лагерь. Ландскнехты делают массаж обоим рыцарям. На обоих виселицах — множество трупов.

Монах (входит, с трудом переводя дыхание). Рыцарь фон Бюрен, рыцарь фон Менгерссен!

Иоганн фон Бюрен. Ты же насквозь мокрый, монашек.

Монах. Я переплыл через Аа.

Иоганн фон Бюрен. Здорово.

Монах. В летнюю жару я перелез через городскую стену.

Герман фон Менгерссен. Браво!

Монах. И ни один человек не помешал мне.

Иоганн фон Бюрен. Иначе тебя бы уже не было в живых.

Монах. Я принес доказательство: Мюнстер очень легко взять.

Герман фон Менгерссен. Поздравляю.

Монах. Анабаптисты умирают от голода.

Иоганн фон Бюрен. Надеюсь.

Монах. Если бы вы несколько месяцев тому назад напали на Мюнстер, он бы давно уже пал.

Герман фон Менгерссен. Видимо, так.

Монах. Тогда действуйте.

Иоганн фон Бюрен. Зачем?

Монах. Это бесчеловечно — продолжать войну, которую с легкостью можно было бы закончить.

Иоганн фон Бюрен. Мюнстер окружен, трофеи нам гарантированы, а до тех пор, пока мы не завоюем город, епископ обязан платить нам жалованье.

Монах. Вы опустошили его земли. Вы напали на Ален и сожгли дотла Альбертсло.

Герман фон Менгерссен. А потому, что там одни скупердяи.

Монах. Вы вешаете крестьян, а не анабаптистов.

Иоганн фон Бюрен. Уж больно они наживаются на войне.

Монах. Но они, а не Мюнстер, поставляют вам товары.

Герман фон Менгерссен. Выходит, мы им еще за них и платить должны?

Иоганн фон Бюрен. Что же это тогда за война?

Монах. Государи не хотят больше терпеть.

Герман фон Менгерссен. Болтовня.

Монах. Вы это точно знаете.

Иоганн фон Бюрен. Мы ничего о государях не знаем.

Монах. На рейхстаге в Кобленце они решили прибыть сюда и положить конец войне.

Рыцари приподнимаются и пристально смотрят друг на друга.

Иоганн фон Бюрен. Вы слышали, рыцарь фон Менгерссен? Только мы любовно взлелеяли войну, только она начала приносить доход, как государи вздумали покончить с ней.

Монах. Они намерены заменить вас рыцарем Виррихом фон Дауном.

Герман фон Менгерссен. Сражаясь за Германию, я потерял ногу, и мне ответили черной неблагодарностью.

Иоганн фон Бюрен. Государи — вот наша беда.

Герман фон Менгерссен. Долой их!

Иоганн фон Бюрен. Пусть они убираются к черту!

Монах. Верно!

Молчание.

Иоганн фон Бюрен. Что ты понимаешь под словом «верно», монашек?

Монах. Долой их! Пусть они убираются к черту! Государи — это наша беда!

Герман фон Менгерссен. Скажи еще раз.

Монах. Государи — наша беда.

Иоганн фон Бюрен. Еще раз.

Монах. Государи — наша беда. Я с вами полностью согласен. Я присоединяюсь к любому мало-мальски разумному высказыванию.

Иоганн фон Бюрен. Ландскнехты!

Ландскнехт. Командир?

Иоганн фон Бюрен. Армейский священник арестован.

Герман фон Менгерссен. Он возводил хулу на императора и его власть.

Иоганн фон Бюрен. Он признан виновным в государственной измене!

Ландскнехт. Слушаюсь.

Монах. Рыцарь фон Бюрен! Я лишь заявил, что разделяю ваше мнение относительно государей.

Иоганн фон Бюрен. Ты просчитался, математик. Только мы можем позволить себе высказывать свое мнение относительно государей, мы — командиры, а ты — гуманист, и ты не вправе иметь мнение, схожее с нашим. Мы критикуем себе подобных, ты же — власть, в этом-то и вся разница. Завтра ты будешь болтаться на виселице.