Самозванцы. Дилогия (СИ) - Шидловский Дмитрий. Страница 110

А вот дядьку Алексея, матроса Климента Нагорного, приставленного оберегать наследника от падений и ушибов, следить за ним в играх и на прогулках, Крапивин не любил. Уж больно был подобострастен этот сухопутный матрос императорской яхты «Штандарт». Глупость и ханжество были словно топором вырублены на грубом лице этого человека, а то раболепие, с которым дядька обращался к любому вышестоящему лицу, сразу заставило Крапивина относиться к Нагорному с большим подозрением. Нутром старого бойца он чувствовал в Нагорном потенциального предателя.

«Ну и семейка! Даже с собственной прислугой разобраться не могут, – раздраженно думал Крапивин. – Куда им Россией править!»

Сейчас, хрустя снегом, он обогнул угол дворца и вышел на плотно утоптанную площадку перед замерзшим прудом. Здесь стояло зенитное орудие, развернутое к воротам, ведущим в город. Справа от него, на расстоянии метров ста, стояли перед витой оградой часовые, а за оградой бесновались манифестанты с красными флагами и плакатами: «Да здравствует республика!», «Вся власть учредительному собранию!» Крапивин подошел к одному из часовых.

– Эй, полковник! – крикнул ему кто‑то из демонстрантов. – Иди к нам!

– Хватит сторожить Романовых! – поддержал его другой. – Становись лучше на сторону народа!

Не обращая на них внимания, Крапивин спросил часового вполголоса:

– Все без изменений?

– Так точно, ваше высокородие, – отозвался тот, не отрывая взгляда от демонстрантов.

– Оружия не видел?

– Как же не видел. Здесь, считай, половина Петроградского гарнизона уже перебывала. Все при оружии. Милиция вон уже ходит. Это заместо полиции, значит, Думой и Советами назначены. Тоже при оружии все.

– Угроз применить оружие не было?

– Никак нет, ваше высокородие. Тока про государя императора, супругу и дочерей его много всякой гадости кричат. Тьфу, противно! А так все мирно. Даже затвора никто не передернул.

– Хорошо. Если начнется стрельба, помнишь, что делать?

– Так точно, ваше высокородие.

– Хорошо. Стойте. Через час сменю.

Крапивин уже собрался уходить, но солдат окликнул его:

– Ваше высокородие, дозвольте вопрос.

– Спрашивай.

– Государь‑то наш от престола отрекся за себя и наследника. И Михаил отрекся в пользу Учредительного собрания. Что же нам теперь делать? Охраняем‑то кого?

Крапивин строго взглянул на солдата:

– Мы охраняем здесь государственный объект и людей, чьи жизни вверены нам.

– Так ведь нет государя больше. Быть‑то как теперь?

– Даже если это больше не семья государя, это люди, которые имеют право на защиту. А служить надо отечеству, а не лицам. Понял?

– Так точно, ваше высокородие.

Повернувшись, Крапивин направился к дворцу.

– Эй, полковник, мать твою, куда побежал?! – понеслось ему вслед из‑за ограды. – Никак царицу пользовать?

Раздался взрыв хохота.

«Спокойно, Вадим, спокойно, – твердил про себя Крапивин, шагая к дворцу. – Сейчас срываться нельзя. Один неверный шаг – и все полетит к черту. Ты должен выполнить свою задачу. Раскисать ты не вправе. Во время народных волнений быдло всегда всплывает на поверхность, чтобы безнаказанно покуражиться. Твоя задача – во всем этом безумии спасти людей. Как можно больше людей. Может быть, ты и неправ, но ты не можешь просто так отдавать на заклание невинные души, безопасность которых доверена тебе. А потом ты должен вывести страну из хаоса. Тогда все снова встанет на свои места. Все сявки снова забьются в подпол, главную роль будут играть те, кто хочет двигаться вперед. А сейчас спокойствие. Ты хорошо продумал, что должен делать. Но если сейчас ты сорвешься, все полетит к черту. Теперь тебе надо только выждать время. Твой час еще не настал».

Взбежав по ступенькам крыльца, полковник вошел в парадный подъезд. Сверху по широкой лестнице ему навстречу спускалась Александра Федоровна, Крапивин вытянулся и отдал ей честь.

– Здравия желаю, ваше императорское величество.

– Здравствуйте, полковник. – Императрица была бледна, нервно покусывала тонкие губы и зябко куталась в шаль. – Как там?

– Все без изменений, ваше императорское величество.

– От государя вестей нет?

– Осмелюсь доложить, телеграф и телефон отключены. Посланный мною на разведку солдат доложил, что, по слухам, состав его императорского величества все еще удерживается повстанцами.

– Какой ужас! – Александра Федоровна подошла вплотную к Крапивину. – Кто бы мог подумать, что такое случится? Скажите, полковник, если мятежники пойдут на штурм, вы сможете их остановить?

– Сделаем все возможное, ваше императорское величество. Если это будет всего лишь та толпа, которая беснуется сейчас у ограды, то остановим, будьте уверены. Но если на приступ пойдут части Петроградского гарнизона… Нас слишком мало, ваше величество.

– Неужели весь гарнизон перешел на сторону мятежников?

– Так точно, ваше императорское величество.

Александра Федоровна нервно заходила от стены к стене.

– Какой ужас! Откуда может прийти спасение? Части с фронта? Должны же боевые части сохранить верность своему императору.

– Осмелюсь доложить, Николай Александрович отрекся.

Императрица метнула на полковника гневный испепеляющий взгляд:

– Это невозможно. Это наверняка ложь, распространенная предателями из Думы. Даже если он отрекся, то наверняка под угрозой. Да, конечно, ему угрожали, что в случае отказа они уничтожат нас! Он не знал, что нас охраняет такой человек, как вы. Чтобы спасти наши жизни, он подписал отречение. Но теперь, если вернуть с фронта два‑три полка…

Крапивин печально смотрел на мечущуюся рядом с ним женщину.

– Ваше величество, – произнес он, – надо смотреть правде в глаза. Это революция. На стороне восставших весь гарнизон. Полиция обезоружена. На фронте еще в прошлом году отмечалось братание солдат с противником и дезертирство. Сейчас эти явления приобретут массовый характер. Если есть горстка солдат и офицеров, верных долгу, они бессильны в наступающем хаосе.

– Что же делать, полковник? – Александра Фёдоровна в отчаянии принялась заламывать руки, – Должен же быть какой‑то выход. Не может династия сгинуть вот так, в одночасье. Ах, если бы был жив Григорий! Он бы не допустил этого кошмара. Но они убили его. Убили святого человека. Эта романовская семья, мои ненавистники….

Крапивину на мгновение вспомнился ужас, наполнивший глаза Распутина, перед тем как прозвучал роковой выстрел. «А я‑то думал тогда, что спасаю царскую семью, – подумал он. – Оказывается, они сами себя губили и теперь продолжают самоуничтожение».

– Ваше величество, – попытался он вернуть к реальности женщину, которая была близка к истерике, – династия Бурбонов тоже потеряла трон и вернулась к власти по прошествии многих лет. Но для этого необходимо было сохранить династию. Бегите, спасайтесь, спасайте детей. Я выведу вас в Финляндию, а оттуда мы переберемся в Великобританию. Я уже подготовил маршрут, верных людей, документы. Когда здесь все успокоится, вы вернетесь.

– А как же Ники? – изумленно посмотрела на него Александра Федоровна. От потрясения она даже назвала мужа домашним именем.

– Я постараюсь спасти и его. У меня есть опыт подобных операций. Но, поверьте, мне будет значительно проще, если к этому моменту вы окажетесь в безопасности. Решайтесь, ваше величество. Времени очень мало. Может быть, совсем уже нет.

Александра Федоровна безвольно опустила руки.

– Нет, полковник, – печально произнесла она после продолжительной паузы, – мы останемся здесь. На все воля Божья. Господь, несомненно, даст нам знак, пошлет предвестника нашей судьбы. Пока его нет, мы останемся на месте и будем уповать на Всевышнего. Если Господу будет угодно вернуть нам трон, значит, так тому и быть. Если же нам уготовлена Голгофа, то мы пройдем свой крестный путь до конца. Со своим народом.

«Дура ты! – чуть не заорал ей прямо в лицо Крапивин. – Какой трон?! Какой „твой народ“?! Вы все уже давно потеряли! Я тебя, клуша ты немецкая, спасти хочу. Я пятерых твоих детей от неминуемой гибели спасти хочу. Не как императорскую семью – как простых людей. А ты все за корону цепляешься. Да как бы с той короной голову не потерять».