Уголовного розыска воин - Чергинец Николай Иванович. Страница 26

— Виктор суетился, нервничал, — рассказывала Жигина, — пил мало, больше курил. Просил мать выбросить куда-нибудь подальше костюм и рубашку-ковбойку, а лучше — сжечь их.

Арзубов прервал допрос. Вызвал лейтенанта Митрюков а и приказал ему срочно выехать на обыск к Пищулиным. Митрюков подоспел туда вовремя. Еще минута — и узел с одеждой Шмеля, облитый керосином, вспыхнул бы как факел.

Около двенадцати часов дня Митрюков возвратился в управление и застал Арзубова за таким разговором. Прижимая к уху телефонную трубку, Николай Савельевич отрывисто уточнял:

— Где? Когда?.. Кто поднимал труп?.. Прокурор города?.. Почему мне сразу не доложили?.. Что обнаружено на месте происшествия?.. Ничего? Срочно приезжайте.

Положив трубку, он сказал:

— На улице Загородной убита кассир Дружина, возвращавшаяся с деньгами из банка.

По дороге к месту происшествия Николай Савельевич думал: «Опять удар в спину. Тот же почерк, что и в конторе геологической экспедиции».

Убийство кассира Дружиной на людной улице в полдень взволновало город. Об убийстве говорили в автобусах, на работе, в магазинах, кинотеатрах. Фантазии не было предела. Одни утверждали, что Дружину встретили вооруженные бандиты в масках, пригрозили пистолетами, отобрали портфель с деньгами, а потом убили. Другие говорили, будто ее на ходу втолкнули в машину, убили и по дороге выбросили. Кто-то якобы даже видел, что за убийцами квартала два гнались люди, но не догнали... Жалели убитую. Ругали директора завода, отправившего кассира без машины, ругали милицию.

Чтобы пресечь всяческие кривотолки, необходимо было найти убийц Дружиной.

Установили, что она получила в банке пятьдесят тысяч рублей сотенными купюрами и, не дождавшись заводской машины, отправилась пешком. За ней следом пошел мужчина лет двадцати пяти, в пальто фасона «москвичка» и ондатровой шапке. Можно было предположить, что он охраняет кассира.

К вечеру следующего дня Арзубов уже не сомневался, что кассира убили Палов — Червонец и Пищулин — Шмель. На их розыск подняли весь город. По рукам сотрудников разошлись сотни фотографий. Были усилены посты, патрульные группы.

Часов в десять вечера из района Кузнечных рядов позвонили: «Срочно выезжайте, огонь не горит». Звонивший не назвал место, но Арзубов знал, куда ехать.

Николай Савельевич спустился по заледеневшим ступенькам в кочегарку, остановился в дверях. Чумазый парень с широким лицом и монгольским разрезом глаз подбрасывал в топку уголь. Желтое пламя с синими хвостами то затухало, то с новой силой вытягивалось к дымоходу, играя на прокоптевших стенах.

— Сюда никто не заходил?

— Не видел, — взмахнул парень лопатой. Лицо его Арзубову показалось знакомым. Несомненно, перед ним был Червонец. Настоящий же кочегар валялся пьяный за котлом.

Палов не сопротивлялся. Небрежно накинув на плечи пальто фасона «москвичка», оглянулся на угасающее пламя, плюнул себе под ноги и зашагал к выходу.

У ворот стояли две машины. В одной, удобно устроившись между двумя сотрудниками, Палов не переставая балагурил. Общее молчание не смущало его.

— За какие заслуги такая честь? Куда это мы едем? Культурненько стали работать... Хотел завтра прийти к вам прописаться... Квартира что надо. Из трех комнат, с бабой и харчами...

К утру привезли и Пищулина.

Вначале Палов и Пищулин ни в чем не признавались, делали вид, что считают свое задержание недоразумением. Первым не выдержал трусоватый Пищулин. Стал валить вину на товарища, молил о снисхождении. На следующий день сдался более упрямый и хитрый Палов. С холодным цинизмом он рассказал, как вонзил нож в спину бегущей женщины.

Признания Палова и Пищулина в убийствах кассира и сторожа надо было подкрепить свидетельскими и вещественными доказательствами. Кроме того, надо было во что бы то ни стало найти семьдесят тысяч рублей, выкраденных из сейфа экспедиции. Палов вначале говорил, что он их потерял, потом — что забыл, куда положил, и в конце концов заявил, что, боясь ответственности, сжег их в топке кочегарки. При осмотре кочегарки были действительно найдены денежные обертки, но Арзубов не верил Палову. После длительного запирательства тот вынужден был признаться, куда спрятал деньги.

Начальник МУРа

В литературе и кинофильмах начальнику Московского уголовного розыска часто отводится третий план. Лишь когда рассказывается об оперативных совещаниях, он встает во весь рост, приближается к зрителю. На него направлены лучи прожекторов, а он произносит земные слова и вновь уходит в тень. Кто он, этот человек? Какими обладает личными качествами? Каким путем пришел к своему высокому посту?

И захотелось мне ответить на эти и подобные им вопросы в биографически точном рассказе об Алексее Алексеевиче Кошелеве — генерал-майоре милиции в отставке, бывшем начальнике МУРа. Мне легко писать о нем, потому что знаю Алексея Алексеевича давно, когда-то работал вместе с ним.

Листки автобиографии из личного дела Кошелева, которые мне удалось полистать, прочесть почти невозможно. Чернила настолько выцвели, что отдельные слова вообще не разобрать. К биографии приложены документы. Справка Череповецкого отдела народного образования говорит о том, что А. А. Кошелев с 1919 по 1922 год находился в детском доме. Справка обстоятельная, в ней целый рассказ о том, как вел себя воспитанник, как организовал первую комсомольскую ячейку в детском доме, который помещался в стенах бывшего череповецкого монастыря.

А вот эта справка, выданная интернатом в 1923 году, свидетельствует о том, что Кошелев успешно закончил школу второй ступени и ему за отличную учебу вручена путевка в вуз. На весь выпуск интерната таких путевок было всего две. Под справкой обнаруживаю уведомление, датированное тем же годом: Кошелев зачислен студентом на факультет общественных наук Петроградского государственного университета.

Продолжаю перелистывать бумаги. Ага, вот удостоверение, выданное череповецким губернским судом. Оно свидетельствует о том, что А. А. Кошелев в течение двух лет работал народным следователем, приобрел практические навыки, самостоятельно расследовал сложные преступления и руководил следствием и дознанием в 12 закрепленных за ним волостных отделениях милиции. Уволен в связи с призывом в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию.

Демобилизовался Алексей Кошелев в 1929 году из Красной Армии, но в Череповец не вернулся. В том же году в Ленинграде его приняли в милицию агентом третьего разряда. С этой должности и начался его долгий, очень долгий путь работника уголовного розыска. Здесь же, в папке с личным делом Кошелева, хранится газетная статья «Трудный поиск». Начинается она так:

«Осенью 1931 года в Ленинграде четверо молодых людей, вооруженных револьверами, почти ежедневно врывались в булочные и, угрожая оружием, забирали выручку. Ленинградский уголовный розыск сбился с ног, отыскивая налетчиков, но они после очередного ограбления всякий раз исчезали, не оставляя следов. Дерзкая четверка казалась неуловимой, и руководство угрозыска вынуждено было прибегнуть к необычным мерам. Ко многим булочным стали ежедневно направлять сотрудников в надежде схватить преступников с поличным...»

Уходил в засаду к «своей булочной» и молодой сотрудник Алексей Кошелев. Двух помощников, переодетых в штатское милиционеров, он прятал в парадном жилого дома, а сам устраивался в подворотне, откуда хорошо просматривался хлебный магазин и можно было сразу заметить налетчиков.

Зайдя после очередного такого дежурства у «подшефной» булочной на площадь Урицкого в уголовный розыск, он застал своего непосредственного начальника Петра Прокофьевича Громова возле большой карты Ленинграда. Карта была испещрена вколотыми в нее булавками с черными флажками — отмечались места ограблений булочных. Их было много, этих флажков, и все они прижимались к Московско-Витебскому вокзалу. Громов, продолжая рассматривать карту, сказал Кошелеву, что члены первой бригады, ведущей поиски бандитов, считают, будто четверка появляется из пригорода, и спросил, какого, интересно, мнения об этом он, Кошелев.