Страсти в сентябре - Колесникова Наташа. Страница 44

— Наверное, догадываетесь, зачем я приехал к вам? — спросил Барсуков, доставая пачку «Кэмела» и протягивая ее хозяину кабинета.

— Спасибо, не курю. Догадываюсь, но вы скажите все, как есть. В нашем деле главное ясность.

Барсуков и сам не стал курить, сунул пачку в карман пиджака.

— По обвинению в убийстве задержан директор левобережной школы Романов. Моя жена адвокат и хотела бы представлять его интересы… надеюсь, до суда дело не дойдет. Она была одноклассницей Романова и считает это своим долгом. Более того, буду с вами предельно откровенен. Моя телохранительница, кстати, профессионал высокого класса…

— Слыхал. Уж если она Гену на гравий уложила, значит, та еще баба. — Заметив недоуменный взгляд гостя, Левенко пояснил: — Гена — водитель покойного Паши Лугового, здоровенный мужик. Паша ревновал жену к директору школы и однажды поскандалил с ним на улице. А Романов был с этой вашей… телохранительницей. Саманта, верно? И когда Гена поспешил на помощь начальнику, Саманта вырубила его, как пацана.

— Теперь ясно, — с облегчением вздохнул Барсуков. — Так вот, Саманта влюбилась в этого мужика. Честно скажу — не понимаю, как она, коренная москвичка, может на что-то надеяться в станице, но… Если дама для себя все решила, переубедить ее очень сложно.

— В этом я с вами согласен, Борис Евгеньевич. Бабы — они упрямые жутко. Особенно наши казачки. Казаки, они, конечно, особстатья, но со своими бабами не воюют, без толку.

— Так вот в связи с этим я прошу вас, Вадим Леонидович, разрешить свидание с задержанным.

Напряженное молчание воцарилось в кабинете. Оба понимали, что это пустая формальность, разрешит полковник, никуда не денется. Но Барсуков не хотел сильно давить на начальника, тот потом отыграется на задержанном, да и вообще проблема деликатная, решать ее нужно тоже деликатно. А Левенко не спешил прогибаться.

— Интересы следствия, Борис Евгеньевич, пока что не позволяют этого. У вас, в Москве, и не таких людей задерживают, а адвокатов к ним сразу не пускают.

— Для вашего района Романов то же самое, что в Москве Ходорковский, если вы его имели в виду. Не знаю, что там намудрили в Москве, но задержанный имеет право на свидание с адвокатом. Ничего противоестественного я не прошу. Кстати, сам я не стремлюсь увидеться с Романовым, я с ним не знаком. Но если позволите и Саманте… это будет просто актом гуманности. За это…

Барсуков достал из кармана пачку американской валюты, отсчитал десять стодолларовых купюр, положил на подлокотник кресла полковника.

Полковник мельком взглянул на деньги и углубился в свои мысли. А были они просты — взять бы да арестовать этого уверенного в себе москвича. Пригласить секретаршу в качестве понятой и — посадить! Не то чтобы Левенко не брал взяток (кто ж их не берет в России?), просто не любил москвичей. Приятная мысль, да несбыточная. Будь тот и простым посетителем — деньги-то не мечены, а секретарша — не понятая, она его подчиненная. Ничего бы не получилось. А он, Барсуков этот, такой, что если бы вздумал полковник Левенко осуществить свои приятные мечты — завтра бы стал никем тут.

Но и сдаваться так просто не хотелось.

— Борис Евгеньевич! — укоризненно сказал полковник.

Барсуков отсчитал еще тысячу долларов, добавил к стопке на подлокотнике кресла.

— Это за Саманту, Вадим Леонидович. Я понимаю, что ее присутствие там необязательно. Но… вы ведь тоже когда-то любили, понимаете, что это значит.

Полковник понимал. Хочет выдать замуж свою телохранительницу… Правда, зачем ей нужно ехать из Москвы в станицу, неясно. Наверное, любовница, а жена встала на дыбы… Тогда почему они вместе приехали, вместе хотят поговорить с Романовым?

Да этих москвичей разве поймешь? У них же там черт-те что творится!

— Ладно, Борис Евгеньевич, — со вздохом сказал он, пряча деньги в карман форменных брюк. — Так уж и быть, Саманте не положено, но ради вас…

Барсуков довольно улыбнулся, протянул ему свою визитную карточку:

— Будете в Москве, Вадим Леонидович, милости просим в мое казино. Выигрыш не гарантирую, там все по-честному, как повезет. Но в ресторане — вы мой дорогой гость.

Левенко улыбнулся, взял карточку. Да не такой уж он и наглый, этот москвич. О своей телохранительнице печется, про любовь говорит… Не давит в наглую, как танк, хотя мог бы…

Ну так чего ж не помочь человеку? Тем более что арест Романова и для него был жутко неприятен. Лучшая школа в районе, лучший директор… Кому, на хрен, такие дела нужны?

— Я выпишу пропуск, свидание — полчаса. Это рядом, у нас тут все близко. Но один личный вопрос можно?

— Пожалуйста.

— Борис Евгеньевич, я, извините за прямоту, терпеть не могу москвичей. Но вы мне нравитесь. Притворяетесь?

— Нет, Вадим Леонидович. Скажу честно — я не очень дорожил своей женой, знаете, соблазнов много… и оказался на краю пропасти. И, как ваши казаки, понял, что воевать со своей второй половиной — без толку. Теперь исполняю все ее желания. И знаете, я счастлив, черт побери!

Полковник вскочил с кресла, хлопнул Барсукова по плечу:

— А жена-то нашенская, левобережная? Борис Евгеньевич, вы первый москвич, которого я зауважал. Честное слово.

— Вадим Леонидович, — сказал Барсуков, поднимаясь на ноги, — а вы первый мент, с которым мне приятно говорить.

Они обнялись, так, в обнимку, подошли к столу хозяина кабинета. Он сел в свое кресло, выписал пропуск в КПЗ на двух баб, или дам, как говорят в Москве, не важно. Главное в другом — он уважал этого москвича и понимал его.

Все ж мы были когда-то молодыми.

Глава 25

Они сидели в джипе, на заднем сиденье, напряженно ожидая, чем закончатся переговоры Барсукова с главным милицейским начальником района. Барсуков сам был за рулем, Саша гнал машину рекордными темпами, приехал уставший, и его уложили спать в кухне. Чуть сзади стояла «десятка» Саманты с двумя крепкими парнями, Игорем и Семеном, в дороге они сменяли друг друга за рулем и могли выспаться. Теперь чувствовали себя вполне нормально. Перед отъездом Саманта оформила доверенность на обоих парней и попросила Барсукова, чтобы они ехали на ее машине.

Она задержится в станице, да и Валентина, наверное, им понадобится машина. Барсуков мрачно усмехнулся, догадываясь, что может потерять свою лучшую телохранительницу, но ее просьбу выполнил.

— Я не очень верю, что Борис Евгеньевич добьется разрешения на свидание, — с волнением сказала Саманта.

— Добьется, не сомневайся. Для меня точно, а вот для тебя… Думаю, Боря и этот вопрос урегулирует.

— Александру Ильиничну к сыну не пустили… А она была у самого главного начальства.

— Она ничего не дала начальству, а Боря даст. И куда они денутся? — уверенно сказала Валентина.

— Ох, Валь, мне бы твою уверенность. Так хочется увидеться с Максом, прямо… сама не знаю, как сказать.

— Неужто он у тебя был первым?

— Да.

— Ну, мать, ты даешь! В твои-то годы! Теперь понимаю тебя, даже… немного завидую.

— Чему, Валя? Максим-то в тюрьме!

— Да вызволим мы его, с Бориными возможностями… Ты знаешь, почему начальник принял Борю? Ему приказали из Краснодара. И теперь он понимает, что за человек с ним разговаривает. Но правда, насчет тебя может заартачиться, тут закон на его стороне. Но я думаю, Боря решит все проблемы.

— Если он и тут все может, нужно было Александру Ильиничну с собой взять. Она очень переживает…

— Нет, Саманта, это уже лишнее. Мать, детей, они тоже переживают… Ты пойми, что дело серьезное. Человек обвиняется в убийстве. И не кого-то там, а главного бизнесмена Левобережной. Это тебе не фунт изюма!

Саманта кивнула в ответ, тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Неужели она сегодня увидит Максима? А что скажет ему? Да это понятно, скажет, что любит и будет жить с его детьми, заботиться о них до того времени, когда его оправдают. А он? Что он скажет ей?

Да кто ж это знает? Может сказать — решил, что она ему не нужна. Дети позвали ее? Так он их об этом не просил.