Приди, весна - Лэндис Джил Мари. Страница 23

Одна пуговица выпала из рубашки. Это была английская пуговица. На ее эмалевой поверхности была выгравирована пасторальная сцена, изображавшая молодую пару на охоте верхом. Взяв в руки пуговицу, Анника созерцала идиллическую сцену, которая ничем не напоминала то путешествие верхом с головокружительной скоростью, которое совершили они с Баком. Осторожно положив пуговицу на место, она вспомнила предупреждение Бака, что ей следует поторопиться.

Несмотря на потрескивание пламени в огромном камине, в комнате становилось все холодней. Анника начала дрожать, когда, расстегнув застежку на поясе, выскользнула из юбки. Посматривая на дверь, она расстегнула длинный ряд пуговиц на жакете, сняла его, затем быстренько сняла и блузку. Решив, что белье она снимет после того как наденет рубашку, она поспешно накинула прозрачную вещицу на голову и просунула в рукава руки.

За стенами хижины завывал ветер. Анника посмотрела на потолок, надеясь, что грубое строение выдержит, если буря усилится. В тот момент, когда она, кончив снимать нижнее белье и нижние юбки, вытаскивала их из-под подола ночной рубашки, дверь открылась и в комнату вошел Бак.

Капюшон и плечи его куртки уже были засыпаны снегом. Остановившись в дверях, он стал стряхивать снег. Он был похож на неуклюжего косматого медведя. Но вот он откинул капюшон, и слабый свет масляной лампы упал на его светлые с золотистым оттенком волосы. Голубые как небо глаза потемнели до цвета сапфира, когда он посмотрел на Аннику. Она застыла как статуя, вцепившись в высокий ворот рубашки.

ГЛАВА 7

Шли секунды. Они молча смотрели друг на друга.

Бак не знал, что делать дальше. Ни Пэтси, ни Сисси не стеснялись раздеваться в его присутствии, но он сам считал, что это неудобно, и всегда уходил. По его расчетам, у Анники было достаточно времени, чтобы переодеться. Он ужасно замерз, дожидаясь, пока она наденет ночную рубашку, и думал, что за то время, что он там прождал, она успела уже и лечь в постель.

Вместо этого он обнаружил, что она стоит, словно приросши к полу, вцепившись мертвой хваткой в ворот своей рубашки. Он не мог не обратить внимания на ее руки – красивой формы с длинными пальцами и белой кожей, не испорченные ни тяжелым трудом, ни непогодой. Осматривая ее с головы до ног, он заметил, что ботинок она не сняла.

– Собираетесь спать в ботинках?

– К вашему сведению, я не успела их снять.

Бак сбросил куртку и повесил ее на крюк возле двери. Когда он повернулся, Анника все еще стояла не двигаясь.

– Собираетесь простоять так всю ночь?

– Поскольку вы утащили меня, не дав ничего взять с собой, то, может, у вас найдется что-то вроде халата, который я могла бы позаимствовать?

Он провел рукой по волосам.

– Шелкового, конечно.

– Ваш сарказм неуместен, мистер Скотт. Положение и без того невыносимое.

– Меня оно тоже не радует.

Он подошел к кривобокому деревянному сундуку, стоявшему около кровати, и опустился перед ним на одно колено. Подняв крышку, он принялся рыться в содержимом, вытащил наконец мужскую рубашку из плотной фланели и без церемоний кинул ее Аннике. Она поймала рубашку и прижала к себе.

– Спасибо. – Тон у нее был таким же холодным, как воздух в комнате. Несмотря на огонь, в хижине становилось холоднее с каждой минутой.

Бак краем глаза наблюдал, как она встряхнула рубашку и внимательно осмотрела ее, прежде чем надеть. Пока она пыталась просунуть в рукава рубашки пышные рукава своей ночной сорочки, Бак подошел к камину и подбросил в него дров. Проверив, сколько осталось дров, он решил, что их хватит на ночь. Если похолодает так, как он предполагал, то всех дров в мире не хватит, чтобы сохранить тепло.

Он зачерпнул ведром воды из бочки, стоявшей у двери, и плеснул ее в ту же миску, в которой мыл посуду. Женщина сидела на стуле, расстегивая многочисленные пуговицы на своих некогда элегантных ботинках. Бросив на нее быстрый взгляд, он оценил ее женственные формы, длинную изящную шею, мягкий изгиб плеч, тонкую талию, обрисовывавшуюся, когда она наклонялась. Она была статной, но не толстой, с округлостями именно в тех местах, которым у женщины положено быть округлыми и соблазнительными.

Бак наклонился над тазом и плеснул холодной водой на лицо и шею. Прикрыв глаза, он повторил эту процедуру, а намочив как следует лицо и бороду, потянулся за куском мыла, лежавшим на кухонной полке, намылился, потом смыл мыло, не обращая внимания на летящие во все стороны мыльные брызги.

Все еще не открывая глаз, он нащупал хлопчатобумажное полотенце, схватил его и насухо вытерся. Он почувствовал на себе взгляд женщины, даже не обернувшись, а когда обернулся, увидел, что она и вправду снова уставилась на него. Завернувшись в рубашку, которую он ей дал, она восседала на стуле, подобрав ноги и поставив их на перекладины. Яркая мужская рубашка доходила почти до подола ее белоснежной ночной сорочки.

Налетевший ветер со всей силы ударил в обращенную на север стену хижины, и стена задрожала. В щели стали проникать снежинки. Масляные лампы зашипели, а лампа на камине и вовсе погасла.

Бак подошел к кровати и тщательно укрыл свернувшуюся клубочком Бейби. Затем из сложенных стопкой на полу шкур вытащил две самых толстых – волчьих, с густым серым мехом, расстелил их на кровати, подогнув одну сторону так, чтобы можно было залезть между ними. Было слишком холодно, чтобы ложиться в нижнем белье, как он обычно делал.

Он оглянулся через плечо на Аннику, молча сидевшую у стола. Она смотрела в потолок с таким видом, будто ожидала, что он вот-вот обвалится.

– Если вы намерены сидеть так всю ночь, дело ваше, а я лягу.

Она напряглась. Взглянула на кровать, потом на него.

– Спасибо за ваше гостеприимство.

– Я предложил вам лечь. Если бы вы хотели спать, давно уже были бы в постели.

Анника посмотрела на Бейби, на широкое незанятое место рядом и отвернулась. Бак сидел на краю кровати и развязывал ремешки из сыромятной кожи, удерживавшие его высокие до колен мокасины.

– Вы можете устроиться у огня, – он кивнул на стопку шкур и добавил: – Возьмите их. Когда будете готовы, погасите свет.

Анника поверить не могла, что мужчина может быть таким бессовестным. Дрожа и потирая руки, она с изумлением смотрела, как Бак взобрался на кровать, улегся между шкурами и, повернувшись к ней спиной, приготовился спать. Она поймала себя на том, что с завистью думает об уютной теплой постели. Взяв несколько шкур, она расстелила одну на полу, настолько близко к огню, насколько это было возможно, остальные бросила сверху.

Потянувшись за поленом, которое она хотела подбросить в огонь, она услышала голос Бака:

– На вашем месте я бы этого не делал. Вы не уснете, если огонь будет слишком жарким. Кроме того, от искры ваша постель может загореться.

Она положила полено назад к другим дровам и, подойдя к столу, задула лампу. Комната погрузилась в полумрак, только отсветы пламени плясали по стенам. Бак Скотт, лежавший на кровати, казался бесформенной глыбой.

Анника заползла на свою убогую постель, натянула на себя толстые шкуры и попыталась не обращать внимание на ноющую боль и ломоту во всем теле – результат долгой езды верхом. Она ворочалась с одного бока на другой, но никак не могла найти удобного положения на твердом полу. Наконец она решила спать на животе. Это было лучше, но все равно неудобно. К тому же шум ветра стал казаться громче, едва она закрыла глаза. Ветер стучал ставнями, колотил в стены. Сон не шел к Аннике. Она уставилась в камин, наблюдая, как языки пламени лижут дрова.

Она попыталась представить, что сделал Кейс, не встретив ее в Шайенне. Послал ли он телеграмму ее родителям? Она надеялась, что он не стал делать этого сразу, потому что, если все пойдет хорошо и Бак Скотт сдержит свое слово и отвезет ее в Шайенн, родителей и волновать-то незачем. Может, Кейс уже отправился на ее поиски, если проводник рассказал ему, что произошло. Она очень надеялась на это. Она молилась, чтобы завтра он встретил их, когда они будут возвращаться в Шайенн, и показал бы этому Баку Скотту.