Дракон и роза - Джеллис Роберта. Страница 40

– Да, могу.

– Хорошо. Когда нет прямых наследников, то, разумеется, можно раздать все имущество.

– К счастью, Глостер был более щедр, чем благоразумен при распределении своих милостей, – пробормотал Фокс. – Придется проделать немалую работу, чтобы многие почувствовали себя вознагражденными.

– Вопрос отнюдь не простой. В том случае, когда существуют наследники или же есть пленные, а не убитые, я не хотел бы лишать их всякой надежды на восстановление имущества. Ричард, я поклялся, что не потоплю страну в крови. Поскольку я их не убиваю, я должен найти способ привлечь этих людей на свою сторону.

– Это не трудно сделать, Ваша Светлость. Если имущество отойдет к короне, которой оно, разумеется, более всего пригодится, но не будет подлежать передаче, то мы добьемся здесь двух целей. Теперь, когда торговля бездействует, вы сможете воспользоваться доходами. То, чем владеет корона, можно всегда возвратить. Когда начнутся закупки, и доходы возрастут, для короны ничего плохого не будет в том, чтобы вновь даровать землю.

Генрих кивнул. Это было в точности то, о чем он про себя думал.

– И потом, они должны жить в плену до тех пор, пока королевство прочно не перейдет в наши руки. Скоро, быть может, через шесть месяцев или через год, содержание под стражей будет считаться не чем-то постыдным или тяжелым, но почетным. Время от времени я буду беседовать с ними, и Вашей Светлости следует делать то же самое, доводя до их сведения, но ничего не обещая, что их доброе имя может быть восстановлено при условии верной службы королю. Затем освободить по одному сначала наименее опасных или наиболее заслуживающих доверие, возвратить им титул и достаточное количество земли для успокоения, но не для вербовки наемников.

– Ричард, я сделаю вас канцлером, как только смогу найти вам замену, чтобы поддержать репутацию. Ваш ум и мой – как одно целое.

Фокс резко покачал головой.

– Нет, Ваша Светлость, прошу вас. Вы слишком уж подрезаете мне крылья. Есть человек, который лучше подходит на это место. Я имею в виду Мортона – епископа Или.

– Я его не знаю.

– Я знаю. Более того, он хорошо послужил вашему делу. Если это подойдет Вашей Светлости, я бы хранил малую государственную печать.

Генрих расхохотался.

– Ричард, вы носите одеяние священника, а под ним, как я подозреваю, змею.

– Если я должен быть ею, чтобы крушить врагов ваших, то я буду змеей.

Фокс занял свое место около кровати, в то время как остальные члены совета вошли шеренгой и подошли к Генриху, чтобы поцеловать его руку.

– Мы собрались, джентльмены, чтобы разделить добычу, – весело сказал Генрих. – О, это возбуждает ваш аппетит, но боюсь, что вы будете недовольны мною. Я не только проглочу львиную долю, но то, что вы получите будет распределено по большой территории.

– Если мне возвратят мои земли, которые отнял у меня Глостер, то мне больше ничего не нужно, – грубовато произнес Котени. – По правде говоря, сир, я бы предпочел вообще ничего не иметь, чем думать, что у вас возникнут опасения относительно ненадлежащего использования мною вашего дара.

– Ну, Эдвард, вы говорите чепуху и на вас это не похоже. Вы чуть не умерли, сражаясь за меня. Как я могу подозревать вас в нелояльности? Рассредоточение необходимо не для защиты от концентрации вашей власти, а для того, чтобы дать мне возможность посадить вас у власти во многих местах. Нам придется в этом году рассеяться повсюду. Позже вы сможете продать или обменять имущество так, как считаете нужным.

Раздался одобрительный шумок, и Генрих принялся обсуждать мероприятия по сбору таможенных пошлин.

– Вы можете поручить это Томасу Ловеллу, Динхему и мне, – сказал Эджкомб, когда Генрих перешел от разработки правил, которым надлежало следовать, к назначению сборщиков вместо людей Глостера. – Мы работаем над списками и представим их вам, как только они будут готовы.

– Вы имеете в виду сбор пошлин до того, как вопрос о субсидиях будет вновь поставлен на голосование в парламенте? – спросил Фокс.

– Они голосовали за короля, король – это я.

Наступило молчание, во время которого присутствующие смущенно переводили взгляды то на пол, то на стены, куда угодно, но только не на Генриха.

– Вы хотите править без парламента, сир? – спокойно спросил Эдвард Пойнингс.

Генрих взглянул на лица своих советников. Граф Оксфорд, казалось, готов был разрыдаться. Гилдфорд и Котени были бледны. Эджкомб непроизвольно сжимал руки, а Фокс незаметно облизывал свои тонкие губы. Генрих покачал головой и начал смеяться.

– Я хотел бы знать, какие я дал вам основания считать меня глупцом. Как вы думаете, долго ли бы я владел этой землей, если бы обидел ее людей в большей степени, чем Глостер? Он, в конце концов, только убил короля и его брата. И вообще, на этой земле было умерщвлено столько королей, что если бы они не были когда-то детьми, то на факт их смерти мало кто обратил бы внимание. Парламент – это институт, которым ни один король не может пренебрегать.

В комнате раздался всеобщий вздох облегчения. Генрих узнал то, что хотел, причем ценой незначительных усилий. Если преданные ему сторонники были потрясены при мысли, что парламент не будет созван, то вся страна сошла с ума. Генрих и не надеялся, что простой люд или даже мелкопоместные феодалы за пределами Уэльса встанут под его знамена. Но если бы они любили Глостера или даже благоволили ему, он никогда бы не двинулся на Личфилд в полной безопасности. Его войска были бы утомлены, а города закрывали бы ворота и отказывались продавать еду. Существовало много способов поддержать короля. Если бы он обидел людей и появился бы претендент на его трон, то его тоже бы не поддержали. Он был спокоен. По крайней мере он любил проявления законности.

Было бы лучше всего созвать парламент и заставить этот орган подтвердить его титул. Это все, что можно ему разрешить сделать. Неразумно лелеять мысль о том, что парламент может делать и поэтому, возможно, может и не делать королей.

– Нет, – продолжал Генрих, – я намереваюсь созвать парламент, как только сочту это целесообразным. Очевидно, однако, что эта мера может подождать до тех пор, пока наши сторонники не установят контроль над центральными графствами. Неприятно было бы видеть тварей Глостера в Палате Общин.

Раздался дружный смех. Естественно, нужно созвать парламент, и также естественно, что в парламенте должны быть люди, которые готовы были выполнить волю короля. Какой же смысл в том, чтобы иметь людей, которые бы тормозили законотворчество?

– Я думаю, что для Вашей Светлости было бы желательно короноваться до созыва парламента, – предложил Фокс.

Генрих готов был расцеловать своего приверженца, ибо тот высказал как раз то, что он и намеревался сделать. Но сейчас он мог только поджать губы и взирать на лица присутствующих джентльменов. Их реакция будет искренней, поскольку предложение исходило не от него. Гилдфорд, Эджкомб и Котени жаждали действия, Оксфорд выглядел озабоченным, но не обескураженным.

– Это традиция, – решительно заявил Пойнингс, – что когда король умирает, его сын коронуется и затем созывает парламент.

Лицо Оксфорда прояснилось.

– Да, верно. Это происходит с тех незапамятных времен, когда сын наследовал права отца. Вашей Светлости было бы лучше следовать этой традиции.

– Что ж, я охотно ей последую, но прошу вас перестать называть меня «Ваше Величество» и «Ваша Светлость». Вполне достаточно делать это публично, но когда я лежу здесь почти голый, опираясь на необычайно твердые и неудобные валики под подушкой, я не могу быть ни величественным, ни грациозным и едва ли милостивым. «Сир» подойдет прекрасно, если вы не можете заставить себя называть меня Генрихом.

Это как раз то, что нужно было сейчас сказать. Им всем было приятно это услышать. Со дня битвы при Босворте между ними постепенно разрасталась пропасть. И напоминание Генриха перекинуло мост через нее. Однако он сознавал, слегка упав духом, что никто из них никогда этот мост не перейдет. Нет, неверно. Когда они вместе с Фоксом состарятся, если оба так долго протянут, то Фокс будет называть его Генрихом, даже Гарри. Пара карих, немного сочувствующих глаз, встретилась с его глазами.