Эпоха Воюющих провинций - Вязовский Алексей. Страница 57

Я уже слегка принял на грудь, и только этим можно объяснить мой глупый порыв. Скидываю с себя кимоно и одним прыжком выскакиваю на помост. Все окружающие в шоке. Моя голова дотягивается лишь до подбородка киотского сумотори. А вешу я наверняка раза в полтора меньше. Но судья даже не пытается меня отговаривать. Показывает рукой правую от себя черту и приглашает занять стартовое место. Омата криво улыбается и встает напротив. Из ложи, с искаженным от страха лицом, что-то кричит жена, машет рукой Го-Нара, но я уже весь в схватке. Что мы имеем? Профессиональный борец, килограммов сто двадцать весом. Мощные мышцы, отличная растяжка (эти толстяки спокойно встают на шпагат). Что я могу ему противопоставить? Толкаться? Да он меня сомнет в блин первым же рывком. Бить на отходе? А такую тушу вообще можно пробить?

— Я буду нежен, Ёшихиро-сама, — ставит кулаки на землю Омата.

Нет, ну каков наглец! Едва дождавшись разрешающей отмашки судьи, яростным рывком я врубаюсь в тело сумотори. Мое плечо попадает в грудь не успевшего подняться из стойки борца, и его слегка ведет влево. Я тут же еще ниже подсаживаюсь под гиганта и удваиваю усилия. Омата пытается скинуть мои руки и упереться сам, но никак не может поймать равновесия. На каждое его движение я отвечаю новыми пиханиями, причем стараюсь каждый раз менять направление, раздергивая японского титана в разные стороны. Со стороны, наверное, это выглядит как бой Давида и Голиафа, однако киотский Голиаф все никак не может прийти в себя после моего резкого старта и поймать точку опоры. А дальше мне везет. Случайным движением на возврате своей руки я ловлю кисть борца за мизинец и с хрустом ломаю его. Омата кричит от боли, пытается выдернуть руку из захвата, я бросаюсь вплотную к сопернику, выворачивая за сломанный палец кисть вверх и вбок. Сумотори разворачивается ко мне боком, пытаясь облегчить боль, и я легко его выталкиваю за пределы площадки. Победа!

Двор замка взрывается от криков, меня приветствуют император, жена, самураи, а я стою с дрожащими от напряжения и усталости ногами и думаю, как бы не свалиться на землю. Эх, сейчас бы лечь в кроватку да придавить минут шестьсот.

Как бы не так. Вторую половину дня приходится посвятить синоби. Да, большая часть клана Кога-рю под личиной странствующих циркачей и акробатов прибывает в Эдо. Мне привозят послание Хандзо, в котором тот рассказывает о своих успехах в Одаваре.

Наш план сработал, спекуляция рисом принесла больше ста пятидесяти тысяч коку дохода! Дзёнин получает столько золота и серебра, что просто вывезти драгоценный металл из земель Ходзе становится большой проблемой. Сумасшедшая прибыль так бьет по голове Хандзо, что я даже между строчек вижу, как он низко кланяется мне каждый раз, когда пишет слова благодарности. Но, как говорится, «спасибо» в карман не положишь и на хлеб не намажешь. Я в ответном письме требую свою долю. Сколько я обещал синоби? Сто тысяч коку? Значит, пятьдесят сдай в казну! Это честно. А порядочность — основа любых отношений. Кроме того, напоминаю об обещании сжечь рисовые склады Одавары.

Размещаю «артистов» в городе, даю первые задания. Гэнины отправляются в разведку к наступающей армии Дракона Идзу. Мне нужны точные данные — кто, что, куда. Выдерживаю тяжелый разговор с Гэмбаном, который приехал вместе с труппой. Цугара прячет глаза, расстроенно качает головой. Я не пытаюсь скрыть свою вину — честно признаю, что допустил ошибки. Не внял призывам Мураками о чужих голубях в городе, не дал указаний провести тщательную проверку замка (сейчас уже, конечно, мои самураи-псы несут дежурство у входа и выхода из подземного хода). Аккуратно обращаю внимание Цугары на то, что ставки в игре необычайно высоки. В Эдо, которую мы решили с Го-Нарой переименовать в Восточную столицу («То кё» — Токио), теперь живет священная особа, Первейший. От работы службы безопасности зависит не только моя жизнь, но и будущее всей страны. Не время копить обиды друг на друга — время трудиться на благо Земли богов. Эта апелляция к патриотизму срабатывает, и Гэмбан соглашается стать моим мацукэ.

Ну вот и последний день перед моим отбытием на войну. Опять вечеринка с близкими людьми. Правда, теперь вокруг полно охраны. Так и едем в театр, окруженные самураями с мечами и ружьями. Да, я решил наконец приобщиться, так сказать, к культурной жизни. Она тут сосредоточена на подмостках в Ивовом мире. Тотоми выбрала самый почтенный театр, Сабуро арендовал его на весь вечер — и вот я, жена и Го-Нара со свитой прибываем в храм Мельпомены. Обычная суета, поклоны актеров, хозяина, который лично выбежал нас встречать (поди, не каждый день к нему приезжает его праздничное высочество).

Император оказывается не только большим любителем сумо, но и заядлым театралом. В Киото лично ставил спектакли как режиссер и даже играл в постановках. Тут же начинает меня вводить в курс дела, ибо я первыми же репликами показываю свою полную провинциальность и неосведомленность.

Программа выступлений на сегодня включает в себя исполнение пяти классических пьес и трех комедийных сценок кёгэн в промежутках между ними. Антрактов не предусмотрено, зато в зале можно спокойно пить и есть — между рядами ходят специальные официанты, разносящие сакэ и рисовые пирожные. По словам Го-Нары, сам театр но — наследник искусства сань-юэ, завезенного в Японию из Поднебесной почти тысячу лет назад. Китайский вариант уличных представлений включал в себя цирковые номера с жонглированием, акробатами; показ фокусов; исполнение музыки, песен и танцев; мимические сценки с переодеваниями, декламацию стихов. Собственно, почти все эти художества я могу вживую наблюдать на сцене.

Под протяжную музыку флейт на подмостках появляются шикарно разодетые актеры в масках. Удивительно, но брови, которые обычно располагаются над глазами, у масок нарисованы почти у корней волос. Первая пьеса посвящена божествам синтоистского пантеона. На сцене появляется пожилой мужчина, который рассказывает историю святыни — золотого веера богини Аматэрасу. После чего перед зрителями предстает и сама Аматэрасу (ее, вернее, его — все женские роли исполняют мужчины — спускают вниз на специальных канатах, изображающих лучи Солнца). Богиня в стихах проповедует мир, здоровье и долголетие. Финал — совместный танец Творца Японии и всех актеров.

Вторая пьеса — история духа воина-героя из кланов Тайра. Привидение самурая сообщает нам обстоятельства своей смерти (довольно кровавые), повествует о загробных страданиях и просит священников помолиться за упокой души. Тут же, конечно, появляются буддийский бонза и синтоистский поп, читают стихотворные молитвы.

Третье представление — женское. Оно еще называется «пьеса, исполняемая в парике». Опять на сцене дух, правда, теперь женского пола. Дамочка плачется зрителям о своей несчастной любви к принцу Гэндзи. Этот «японский донжуан» соблазнил ее, дочь самурая, после чего бросил. А та, вместо того чтобы отомстить, кончает жизнь самоубийством. Девушки в зале плачут, жена тоже шмыгает носом. А по мне, все эти стихотворные сопли унылы до безобразия.

Четвертая и пятая части тоже не впечатляют. Поднимается тема сумасшествия, а также проделок злого духа в образе ведьмы. И все это длится больше пяти часов подряд! Единственное, что меня примиряет с этой тягомотиной, — забавные пантомимы, исполняемые между пьесами. Не исключено, конечно, что я все еще плохо вписан с местный культурный контекст, но, судя по тому, что некоторые из моих самураев также откровенно зевают во время представлений, не я один тут страдаю от скуки. Наконец эта тоска смертная заканчивается, актеры выходят на поклон, и мы можем отправляться восвояси.

Глава 15

ВЕРНУТЬСЯ ИЗ БОЯ

Перед самым отъездом жена подарила на прощание нэцкэ — костяного пузатого человечка с удочкой. Сказала, что это Эбису — покровитель рыболовов и торговцев, бог удачи и трудолюбия. Я вообще-то рассчитывал на Бисямона — бога богатства и процветания, который изображается в виде могучего воина с копьем, в полном самурайском доспехе. Бисямон является покровителем военных, но Тотоми решила иначе. Вот теперь сижу на военном совете, слушаю своих генералов и автоматически тру животик Эбису. Уж очень нужна нам удача, ибо ситуация складывается почти безвыходная.