Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Монтвила Витаутас. Страница 39

109. ПТАШКА

Колючей проволоки частоколом
Окружены бараки и пески.
Вот здесь и копошимся мы в неволе,
Как будто мы навозные жуки.
Восходит солнце за оградой где-то,
Поля в лучах купаются давно,
Но почему-то кажется, что светом
Нас солнце не коснулось всё равно.
Недальний лес, луга…
                                  И то и дело
Отбивка кос поблизости слышна.
Оттуда прилетев, вчера нам пела
С ограды нашей пташечка одна.
Коль и позвать, неведомая птаха,
Ты не влетишь по доброй воле к нам.
И не влетай!
                    Как здесь в крови и прахе
Сгораем мы, ты видишь по утрам.
Но пой нам, пой, хотя б через ограду,
Вот через эту, проклятую, — пой!
Ведь даже в том для нас уже отрада,
Что души напоишь нам песней той.
Ты, может, в край мой полетишь прекрасный:
В свободных крыльях столько быстроты!
Но лишь скажи мне: не в последний раз ли
Ко мне, певунья, прилетаешь ты?
Коль это так, то слушай, непоседа,
Последнюю мечту моей души:
Лети в отчизну!
                           Пленного поэта
Любви и гнева песнею спеши!
По песне-зорьке и по крыльям-стрелам
Тебя легко узнает мой народ
И скажет:
                   «Это, погибая, пел он,
Из битвы песнь последнюю нам шлет».
И скажет:
               «Хоть колючие оковы
Смогли поэта по рукам связать,
Но нет еще таких оков суровых,
Чтоб думы сердца жгучего сковать!»
Лети же, пташка, песней полнокровной,
В которой сила прежняя звучит.
Пусть плоть моя останется тут, — что в ней? —
Но сердце пусть на родину летит!
Август 1942

110. НЕОТВЯЗНЫЕ МЫСЛИ

Шальною смертью, видно, я умру:
Меня прикончат стужа, голод, вши.
Как нищая старуха, я умру,
Замерзнув на нетопленной печи.
Мечтал я по-солдатски умереть
В разгуле ураганного огня.
Но нет! Как лампа, синим огоньком
Мерцаю, тлею… Миг — и нет меня.
Осуществления моих надежд,
Победы нашей не дождался я.
Напрасно я писал: «Умру, смеясь».
Нет! Умирать не хочется, друзья!
Уж так ли много дел я совершил?
Уж так ли много я на свете жил?
Ох, если б дальше жизнь моя пошла,
Прошла б она полезней, чем была.
Я прежде и не думал, не гадал,
Что сердце может рваться на куски,
Такого гнева я в себе не знал,
Не знал такой любви, такой тоски.
Я лишь теперь почувствовал вполне,
Что может сердце так пылать во мне, —
Не мог его я родине отдать,
Ах, как обидно это сознавать!
Не страшно знать, что смерть к тебе идет,
Коль умираешь ты за свой народ.
Но смерть от голода… Нет, нет, друзья,
Позорной смерти не желаю я.
Я жить хочу, чтоб родине отдать
Последний сердца движущий толчок,
Чтоб я и умирая мог сказать,
Что умираю за отчизну-мать.
Сентябрь 1942

111. ПОЭТ

Всю ночь не спал поэт, писал стихи,
Слезу роняя за слезою.
Ревела буря за окном, и дом
Дрожал, охваченный грозою.
С налету ветер двери распахнул,
Бумажные листы швыряя,
Назад отпрянув, яростно завыл,
Тоскою сердце надрывая.
Идут горами волны по реке,
И молниями дуб расколот.
Смолкает гром.
                         В томительной тиши
К селенью подползает холод.
А в комнате поэта до утра
Клубились грозовые тучи,
И падали на белые листы
Живые молнии созвучий.
В рассветный час поэт умолк и встал.
Собрал и сжег свои творенья
И дом покинул.
                     Ветер стих. Заря
Алела нежно в отдаленьи.
О чем всю ночь слагал стихи поэт?
Что в этом сердце бушевало?
Какие чувства высказав, он шел,
Обласканный зарею алой?
Пускай о нем расскажет бури шум,
Ваш сон вечерний прерывая,
Рожденный бурей чистый луч зари
Да в небе тучка огневая…
Сентябрь 1942

112. ЗВОНОК

Однажды на крыльце особняка
Стоял мальчишка возле самой двери,
А дотянуться пальцем до звонка
Никак не мог — и явно был растерян.
Я подошел и говорю ему:
«Что, мальчик, плохо? Не хватает роста?..
Ну, так и быть, я за тебя нажму.
Один звонок иль два? Мне это просто»,
— «Нет, пять!» — Пять раз нажал я кнопку.
А мальчик мне: «Ну, дяденька, айда!
Бежим! Хоть ты большой смельчак, а трепку
Такую нам хозяин даст, — беда!»
Декабрь 1942