Любовь и Ненависть - Эндор Гай. Страница 81

Все его дочери были отправлены в отдаленные монастыри. Сыновьям удалось бежать. Семейная собственность Каласов была продана на торгах и отчислена в казну короля Франции. Старуха мать куда-то исчезла.

Вольтер развил сверхбурную деятельность. Он занимался перепиской; сочинял памфлеты, вел борьбу с Руссо; по просьбе дальнего родственника Корнеля [233] готовил его собрание сочинений; по заказу русской императрицы Екатерины II работал над историей Петра Великого; строил на территории своего поместья коттеджи; занимался финансовыми делами и писал пьесы (без них он просто не мог существовать). Вольтер добавил к своим пяти письменным столам в кабинете шестой, за которым он проведет несколько лет, пытаясь добиться пересмотра дела Каласов.

Вольтер написал семь анонимных памфлетов по судебному делу, прежде всего ставший таким популярным «Трактат о терпимости». Это произведение приписывали некоему месье Герману. Своему знакомому, маркизу де Шовену, он объяснял:

— Можно сильно повредить делу Каласа, если люди заберут в свои глупые головы, что я мог такое написать.

Еще одного любопытного он успокаивал: «Я могу вам назвать имя того священника, который написал сей памфлет». Но даже в далекой Америке Бенджамин Франклин узнал стиль Вольтера и приветствовал его памфлет как «книгу могучую, способную покончить с фанатизмом».

Вольтеру предстояло перевести свой памфлет на немецкий, английский, голландский и другие языки, распространить его по всей Европе. Несколько копий было сожжено по требованию Папы и по приказу французских властей, но, несмотря на все усилия, предпринятые полицией, все больше и больше экземпляров попадало в руки парижан. Под требованием освободить семью Калас первой подписалась английская королева! За ней императрица России. Польский король. Множество германских принцев и принцесс. Вольтер писал герцогине Сакской-Готской по этому поводу: «Какое чудо свершилось во франции! Простые люди, судя по всему, способны заставить суд пересмотреть свое решение. И это тем более невероятно, что судебное дело касается протестантки мадам Калас. И какой протестантки! Без какой-либо репутации, без денег в кармане, муж которой осужден как преступник и колесован. Способны ли Вы себе представить, что такого можно добиться без денег? Нет, нет и нет. Напротив, нужно начать новый сбор средств. Нам необходимо Ваше имя, прошу, возглавьте наш комитет. Чтобы оно появилось в верхней части нашего списка доноров».

Действительно, этот Вольтер-инкогнито сделал мадам Калас такой знаменитостью, что даже вызвал к ней любопытство короля Франции, Людовика XV, который проявил симпатию к этой несчастной страдалице. И вот наконец мадам Калас появилась в Версале. При дворе. Перед их королевскими величествами. Монарх любезно вручил этой женщине солидную сумму денег, чтобы она добилась справедливости в его судах!

Вольтер аж стал кудахтать от удовлетворения. «Пусть теперь попробуют сказать, что при монархах нет справедливости! Что земля Швейцарии отличается от земли Франции. Ничего подобного! Справедливость существует повсюду. Там, где этого хочет народ. Где он этого требует!»

Вольтер еще не закончил дело семьи Калас, как взялся за дело Сирвена. Потом — д'Эспинэса, Лалли. И наконец — за это ужасное дело кавалера де Ла Бара. Само собой, не все эти люди были протестантами. Но в каждом случае Вольтеру пришлось вести упорную борьбу за торжество справедливости.

Например, кавалер де Ла Бар был католиком. Он еще не достиг совершеннолетия. Его вместе с друзьями обвинили в святотатстве по отношению к распятию. Никто не стал слушать протест молодого человека, который утверждал, что никогда не уродовал деревянный крест. Он лишь вовремя не сдернул шляпу, когда религиозная процессия с крестом проходила по улицам Абевиля. Когда провели обыск в его комнате, то, к его несчастью, обнаружили «Философский словарь».

Друзья де Ла Бара разбежались, а его схватили, подвергли пытке и вынесли такой приговор: отрезать язык, отрубить голову, а тело сжечь. А в довершение всего — во время мучительной казни положить к его ногам том «Философского словаря» Вольтера. С тем чтобы связать с этим преступлением имя великого француза. Как бы предать казни и автора этой книги? Словно тем самым мерзкие палачи хотели сказать: «Как жаль, что мы не можем сжечь тебя, Вольтер! Но мы покажем тебе на примере тела Де Ла Бара, что мы с тобой сделаем, когда доберемся до тебя. В любом случае мы продемонстрируем читателям твоих памфлетов, что им грозит. Так что пусть поостерегутся!»

Но палач оказался добрее абевильских судей. Он только притворился, что вырвал несчастному язык. Он вызвал лишь небольшое кровотечение. А сам прошептал юноше:

— Если будешь вести себя так, как я скажу, ты не почувствуешь ни малейшей боли.

— Скажите, что мне делать, — прошептал де Ла Бар. — Вы убедитесь, что я уже не ребенок.

Он положил голову на плаху, на то место, которое ему указал палач. Ему было всего девятнадцать лет…

Вольтер, охваченный ужасом от всего этого, писал один памфлет за другим. Письмо за письмом. Он умолял отомстить за несчастного парня. Просил его реабилитировать, хотя бы посмертно. Вольтер, правда, хотел заодно и сам спастись от такой страшной судьбы. И выручить многих других, разумеется.

Ну а дело мадам де Бомбель, которую бросил муж вместе с ребенком, так как она была протестанткой, а он — католиком. Суд постановил, что у нее нет вообще никаких прав, что фактически она не была замужем. Просто любовница — и все. А ребенок — незаконнорожденный.

И так одно судебное дело за другим. До тех пор, пока весь мир не узнал, что Вольтер — поборник справедливости. Он говорил:

— Те, кто зажигают по вечерам свечи, чтобы поклониться Богу, должны терпимо относиться к тем, кто довольствуется лучами его Солнца… Те, что надевают белые одежды, чтобы в них преклонить колени перед Богом, не должны презирать того, кто делает то же самое в простой темной накидке.

Как быстро «маленький» Жан-Жак опять оказался в темной неизвестности, откуда недавно ему с таким трудом удалось выбраться! Конечно, это опять произойдет, но не сейчас.

А Вольтер тем временем брался за новое дело. На сей раз его подопечным был некто Роберт Ковель. Его история не вызывала особой жалости. Он был молодым женевским буржуа, обладал отменным аппетитом к женщинам, многие из которых имели от него детей. За свои «подвиги» он был осужден. Ковелю предложили выплатить компенсацию за причиненный этим дамам моральный ущерб. В соответствии с кальвинистской традицией ему предстояло ползать на четвереньках перед представителями власти и в такой позе просить Бога простить его за разврат.

Узнав обо всем этом, Вольтер рекомендовал молодому человеку не делать этого. Что за идея пришла им в голову! Эти люди так гордятся своим целомудрием, что считают себя вправе заставлять других елозить перед ними на четвереньках! Люди, которые настолько сбиты с толку, что даже не понимают, что у Творца были на то Свои убедительные резоны, если по Его велению плоть женская тянется к мужской. Бог, который слишком хорошо знал, сколько вокруг целомудренных и строгих дураков. Они наивно полагают, что своим дурацким поведением доставляют Ему большое удовольствие. Поэтому они и стараются изо всех сил — не позволяют остальным вести себя по другому.

Ради дела Ковеля Вольтер старательно изучал вопрос о коленопреклонении на протяжении всей истории и потом осудил это унизительное наказание с такой страстностью, что оно было отменено и убрано из статуса Женевы. Вскоре выяснилось, что в законах такого наказания не было вовсе. А ведь такому унижению подверглось более трех тысяч человек!

Вольтер испытывал дополнительное удовлетворение от своего ходатайства за Ковеля. Каждый раз, когда в поместье Ферней появлялся этот молодой человек, чтобы посоветоваться со своим защитником, лакей Вольтера громко кричал:

— Месье развратник!

Месье развратник, улыбаясь, входил в кабинет Вольтера, с гордостью осознавая, что ночные похождения обеспечили ему надолго такой почетный и редкий титул.